Том 2. Зубы желтого. 1919 год

1. Кимы

– Сколько у вас Кимов, – оборачивается Штерн, передавая приказ начальнику Корейского отряда.

– Много, товарищ Штерн! – Тот улыбается.

– Как у нас Ивановых, – смеется Баев.

– Дрались вы хорошо, товарищ Ким… – Штерн повернулся к нему совсем, – как настоящие партизаны-революционеры… Только… учить вас надо, дела военного совсем не знаете…

– Верно, товарищ Штерн…

– Ну, дело поправимо – я вам инструктора дам. А вот насчет политического просвещения вы уж сами как-нибудь наладьте работу, а с чем не справитесь – вот вам верный помощник… – Штерн на Баева.

– Я уж сговорился с товарищем Харитоновым.

– Ну, и хорошо.

– У нас это дело теперь наладится… – Ким запнулся.

– А что? – Штерн на него.

– Один кореец из наборщиков достал нам шрифт… – бронза Кимовых скул засияла: – газету свою будем выпускать…

– Хорошо… Только откуда этот кореец, наборщик?..

– Из Владивостока… Да и в Сеуле он работал, свой.

– Надежный?

– Совсем… Я даже явку на его брата в Никольске устраиваю…

– Ну, твое дело…

Губы младшего Кима оттопырились, и за кисточкой, обмакиваемой в тушь, они то раздвигаются, то вытягиваются, описывая соответствующие эллипсы и дуги такие, что ложатся на лист корейской партизанской газеты. Ким младший ее иллюстрирует карикатурами на японцев…

– У-у, макака… – выдувает Ким из трубообразно сложенных губ. А потом:

– Не нравится мне Цой… – тихо по-корейски добавляет он. – А ты его еще назначил начхозом отряда…

– Он дрался с японцами, как пантера… Что ты на это скажешь? Он принес нам типографию… – разве это мало?

– А все-таки… что то он не умеет глядеть на солнце…

– Ты очень недоверчив, брат.

– А разве это плохо?..

– Знаю…

– Когда среди наших бедных рабов столько предателей…

– Знаю…

Цой дрожит, прижимается к пряслу – глаза мутнеют, и где-то внутри их чуть блеснул свет и потух… – боком протискивается в калитку и пропускает мимо себя телегу, на которой сидит возница отца Павла. – А потом вдруг как-то неожиданно кричит:

– Эй, ты, слепой. Что не смотришь… – и к вознице – толкает его кулаком в грудь, потом дергает его и, покрутив еще рукою в воздухе, плюется.

Тот выезжает из двора анучинского попа и спускается в долину на Никольский тракт.

Цой идет к отцу Никодиму.

– Моя нада вози хлеба… – кричит он попу в окно со двора, – телега нада… штаба приказал… – бери моя…

И идет под навес к дрогам.

Поп раскрывает рот и хочет выругаться совсем не по-святому, но чья-то мягкая ладонь ему на рот…

– Успокойся, отец Никодим… за терпение бог воздаст вам сторицею, – отец Павел сзади.

– Угу… Э-э… – урчит отец Никодим, ничего не понимая.

А за околицею, уже на тракту, далеко за Анучино, возница копошится у себя за пазухой, а потом вынимает оттуда маленький комочек бумаги. Развертывает его. Читает. Злобный огонек в глазах, а глаза в сторону Анучино…

– У-у… боршуика! – сжимает кулак возница.

Это – капитан Нао.