Друзья моря. Книга вторая. Кирион.

— Я поеду с тобой! Если ты откажешься взять меня, я поплыву за вами следом.

Кирион внимательно посмотрел на нее. Он сам умел поставить на своем и в свое время сбежал к Принцу на корабль, чтобы отправиться за отцом. Похоже, что Эльвинг тоже умела быть настойчивой и решительной.

— Хорошо, — согласился он, — но учтите… Операцией командую я, как и всеми людьми, которые едут со мной. Хотите ехать с нами — будете подчиняться мне не только как мужу, но и как командиру.

Эльвинг ненадолго задумалась.

— Я согласна.

— Как вы понимаете, никаких служанок, никакой свиты.

— Хорошо...

— Надо будет — переоденетесь в мужское платье.

— Да, если, по-вашему, это будет необходимо, — не сдавалась она.

Он кивнул и поцеловал ей руку.

Через несколько дней они отправились в Пеларгир. “Эльвинг неплоха для прикрытия, — подумал Кирион. — Никому в голову не придет, что я прибыл с супругой в Пеларгир, собираясь на охоту за Гнаружином.

Минастан весьма радушно принял снова любимого внука и его прекрасную супругу, устроив по этому случаю роскошный торжественный Вечер. Эльвинг никогда не возражала быть на виду, а теперь она была еще и с Кирионом. Она с упоением танцевала, ему же это было в тягость. “Надо же, я танцевал последний раз несколько лет назад и не разучился”. Потом он вспомнил, что единственное, что поначалу немного огорчало мать в браке с отцом, — это то, что он не умел танцевать, а учиться у него попросту не было времени.

На следующий день они покинули Дом Наместника и отправились в Поместье, где Кирион объявил челяди, что их господином отныне будет Фэамир. Потом братья побывали у гробницы, где лежали Эарнил, Альмариан и Инзиль.

Кириону стало горько. “Прошло больше десяти лет… Как рано он ушел...” Он вспомнил, как счастлив был, когда им удалось вырвать отца из лап Гнаружина. Кто бы мог подумать, что уже через шесть лет его не станет?.. Теперь он поедет и найдет Гнаружина. Второго деда его маленького сына. И, скорее всего, убьет… Интересно, что сказал бы отец, узнав, что они породнились с умбарским князем… И у них общий внук. Но кем бы ни был Гнаружин, он не найдет у него пощады. И это будет не местью. Это будет наказанием. Наказанием за плен и боль отца, которые ускорили его конец, за смерть юной Инзиль. Он не пощадил родную, любимую дочь… Значит, и он не заслуживает снисхождения.

По дороге к усадьбе Кирион вспоминал осунувшееся изумленное лицо постаревшего отца, который, считая его давно погибшим, снова услышал его голос. Его глаза, когда тот сорвал повязку и, боясь поверить, пытался разглядеть его.

Через день они сели на корабль.

— Скажи на милость, зачем ты ее с собой потащил? — спросил Фэамир. — Без нее намного лучше.

— Она напросилась. Сам бы я ее никогда не взял.

— Не смог настоять на своем, значит.

— Не всегда нужно любой ценой настаивать на своем. Иногда можно и уступить. Возможно, от нее будет даже какая-то польза… Кто знает.

— Жди…

Эльвинг вышла на палубу, и Фэамир, усмехнувшись, отправился к Эделиону. Молодая женщина подошла, села рядом с мужем и обняла его. Он, не задумываясь, приобнял ее в ответ. Теперь они вместе смотрели на море. Про себя же Кирион подумал, что с радостью променял бы день с надоедливой супругой на несколько минут рядом с отцом.

Время на корабле летело одновременно и быстро, и медленно. Жена не давала Кириону скучать, но если вечера были приятны, то днем она в основном утомляла его. “Смогу ли я когда-нибудь полюбить ее…” — размышлял он, с грустью и восхищением вспоминая чувства родителей. Они любили друг друга и разлучились. Они же с Эльвинг будут жить долго и... “счастливо”.

Когда, спустя восемь дней, парусник вошел в умбарский залив, Кирион отправился к жене.

