Том 2. Зубы желтого. 1919 год

3. В мешке

Тук-тук… А потом голос:

– Разрешите?

– Пожалуйста.

Входит в купэ Буцков. Он еще мрачней, чем был вчера, когда они подъезжали к Владивостоку. Садится. Закуривает.

– Как вам это нравится?

Балашев трясет головой…

– Совсем не нравится!.. – он вскидывает фуражку на затылок, – корявое, широкое лицо, простые добрые глаза. – Это чорт знает… что… Этот Солодовников меня сбил с толку… Я отказался и передал ему всю разработку операций… Солдатом пойду…

– Да, трудно здесь развернуться…

– Мешок!.. Настоящий мешок!.. А Гайда не видит или не хочет видеть…

Папиросу за папиросой курит Бурков и молчит, углубившись в свои думы.

Он вспоминает, как он уехал на фронт. Думал там развеять свои сомнения и снова поверить… И как все вышло наоборот. Он там увидел подлинную, неприкрашенную правду всего того, во что верил и за что боролся… и… вспомнилась баронесса… И показалась она ему тогда такой ничтожной и жалкой интриганкой… Но вспомнил он и другую женщину – Ольгу… И тогда захотелось ему умереть… Он бросался впереди полка в атаку… И долго его щадила пуля, а вот на Тоболе наконец дождался… Тяжело раненым его увезли в тыл. Долго лежал в лазарете в Омске и там окончательно выздоровел и от ран и от Колчака. Вышел – все равно, куда было идти… Думал уехать за границу, да вот Гайда подвернулся: поехал с ним… Приехал. И снова захотелось настоящей новой работы… за народ… Не с этими, с Гайдой… а вот с тем, кряжистым рабочим – от большевиков… с большевиками… А как подойти – еще не знал… И думал, думал…

Думал и Балашев тоже и о том же…

– Да, вот… – Балашев заговорил, – этот большевик, тоже… – разве они правильно решили…

Тук-тук-тук…

– Войдите! – Балашев на дверь.

Черный, в мохнатой шапке, надвинутой на самые глаза, и в шинели с поднятым воротником, входит человек.

Балашев и Буцков вопросительно смотрят, ждут.

– Я – Штерн!

– A-а, товарищ Штерн! – Балашов вскочил, – вот хорошо… Только что говорили: разве вы правильно решили оказывать пассивную поддержку?.. Ну, скажите, вот вы военный, вы лучше понимаете… Рабочие получат оружие… ввяжутся неорганизованно в бой без директив, без вашего непосредственного и решительного руководства… Что получится?..

– Вот за этим я и пришел сюда: мне Революционный Комитет поручил договориться о военной стороне восстания на случай развертывания операций и втягивания рабочих масс в борьбу.

– Что – сговориться!.. Я рассорился из-за диспозиции с Солодовниковым: Гайда ему больше верит… Вот он, – Буцков, тоже не хочет вмешиваться, – не любит эсэров… Ну, а вы?.. Не берете восстания в свои руки… – вот мы теперь сидим и думаем, как будем выбираться из этой ловушки…

Штерн задумался. Теперь он ясно понимал, как был он глубоко прав, думая о том же. Тут что-то было в корне и с самого начала неправильно. Ревкому надо было перерешить…

– Знаете… – вдруг Штерн к ним, – знаете… я согласен с вами… Завтра у нас при Ревкоме будет заседание военного отдела. Хотите принять в нем участие?.. Может-быть, еще не поздно… Поправим дело…

Глаза Буцкова блеснули радостью, он подался всем корпусом.

– Я согласен! – быстро ответил он.

– Я вы? – Штерн к Балашову.

– Придем вместе…

– Хорошо! Я за вами пошлю.

– … И Александр прав… Разве утерпят грузчики, когда у них будут винтовки в руках… Да и какой дурак утерпит!.. – Баев возмущенно машет руками. – А потом – эта дыра, этот проклятый вокзал… Я не военный и то вижу, что не выбраться оттуда… Разве это война?..

Кушков улыбнулся – толстый Баев, действительно, никак не походил на военного.

– Ну, что ты хочешь? Ведь не можем же мы брать на себя ответственность этой явной эсэровской авантюры…

– Да, авантюра!.. И нужно или совсем не вмешиваться… а уж если вмешаться, так брать инициативу в свои руки, а не так: «вооружаемся… пассивно поддерживаем…» – по-меньшевистски…

– Да как же ее брать в свои руки, если это авантюра?..

– Эх!.. – Баев злобно махнул рукою, – да рабочие-то… рабочие ее сами возьмут… ведь не удержать… злоба накопилась… Грузчики – так те прямо кипят…

– Ну, и что тогда? – Кушков с ехидством Баеву.

– А то, что… разгромят всех нас и больше всего грузчиков…

…– Правильно!.. Гениально придумано, господин полковник… Они там, как в мешке… Хорошо, да и рабочих расщелкаем…

– Да, ваше превосходительство.

Розанов подумал.

– Вы только особенно-то много рабочим не выдавайте оружия…

– Будьте покойны, генерал! У меня там есть надежный человек – еще из Омска со мной, – он будет следить за выдачей.

– Прекрасно!.. Значит, нужно сговориться с консульским корпусом сегодня же ночью?

– Да… генерал… сейчас же… От них требуется только внешняя «локализация» восстания.

– Да!.. Итак – начнем миноносцем в три, господин полковник?

– В три! – И Солодовников, чуть наклонив голову, повернулся на каблуках и вышел из кабинета.

– Уже час!.. – американский консул взглянул на часы.

– Да. Закончим заседание… Итак – я резюмирую, – начал Таро, – по докладу генерала Розанова – мы не вмешиваемся активно в подавление восстания, а только «локализуем район» двумя внешними цепями – японской и американской.

– Это все, что я прошу от вас! – генерал Розанов встал и поклонился.

Таро улыбнулся.

– Союзное командование согласно…

Черные, огромные, стальные змеи – с обеих сторон гайдовского поезда проползли, охватили, лежат настороженные.

Это два броневика – калмыковский и семеновский – в погоне за Гайдой пришли сюда.

Ждут.

Ночь. А ветер хлещет с дождем. Начинается тайфун.

Гайдовский поезд освещен – там идет лихорадочная работа: раздают оружие рабочим. Грузчики первые с Эгершельда вооружились. Прибывают также и воинские части, перешедшие от Розанова к Гайде.

Гайдовские часовые перекликаются:

– Женька!.. Товарищ Цевелев…

– Я! – сзади из-под вагона голос.

– Ты что там?.. – и Горченко, тоже часовой партизан, пришел из сопок, и тоже не выдержало партизанское сердце – уже здесь, – ты что там?..

– Да, вот к Калмыку добираюсь…

– Погоди, не торопись. Сказано – под утро мы их окружим.

И… у-у-у-у-х… ух… ух… жжжжжшш.

Разворачивается тайфун.

Уже три часа ночи.

В Ревком, весь залитый дождем, быстро входит Штерн. – Кушков… придется наше решение пересмотреть: там, в самом штабе Гайды, раскол. Балашов и Буцков высказывают ту же мысль, что и я говорил по поводу нашей резолюции о восстании, а также и на…

Бууммм…

Все вскакивают.

– Поздно!.. – Баев надевает шапку и выходит в ночь, в тайфун.