Заговор букв

2

Ремарки в пьесе А. Вампилова «Утиная охота»

Если говорить о драме как о роде, то главной особенностью драматического рода является видимое отсутствие автора. Правда, у автора есть могучий агент влияния – ремарки, но в случае злоупотребления ими драма превращается в сценарий либо в такой специфический жанр, как режиссерские записи на полях пьесы. Конечно, драматургия ХХ века несколько изменила представление об авторских ремарках. Например, у Б. Шоу они превращены в почти самостоятельные вкрапления художественной прозы в драматический текст. А если мы посмотрим на первые страницы вампиловской «Утиной охоты», то с удивлением обнаружим, что текст ремарок по объему значительно превосходит текст собственно реплик. С обширной ремарки все и начинается.

Городская квартира в новом типовом доме. Входная дверь, дверь на кухню, дверь в другую комнату. Одно окно. Мебель обыкновенная. На подоконнике большой плюшевый кот с бантом на шее. Беспорядок.

На переднем плане тахта, на которой спит Зилов. У изголовья столик с телефоном.

В окно видны последний этаж и крыша типового дома, стоящего напротив.

Над крышей узкая полоска серого неба. День дождливый.

Раздается телефонный звонок. Зилов просыпается не сразу и не без труда.

Проснувшись, он пропускает два-три звонка, потом высвобождает руку из-под одеяла и нехотя берет трубку.

Конечно, это нельзя назвать художественной прозой. Но подвергнуть этот текст анализу как художественную прозу можно, потому что все в нем значимо. Задается место действия, интерьер, который по всем канонам должен характеризовать героя. Однако дом, в котором происходит действие, «типовой», мебель «обыкновенная», из окна видна крыша дома напротив – тоже «типового». Только две детали могут обозначить индивидуальность героя – «плюшевый кот с бантом» и «беспорядок». Впрочем, кот обозначает только то, что герой недавно справил новоселье, а в новую квартиру полагается для начала запустить кошку. И характерно в этом коте только то, что он не живой, а плюшевый. То есть герою остается только беспорядок. Беспорядок среди убогого советского стандарта рубежа 70-х годов – то, что характеризует Зилова? Пока мы можем это лишь предположить.

Узнаём мы и еще кое-что, например о погоде. День серый, дождливый. Что делать, такая жизнь – серая и типовая. И поэтому Зилов мечтает о празднике – утиной охоте. А в ожидании праздника вносит в этот серый неопрятный порядок свою долю беспорядка, правда, тоже серого и неопрятного. Зилов на тахте, с трудом освобождающий руку из-под одеяла, – да это помесь гончаровского Обломова (тот ведь тоже мечтал об ином порядке) и набоковского Ганина (а этот стремился к празднику от берлинских серых будней).

Зилов. Да?..

Пока эта содержательная реплика, в отличие от ремарок, ничего не в состоянии сказать нам о герое. Но и после нее именно из текста ремарок мы черпаем информацию о Зилове.

Маленькая пауза. На его лице появляется гримаса недоумения. Можно понять, что на том конце провода кто-то бросил трубку.

Странно… (Бросает трубку, поворачивается на другой бок, но тут же ложится на спину, а через мгновение сбрасывает с себя одеяло. С некоторым удивлением обнаруживает, что он спал в носках. Садится на постели, прикладывает ладонь ко лбу. Весьма бережно трогает свою челюсть. При этом болезненно морщится. Некоторое время сидит, глядя в одну точку, – вспоминает. Оборачивается, быстро идет к окну, открывает его. С досадой махнул рукой. Можно понять, что он чрезвычайно недоволен тем, что идет дождь.)

Зилову около тридцати лет, он довольно высок, крепкого сложения; в его походке, жестах, манере говорить много свободы, происходящей от уверенности в своей физической полноценности. В то же время и в походке, и в жестах, и в разговоре у него сквозят некие небрежность и скука, происхождение которых невозможно определить с первого взгляда. Идет на кухню, возвращается с бутылкой и стаканом. Стоя у окна, пьет пиво. С бутылкой в руках начинает физзарядку, делает несколько движений, но тут же прекращает это неподходящее его состоянию занятие. Звонит телефон. Он подходит к телефону, снимает трубку.

Из того, что Зилов удивляется, что спал в носках, из осторожного ощупывания челюсти мы можем догадаться, что вчерашний зиловский день закончился бурно и герой едва ли помнит, как именно. Обычно это бывает с комическими персонажами. И хотя «Утиную охоту» трудно назвать комедией, комические элементы занимают в ней значительное место. Такой квалифицированный драматург, как Шекспир, отлично понимал механику чередования комического и трагического. В «Гамлете», одной из самых мрачных его трагедий, около десятка комических сцен, в том числе и грубо фарсовых.

