Заговор букв

Ворона, опровергая Крылова, начинает говорить его словами, но, как кажется, лишенными содержания. Или приобретающими иное содержание? Да и что такое, собственно, содержание басен Крылова? Если верить блестящим разборам Л. С. Выготского в «Психологии искусства», целью крыловских басен является «чистый комизм», а не плоское нравоучение или однозначная (а она иной и не бывает) аллегория. То есть речь идет о художественном эффекте, достигаемом с помощью единственного материала литературы – языка. В этом смысле лейкинская ворона использует крыловские формулы ровно с той же целью.

Отчасти повторим то, что уже сказано выше: нам кажется, что в стихотворении Лейкина главным героем является фарс языка, который при более патетическом настрое можно представить как драму или даже трагедию. Классический русский язык, язык русской литературы – это уже не наш язык. Можно спорить о том, стал язык современной литературы (например, поэзии) более или менее русским, чем тот, классический, но едва ли эти споры имеют смысл (у нас нет уверенности, что они имели смысл и во времена Шишкова и Карамзина). Ясно лишь то, что он – язык русской классики – никуда не уходит, а постепенно погружается в подвал языкового сознания. Иногда обломки всплывают, перемешиваются с более поздними явлениями – этот-то процесс, как ироничный его наблюдатель и непосредственный участник, фиксирует современный поэт Вячеслав Лейкин в стихотворении «Монолог».