— Завтра мы должны войти в гавань, миледи. Нам нельзя привлекать к себе внимание. Все оденутся очень скромно. Попрошу вас облачиться в мужское платье и выдать себя за юношу.

— Скажи… Мы женаты два месяца, но ты до сих пор не начал говорить мне “ты”…

— Эльвинг, мы сейчас говорим не об этом.

— У меня нет мужской одежды.

— У меня есть.

— Твоя не подойдет мне по размеру.

— Подойдет. Я купил ее для вас в Пеларгире.

Она не сумела скрыть недовольства, но промолчала.

— Раз ты такой запасливый, то я поеду с вами и дальше, — заявила жена.

— Это опасно.

— Если ты погибнешь, мне незачем будет жить.

— Если с вами случится несчастье, а я уцелею, ваш батюшка отрубит мне голову. А мне она еще пригодится. По крайней мере, пока не вырастет Эрейнион.

В Умбаре они остановились на весьма скромном постоялом дворе.

— Небо, что это за “дыра”? — пробормотала Эльвинг.

В мужском платье ей было непривычно, а гостиница привела в ужас.

— Миледи, я согласен, что это не лучшая гостиница, но, надеюсь, Гнаружину и его соглядатаям не придет в голову, что мы можем тут остановиться.

На следующий день Аксантур и Кирион отправились на встречу с Бэлзагаром. Была разбита еще одна кружка, и Кирион снова сидел в тайной комнатке позади лавки.

— Значит, теперь вам нужен сам Гнаружин, — произнес торговец керамикой.

— Да.

— Он в Кундарш-Инкане. С женами, — многозначительно добавил Бэлзагар, глядя на Кириона.

— Благодарю.

Через какое-то время они покинули лавку. Кирион для отвода глаз купил небольшой серебряный кувшин, и они молча пошли обратно в гостиницу. Аксантур был невозмутим и неизменно пребывал в хорошем расположении духа. Одетый на умбарский лад, со своей собственной седой бородкой, он не только был похож на местного жителя, но, похоже, чувствовал себя им.

— Что скажете, господин капитан? — спросил молодой человек, когда они вернулись на постоялый двор. — И разве царь Кундарш-Инкана не наш союзник?

— На словах — да.

— Меня удивляет, что Гнаружин рискует там надолго оставаться… Ведь, насколько я помню из рассказов отца, они когда-то выдали несколько знатных умбарских князей Элессару.

— Царь с тех пор поменялся. Его сверг один из сыновей. Формально он остался союзником Гондора… Но Гондор в этих краях никому не нужен. Царство сильное по харадским меркам и в протекторате не нуждается. И с умбарцами они всегда неплохо уживались. Те господствовали в основном на море, а царь грабил сопредельные харадские княжества.

— Когда я был ребенком, я не понимал, зачем без конца воевать. Потом отец объяснил мне.

— Что же он тебе сказал?

— Что чем больше земель у государства, тем больше жителей, которые работают на верхушку, и тем дальше расположена Столица от границ. В дополнение к этому, все цари имеют армию, которую нужно содержать, что непросто в мирное время. А если воинам не понравится то, как они живут, они могут обратить оружие против своих же владык.

— Совершенно верно. Поэтому мира в Харадских государствах и княжествах не будет никогда. Да и Нумернор с Гондором вели себя немногим лучше в пору расцвета. Просто были не столь жестокими и кровожадными.

— Не знаю, конечно, но, по-моему, лучше быть под Гондором, чем под местными владыками.

— Возможно, хотя простым людям бывает нелегко и в Гондоре. Ну, а то, что очередной князь или царь объявляет себя нашим союзником, на жизни обычных людей никак не сказывается.

— Что будем делать?

— Отправимся в Инкан.

— В качестве кого?

— Надо подумать. Нам ведь даже отчасти повезло, что он в Инкане.

— Почему?

— Это большой и важный город в этих краях, и туда стекается множество путей. Если разделиться на две-три группы и отправиться туда порознь, это не должно вызвать особых подозрений.

— Но все же в качестве кого мы туда отправимся?

— Торговцы. Это проще всего.

— Чем будем торговать?