Впрочем, после нескольких комических жестов следует описание, никак не вытекающее из того, что зритель уже увидел. Скорее, это характеристика Зилова, рассчитанная на режиссера и актера – исполнителя этой роли. И в этой ремарке мы обнаруживаем очень знакомые детали, касающиеся «походки, жестов, манеры говорить». Знакомые – по роману Лермонтова «Герой нашего времени», а если точнее – по портрету Печорина из новеллы «Максим Максимыч». Именно оттуда взято крепкое сложение Зилова, свобода поведения и уверенность в своих силах, сочетание небрежности и скуки; даже оговорка «в то же время» – отражение противоречий в портрете Печорина. Конечно, трудно представить Печорина, не могущего вспомнить, кто заехал ему вчера в челюсть, пьющего с утра пиво и параллельно пытающегося делать физзарядку; но ведь Зилов – Печорин советский, то есть сниженный, изгаженный и опошленный. Недаром и того и другого гениально сыграл Олег Даль, один из главных специалистов по образу лишнего человека, в том числе советского (кроме «Утиной охоты», вспоминается еще и культовый фильм «В четверг, и больше никогда»).

Зилов. Ну?.. Вы будете разговаривать?..

Тот же фокус: кто-то положил трубку.

Шуточки… (Бросает трубку, допивает пиво. Поднимает трубку, набирает номер, слушает.) Идиоты… (Нажимает на рычаг, снова набирает номер. Говорит монотонно, подражая голосу из бюро погоды.) В течение суток ожидается переменная облачность, ветер слабый до умеренного, температура плюс шестнадцать градусов. (Своим голосом.) Ты понял? Это называется переменная облачность – льет как из ведра… Привет, Дима… Поздравляю, старик, ты оказался прав… Да вот насчет дождя, черт бы его подрал! Целый год ждали и дождались!.. (С недоумением.) Кто разговаривает?.. Зилов… Ну конечно. Ты что, меня не узнал?.. Умер?.. Кто умер?.. Я?!. Да вроде бы нет… Живой вроде бы… Да?.. (Смеется.) Нет, нет, живой. Этого еще только не хватало – чтоб я умер перед самой охотой! Что?! Не поеду – я?! С чего ты это взял?..

Что я, с ума сошел? Подожди, может, это ты со мной не хочешь?.. Тогда в чем дело?.. Ну вот еще, нашел чем шутить… Голова-то, да (держится за голову), естественно… Но, слава богу, пока цела… Вчера-то? (Со вздохом.) Да вот вспоминаю… Нет, всего я не помню, но… (Вздох.) Скандал – да, скандал помню… Зачем устроил? Да вот и сам думаю – зачем? Думаю, не могу понять – черт знает зачем!.. (Слушает, с досадой.) Не говори… Помню… Помню… Нет, конца не помню. А что, Дима, что-нибудь случилось?.. Честное слово, не помню… Милиции не было?.. Свои? Ну, слава богу… Обиделись?.. Да?.. Что они, шуток не понимают?.. Ну и черт с ними. Переживут, верно?.. И я так думаю… Ну ладно. Как же мы теперь? Когда выезжаем?.. Ждать? А когда он начался?.. Еще вчера? Что ты говоришь!.. Не помню – нет!.. (Ощупывает челюсть.) Да! Слушай, а драки вчера не было?.. Нет?.. Странно… Да, кто-то врезал. Разок… Да, по морде… Думаю, что кулаком. Интересно кто, ты не видел?.. Ну не важно… Да нет, ничего страшного. Удар вполне культурный…

Интересно, что реплики Зилова дают нам мало нового по сравнению с уже прочитанными авторскими ремарками. Конечно, Зилов не контролирует ход событий полностью, как это когда-то делал Печорин, а тяготение Печорина к конфликтам доведено у него до склонности к вульгарным скандалам. Печоринских представлений о чести у Зилова тоже нет: «культурные» удары не кажутся ему оскорблением, которое смывают кровью. То, что он оказывается мишенью для шутников, тоже не вполне по-печорински (мы помним, что в «Княжне Мери» произошло с подобными шутниками). Но все-таки одна реплика показывает его не как сниженный вариант Печорина, а как Зилова: «Этого еще только не хватало – чтоб я умер перед самой охотой!» Значит, есть у Зилова ценность, святое, нечто за душой, чего не было у Печорина. И это говорит о том, что он сможет быть драматическим героем. И это позволяет говорить о том, что Зилов еще жив, несмотря на траурный венок, который ему принесут через несколько секунд. Нет, уже принесли.

Стук в дверь.

Дима! А что, если он зарядил на неделю?.. Да нет, я не волнуюсь… Ну ясно… Сижу дома. В полной готовности. Жду звонка… Жду… (Положил трубку.)

Стук в дверь.

Войдите.

В дверях появляется венок. Это большой, дешевый, с крупными бумажными цветами и длинной черной лентой сосновый венок. Вслед за ним появляется несущий его мальчик лет двенадцати. Он всерьез озабочен исполнением возложенной на него миссии.

Еще одна издевательская ремарка – вполне в духе шекспировской сцены с могильщиками. И именно она задает основной вопрос пьесы: жив ли Зилов? Да, все вокруг мертво, даже кот на подоконнике – и то неживой. Но есть ли шанс на воскресение у героя? А у остальных? И что будет с миром, центром которого становится заживо хоронимый Зилов?

Часть IV

Как бы послесловие к прозе