Том 2. Зубы желтого. 1919 год

3. Хунхузский комиссар

Входит цепочкой на обширный двор Одарковского завода хунхузский отряд. На каждой винтовке, как мак пылает – красный бантик, завязанный вверху на стволе, у шомпола.

Сзади отряда какая-то огромная железная труба, которую несут два хунхуза: она тоже перевязана красной лентой, – это – самодельная хунхузская пушка.

Впереди хунхузов старик.

Вдруг отскакивает от отряда, машет карабином и кричит что-то… Прыгает.

На полушаге остановлен отряд.

Потом все по команде – повертываются лицом к штабу и винтовки, блеснув затворами, прижимают к правому плечу.

Старик хунхуз бежит в штаб:

– Ваша!.. Начальника! встречай!.. – и подает Снегуровскому пакет от Штерна.

Снегуровский берет пакет и выходит на крыльцо штаба. Смотрит…

Хунхузский отряд развернулся шеренгой-цепью и держит на караул…

Старик хунхуз, церемонно широко шагая, снова подходит к крыльцу, так же берет свой карабин к плечу и рапортует:

– Капитана, моя шибко борщевика!.. – Тоже партизана… Игаян кампания… Моя к тебе воевать… Моя был у того, шибко большого капитана – Анучина…

– У Штерна?

– Штерна!.. Хунхуз улыбается. – Моя далеко ходи, Гирин ходи… Японыска… Макака моя воюй… Ир-рыбо… Много ирбо мой отряд ходи, Сеул ходи, макака стреляй…

Снегуровский улыбается – берет под козырек.

Хунхузы все сверкнули зубами – довольны…

Рапорт принят.

А потом они «дефилируют» мимо штаба, неся на руке свои новенькие винтовки.

Это – хунхузский парад.

Куо-Шан доволен – хорошо его принял штаб. Накормили его и его отряд. Теперь партизаны с хунхузами расположились кучками по зимовьям тайги у завода и дуют чай и гложут кукурузу…

И как-то разговаривают…

Приехали Шамов и Демирский, а с ними и Серков. Серков озабочен и с мешком сразу проходит на санитарный пункт.

Там он что-то долго шепчется с отрядным фельдшером Марченко. По временам раздается собачий визг, то жалобный скулящий вой.

– Ну-ну, потерпи!.. – уговаривает, точно человека, Серков свою подстреленную лайку, – погоди, сволочи, я им дам перцу…

– Ничего, кость цела… – Марченко успокаивает Серкова, делая лайке перевязку.

– Ууууууууу – жалобно скулит собака.

– Вот тебе Куо-Шан и товарищ от штаба! – говорит Снегуровский.

Бухта, командир левого фланга – широкоплечий, коренастый, белобрысый, с детской улыбкой синих не мигающих глаз – сидит тут же за штабным столом. Он учитель из Чернышовки и хороший партизан.

Совещание кончено. Выработаны меры связи и снабжения отряда Куо-Шана и назначен… комиссар.

– Вот тебе и комиссар в отряд! – Шамов потягивает табак, подаренный хунхузом, из тоненькой трубки, также преподнесенной им лично Шамову.

– Хо!.. Капитана – моя шибко знакома, есь! – говорит он, и морщится его старческое, черное от непроходящего загара, лицо. – Шибко хо, капитана!.. – И он хлопает по широкой спине Бухту.

– Он будет твоя помочника… – Снегуровский старается ему объяснить, – он хорошо знает воевать!.. Может командовать твоим отрядом, если ты захочешь…

– Ых!.. Шыбыка машинка, твоя!.. – И хунхуз Куо-Шан смеется желтым беззубым прокуренным ртом… Грозит пальцем Снегуровскому: – Хо!.. Шыбыка машинка, капитана, есь… Шыбыка хо, капитана!.. – И Куо-Шан шевелит выразительно большим пальцем руки, сжатой в кулак:

– Хо!!.

Бухта на утро уходит с хунхузским отрядом на левый фланг, а там дальше в прорыв между Днучинским и Спасским фронтами, к магистрали дороги, под деревню Черниговку. Прощаясь, Куо-Шан опять улыбается и грозит пальцем: – Шыбыка машинка, капитана, есь!..

Потом опять подымает большой палец и гортанно выкрикивает!

– Хо!!.