— Увидим. Пока можно купить сундуков и ларей. Немного тканей и безделушек. Надеюсь, Элессар дал тебе с собой достаточно средств?

— Думаю, да. И еще мне дал денег принц Фарамир.

— Замечательно. Нужно решить, на сколько частей разделимся и кто в какой будет.

— Я хотел бы быть с вами. Если вы поедете, конечно... Принцесса, как вы понимаете, останется в Умбаре… Фэамир поедет со мной. Ему всего двадцать, и я хочу присматривать за ним. Эделион тоже не захочет меня оставить.

Вечером Кирион собрал главную часть отряда и рассказал о их с капитаном Аксантуром плане. Через два дня первая группа, в которую входили Аксантур, Кирион, Фэамир, Эделион и еще несколько воинов, выехала в сторону Кундарш-Инкана. Кундарш-Инкан был крупнейшим городом на севере Харада, и путь до него должен был занять не меньше недели. Пейзаж, как всегда, был довольно уныл, а путешествие — утомительным, хотя еще стоял май.

— Надо бы провернуть все это до лета, — заметил Аксантур Кириону. — Все-таки я уже стар, и мне будет непросто, когда начнется жара.

— В эту жару всем непросто. Я вот о чем подумал... Мы говорим на чистом вестроне… Из-за этого нас легко вычислить, как бы мы ни нарядились… И если на каком-нибудь постоялом дворе окажутся соглядатаи Гнаружина...

— Ты прав. Поэтому надо всех предупредить, чтобы на постоялом дворе молчали. Это не сильно кого-либо удивит… Здесь принято, чтобы говорили старшие, а остальные помалкивали.

— Конечно, можно говорить на Адунаике…

— Адунаик здесь и Адунаик в Гондоре знаешь, как отличаются?

— Вы правы.

— Ты, естественно, не говоришь по-харадски? Это самый беспроигрышный вариант. Гондорцы крайне редко его знают, и человек с хорошим харадским никогда не вызовет подозрений.

— Отец знал… Я, к сожалению, почти нет…

— В Гондоре продолжают учить языки эльфов, хотя в Средиземье их почти не осталось, — хмыкнул Аксантур.

— Да, у меня хороший Синдарин и неплохой Квэниа… Хотя… — Кирион нервно усмехнулся.

— Хотя что?

— Моя супруга заявляет, что у меня ужасный гондорский акцент.

— У тебя мама не эльф.

— И хвала Небу. Они такие... странные. Могу ошибаться… Но мне кажется, они очень медленно взрослеют, и в сто лет еще наивны и часто поверхностны. Наш век — короткий, и мы торопимся жить и чувствовать. Они же... как дети. Причем, не лучшие дети.

— Супруга говорит с тобой на Квэниа?

— Иногда. Особенно по вечерам. Она очень любит этот язык.

— Скорее, она любит свою особенность.

— Думаю, вы правы, капитан.

— Жалеешь, что женился?

— Жизнь не оставила особого выбора. Или, вернее, не жизнь, а Король с любимой дочерью. Из-за них я оказался в тупике. Не отправь Элессар меня в Харондор, я бы не встретился с Инзиль… Не потерял ее… У меня не было бы сына, которого мне нужно было бы узаконить. А так — теперь я их раб.

— Ну, про раба громко сказано.

— По-моему, все мы в той или иной степени их рабы… Как он обращался с моим отцом… Никогда не щадил его. Даже в последний год службы Блюстителем… Пока он совсем не слег. — На глаза Кириона навернулись слезы. — Никогда ему не прощу. За себя могу простить. Даже не простить, просто стиснуть зубы и смириться. А за отца — нет. Как и болезнь матери, и гибель Инзиль из-за моей ссылки.

Аксантур задумчиво вздохнул.

— Я никогда бы не поехал за Гнаружином ради Элессара. Я хочу, чтобы он перестал вредить Гондору. Кто знает, на что он еще способен и насколько у него длинные руки. Ему наверняка известно, что сын Инзиль уцелел, и я хочу обезопасить мальчика. Пока Гнаружин жив, я не могу быть спокойным за его судьбу, как бы мы ни берегли его. — Кирион вспомнил сынишку, и ему стало совсем грустно.