Заговор букв

II

Часть II, глава XVI. Штокман и мужики

Одним из самых спорных вопросов, возникающих при изучении «Тихого Дона», является вопрос о политических пристрастиях автора. С одной стороны, о чем тут спорить? Шолохов в мальчишеском возрасте служил в продотряде, все его высказывания политического характера, вплоть до обвинений в адрес Синявского и Даниэля, не оставляют нам шанса подозревать писателя в симпатии к «белым» – Михаил Александрович Шолохов, безусловно, «красный». Но автор художественного текста и автор пробольшевистской публицистики – это, если так можно сказать, два совсем разных персонажа. Вот один пример.

В наших руках – издание романа 1945 года. Роман еще совсем свежий, потому что закончен он был в 1940-м. Автор повествует, как несгибаемый большевик, опытный подпольщик (скольких таких героев, клонов Рахметова и Павла Власова, знает советская литература? Не сосчитаешь) Осип Давыдович Штокман исподволь занимается пропагандой, разъясняя люмпенам от казачества азы марксистского мировоззрения. Собственно, нас будет интересовать всего один абзац из диалога, причем этот абзац – фраза авторская: «Говорил он серьезно, как видно собираясь основательно растолковать. Валет удобнее подхватил сползавшие с верстака ноги, на лице Давыдки округлились губы, не прикрывая влажной кипени плотных зубов. Штокман с присущей ему яркостью, сжато, в твердых, словно заученных, фразах обрисовал борьбу капиталистических государств за рынки и колонии».

Бросается в глаза стилистическая разница между описанием Давыдки и пересказом речи Штокмана. Одно предложение – настоящее, шолоховское, другое точно взято напрокат из «Краткого курса истории ВКП(б)». О чем это говорит? О стилистическом конфликте Шолохова-художника и Шолохова-политика? Нет, этот абзац интересен даже не этим, об этом конфликте мы поговорим по поводу других эпизодов. Дело в том, что в более поздних изданиях отсутствуют два слова из последнего предложения. Эти два слова – «словно заученных». Шолохов (сам или с помощью бдительных редакторов) из казенной фразы о просветительской деятельности Штокмана убирает два слова, принадлежащие собственно ему, автору, содержащие авторское отношение к Штокману и авторскую оценку эпизода. Без этих слов мы видим автора-соцреалиста, создающего портрет героя по заданным официозом правилам. С этими словами мы видим автора-реалиста, иронизирующего над попугаем, напичканным большевистской пропагандой.

Это не единственный момент в книге, когда Шолохов-художник проговаривается так, как никогда бы не проговорился Шолохов-человек.