Заговор букв

Неромантический герой. Портрет Обломова

Классический русский роман начинается с описания главного героя. Можно сказать, что из всех классических русских романов «Обломов» – самый классический, своего рода норма и образец. Перед тем как приступить собственно к анализу первых страниц романа, на которых портрет героя и располагается, позволим себе небольшое отступление о русском реализме.

Во-первых, перечислим черты, наличие которых позволяет отнести произведение к числу реалистических. Следуя принципу необходимости и достаточности, выделим три такие черты.

В реалистическом произведении мы сталкиваемся с типическим героем в типических обстоятельствах. Это не значит, что герой лишен индивидуальности, но он обусловлен значимыми на данный момент тенденциями жизни. Если в обществе сформирован тип маргинала, то писатель-реалист заинтересуется маргиналом (в сущности, все лишние люди, в том числе Обломов, – маргиналы и в то же время представители весьма распространенного типа). Что касается обстоятельств, то они должны быть типическими в глазах читателя. Пушкин писал «Евгения Онегина» для европейски образованного читателя, чувствующего себя в высшем свете своим. Для такого читателя обстановка, в которой воспитывался Онегин, – самая обыкновенная. Но уже для читателя среднего класса высший свет Петербурга и Москвы – настоящая экзотика, дающая повод воспринять Онегина как романтического героя (что и произошло с Татьяной).

Характер и судьба героя формируются средой его обитания, а сам герой также оказывает влияние на среду и в свою очередь формирует ее. Это «правило» можно было бы сформулировать иначе: герой дается в максимальном количестве связей с окружающим миром. Если эти связи выходят за пределы естественного, это не значит, что перед нами не реалистическое произведение. Фантастика реализму не помеха, что доказывают примеры Гоголя и Достоевского. Романтический герой всегда противопоставлен среде и как бы парит в безвоздушном пространстве: романтизм отменяет закон тяготения, который должен быть учтен писателем-реалистом.

Герой не остается внутренне неизменным в течение всего произведения, он дан в развитии. К умению показать внутренние изменения героя писатели шли долго. Онегин и Татьяна меняются, потому что перестают быть картонными фигурами и к концу романа становятся полноценными реалистическими героями. В Ленском потенциала равновесной перемены нет, и он должен погибнуть. В «Мертвых душах» есть только два героя с «историей» – Чичиков и Плюшкин. Остальные представляют собой намертво приколоченные к стенке повествования силуэты, их даже представить невозможно в развитии. Но и наиболее сложные герои изменяются линейно. Плюшкин постепенно из человека превращается в «прореху на человечестве», Чичиков неумолимо становится «подлецом». Попытка придать последнему более сложную траекторию во второй части поэмы – одна из причин краха всего замысла. Но уже Обломов может себе позволить график движения на манер гиперболы (схематично это выглядит так: падение – взлет – падение) и при этом смотрится весьма убедительно.

Исходя из этого, можно сказать, что русский реализм развивался в несколько этапов. Первым этапом было творчество Пушкина (с 1823 года), Гоголя (с середины 30-х годов), Лермонтова (после 1837 года, и то в определенной степени). Ими открываются и разрабатываются новые «правила» художественности, но изображение сложных внутренних движений пока остается делом будущего. Второй и третий этапы идут практически синхронно. На втором (творчество Тургенева, Гончарова, Островского) реализм входит в полную силу и одаряет литературу образцовыми произведениями. На третьем (творчество Достоевского, Л. Толстого, Салтыкова-Щедрина) учится нарушать собственные законы и приближается к пределам художественной выразительности. В четвертый период (в творчестве Чехова) метод доводится до предельного совершенства, начинаются осознанные поиски (главным образом в драматургии) новых путей.

Лирико-теоретическое отступление себя исчерпало. Приступим в его свете к теме нашего разговора – портрету Обломова.

Первое же предложение сообщает о герое тьму информации. «В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов». Известный петербургский методист Д. Н. Мурин, придерживающийся взгляда, что главная тема романа – противопоставление Запада и Востока, Гороховую улицу считает границей между ними. Невский проспект – настоящий европейский запад, Коломна (часть города за Сенной площадью) – уже русский восток. Взгляд этот кажется основательным, тем более что внимание писателя к западно-восточной проблематике в романе очевидно, что следует и из дальнейшего разбора. Гороховая также – граница социальная. Здесь живут люди среднего достатка – помещики средней руки, купцы, чиновники, снимающие квартиры в приличных доходных домах. Гончаров подает читателю знак: перед нами обычнейший герой в обычнейших обстоятельствах, один из множества. Но есть у него и индивидуальные черты. Например, он не просто спит в своей постели, а лежит в ней утром, то есть никуда не торопится; квартира у него «своя», то есть снятая не «от жильцов», как у Раскольникова, который, кстати, тоже зачастую полеживал, «думая о царе Горохе». Обломов не беден, свободен и ленив. Далее следует более пространная характеристика.

«Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока».

Этот текст надо воспринимать только в связи с портретом Манилова. Гончаров учится у Гоголя, продолжает его и спорит с ним, чуть ли не соперничает, пытаясь выполнить гоголевскую программу: «…эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, – эти господа страшно трудны для портретов. Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придется углублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд». Аккуратный и талантливый ученик, Гончаров тонко использует «Мертвые души», не упуская из виду и собственной задачи. У Манилова «черты лица… были не лишены приятности», Обломов также наделяется «приятной» наружностью, но без переизбытка «сахару». Манилов «большею частию размышлял и думал, но о чем он думал… разве Богу было известно», вольно порхающая мысль Обломова тоже лишена какой-либо определенности. Если эти параллели неубедительны, то через несколько страниц мы сталкиваемся с двумя-тремя развернутыми книгами, страницы которых «покрылись пылью и пожелтели»: можно не сомневаться, что это ближайшие родственники книги с «закладкою на четырнадцатой странице», которую (именно страницу, а не книгу) Манилов «постоянно читал уже два года». Даже фамилии героев похожи: почти совпадает звуковой комплекс. Но там, где у Гоголя резкая карикатура, Гончаров обходится мягкой иронией. И в следующем абзаце он прямо вступает с Гоголем в полемику.

«Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: “Добряк должен быть, простота!” Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой».

Учитель не увидел в Манилове души, в лучшем случае отнес ее к душам «мертвым». Ученик, «сильно напрягая внимание», душу в Обломове разглядел, да такую, что «ясно светилась в глазах». Учитель не обнаружил в Манилове никакого «задора» – ни тебе любви к борзым собакам, ни к музыке, славному обеду, картам и т. д. «У Манилова ничего не было» – фраза эта порождена, конечно, не только тем, что Гоголь не разглядел индивидуальности Манилова, но и задачей изобразить тип. Ученику же это кажется недостаточным, и он обнаруживает индивидуальность обломовской души – ее мягкость. Концовка абзаца явно пародирует гоголевские строки: «В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «какой приятный и добрый человек!» В следующую затем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «черт знает что такое!» и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную». Учитель предает маниловскую душу черту; ученик желает бороться за душу Обломова до конца. Это противостояние продолжится в критике: Добролюбов, обрушив праведный гнев на «байбака» Обломова, присоединится к Гоголю; Дружинин, лучше понявший Гончарова, – к гончаровскому человеку «поглубже и посимпатичнее».

Споря с Гоголем, Гончаров не стесняется использовать его приемы, вплоть до синтаксических ходов: «Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого». Сравним с фрагментом описания Чичикова: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». В обоих случаях мы видим попытку обозначить трудноуловимую середину путем отсечения крайностей. Гоголя больше интересует социально-психологическое лицо героя (впоследствии эта фраза будет развернута в целое рассуждение о толстых и тонких); Гончаров уделяет внимание индивидуально-психологическому. На протяжении страницы, которой и ограничивается собственно портрет Обломова, развивается тема обломовской мягкости – главной особенности героя. Выпишем все, что относится к этой теме, выделяя нужное.

«Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины».

«Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью».

«Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок…»

«Туфли на нем (на Обломове, а не халате. – В. П.) были длинные, мягкие и широкие…»

Если до сих пор мы отрабатывали в основном первое условие реализма – типичность героя, то здесь речь идет о соотнесении героя со средой, причем Гончаров сразу шагает значительно дальше общего места «натуральной школы», грешившей односторонним детерминизмом (вспомним тезис «среда заела», над которым иронизировал Достоевский). Тут герой влияет на среду, распространяя присущую ему мягкость на мир окружающих его вещей. По ходу романа выяснится, что внешне пассивный Обломов мощно влияет и на людей, распространяя ровный (мягкий) свет любви, заражающий бездельника Захара, безличного Алексеева, деловитого Штольца, эгоцентристку Ольгу, туповатую Агафью Матвеевну. Обломов, конечно, сотворен по образу и подобию мира Обломовки; но и сам он творит мир, наделяя его чертами своей личности. Обратим внимание на то, в каком порядке преподносится нам эта обломовская мягкость. Сначала речь идет о чисто физической особенности (мягкие плечи), затем об особенности его душевного склада (о ней читателю, впрочем, сообщили сразу, так что мы скорее находим подтверждение этой черте героя), и только потом мягкость как признак распространяется на окружающие Обломова вещи. Можно сказать, что мягкость распространяется от Обломова волнами, он является в романе центром ее излучения.