Сферы влияния

Границы дозволенного. Глава пятнадцатая

Гермиона аппарировала в кабинет, огляделась и недоуменно нахмурилась — он был пуст. Ее никто не ждал.

Часы уверенно показывали ровно пять часов после полудня, а Майкрофт раньше казался Гермионе человеком болезненной пунктуальности, из тех, для кого опоздание на пять-шесть секунд — уже серьезное преступление. Он написал, что ждет ее срочно, и сам не явился на встречу. Она осторожно прошла по кабинету и приблизилась к столу, на котором лежало несколько бумаг — возможно, произошло что-то из ряда вон выходящее…

Она не успела заглянуть в бумаги и закончить мысль — шею больно обожгло, как от укуса крупного насекомого, в глазах потемнело, и она кулем рухнула на пол. Последнее, что мелькнуло в гаснущем сознании, было «Хорошо, что на ковер».

Из угольной липкой черноты она вынырнула резко, проморгалась и огляделась — это был уже другой кабинет, но похожий на кабинет Майкрофта, разве что богаче обставленный. Мир шатался, но все-таки спустя несколько мгновений Гермиона сумела сфокусировать взгляд на единственном человеке в кабинете. Он был ей знаком.

Облокотившись на дубовый стол, в расслабленной позе стоял Рудольф Холмс. Гермиона дернулась и поняла, что привязана к чему-то вроде стула, причем руки связаны особенно тщательно — явно для того, чтобы она не могла колдовать без палочки. Постепенно к телу возвращались ощущения, и она смогла почувствовать, что ее рот заклеен чем-то липким.

— С пробуждением, мисс Грейнджер, — улыбнулся Рудольф, и Гермиона дала себе слово, что, если выберется из этой истории, в жизни больше не подумает ничего плохого об улыбке Майкрофта. — Не трудитесь говорить до тех пор, пока я не обращусь к вам с вопросом.

Гермиона пошевелила плечом. Нужно было хотя бы немного разогнать кровь, чтобы руки обрели подвижность. Увы, запястья были перетянуты очень туго. Об осознанном колдовстве речи быть не могло. Гермиона выдохнула — у нее оставалась надежда только на стихийную магию, но на нее нельзя было полагаться. Возможно, Рудольф захочет произнести речь — злодеи любят речи, а он, безусловно, относился к категории злодеев.

Он не собирался говорить речей, вместо этого в два шага приблизился к Гермионе, больно дернул клейкую ленту и спросил:

— Кто в правительстве страхует Майкрофта?

Гермиона сглотнула, и лента тут же вернулась на место, на ее рот. Рудольф повторил вопрос и добавил:

— Ты называешь имя. Быстро. Ни единого постороннего звука.

Он опять дернул ленту, давая Гермионе возможность говорить, и она тихо выдохнула:

— Никто.

Глаза Рудольфа сузились, превратившись в щелочки, он прошипел:

— Он не такой идиот, чтобы выступать против меня без поддержки. Имя, — без лишних эмоций он наотмашь ударил Гермиону по лицу — коротко и очень больно. Если бы не заклеенный рот, она бы вскрикнула от неожиданности.

«Соберись, Грейнджер!», — велела она себе и закусила щеку. Она же гриффиндорка. Они ничего не боятся. За первым ударов последовал второй — тоже по лицу, а потом Рудольф снова дал ей возможность говорить.

— Никто из магглов, — быстро сказала она. Это было правдой, и скрывать ее было бессмысленно. Если удастся переиграть Рудольфа, его знания уже будут не важны. А если выиграет он, то смысл потеряют любые ее слова.

Рудольф ругнулся и спросил:

— Что вы решили сделать со мной?

Гермиона ничего не ответила — в отличие от первого, это был опасный вопрос. Нужно было что-то придумать. Сейчас же.

Она всего раз в жизни чувствовала такую же беспомощность — когда в Малфой-мэноре ее пытала сумасшедшая Беллатриса Лестрейндж, в то время как Гарри и Рон были лишены палочек и заперты в подвале. Но они все-таки были рядом, а сейчас — никого. Рудольф снова ударил ее, в этот раз так, что массивным кольцом оцарапал щеку. Против воли из глаз брызнули слезы.

— Что. Вы. Решили. Сделать. Со мной? — по слову медленно повторил Рудольф.

Пальцы холодели от нехватки крови, оцарапанная щека горела, а голова гудела после снотворного. Магия совсем не чувствовалась.

— Мисс Грейнджер, — вздохнул Рудольф, — я все равно получу эту информацию. Возможно, на магов не подействуют психотропные вещества маггловского производства, но это не значит, то я не смогу сделать вам больно. Например, обеспечить героиновую ломку. Поверьте, очень неприятно.

— Волшебники этого так не оставят, — со всей имеющейся твердостью произнесла Гермиона, но ее голос все равно дрожал.

Сил колдовать все еще не было, а Рудольф, устало вздохнув, опять ударил ее по лицу.

— Мы найдем способ договориться, — заверил он ее таким тоном, словно они пили чай на террасе.

Гермиона подняла глаза наверх и начала судорожно осматривать стены. Картин было несколько: портрет королевы Елизаветы, двое каких-то сановников во фраках, пастораль с двумя пастухами и улыбчивой пастушкой, — но ни на одной не различалось даже малейшее шевеление. Потом бросила быстрый взгляд на камин — но он оставался пустым. Если Рудольф узнал о времени встречи, значит, Майкрофт так или иначе обезврежен и тоже не придет на помощь. Кингсли начнет искать ее не раньше, чем через два-три дня. Рон спохватится уже на следующий вечер, но переживать не будет — подумает, что она заработалась или на задании.

Повторившийся вопрос совпал с еще одним ударом, Гермиона сглотнула и вдруг почувствовала знакомое с детства раздражение и впивающиеся в кончики пальцев невидимые иголочки. С нее было довольно. Когда Рудольф снова замахнулся, волна яростной стихийной магии вырвалась из-под слабого контроля и ударила его в грудь, он нелепо взмахнул руками, пошатнулся и рухнул на спину, что-то сухо треснуло.

Дверь открылась рывком, впуская троих людей в черной форме вневедомственной охраны, один из них рявкнул:

— Всем на пол!

А потом из-за их спин донеслось:

— Отставить.

Майкрофт вошел в кабинет спокойной походкой, поигрывая зонтом-тростью, остановился, взглянул на Гермиону, хотел было что-то сказать, но вместо этого быстро приблизился к Рудольфу. Он все еще лежал на полу, глупо раскинув руки в разные стороны.

— Проверьте, — велел Майкрофт тихо. Стоящий ближе всех к нему мужчина убрал пистолет в кобуру, наклонился к Рудольфу, тронул шею и сообщил:

— Мертв.

Гермиона почувствовала, что в легких кончается воздух. В ушах зашумело, словно эхом отдалось: «Мертв».

Тот же мужчина, который касался кожи трупа, подошел к ней и снял со рта липкую ленту, аккуратно развязал руки и ноги, а потом отошел в сторону.

Майкрофт коснулся ребер дяди кончиком зонта и произнес в пустоту:

— Нелепо и не вовремя.

У Гермионы зуб на зуб не попадал.

— Уберите его в соседний кабинет. Инцидент должен оставаться тайным до моих особых распоряжений, — велел Майкрофт, а когда тело унесли, повернулся к Гермионе и заметил: — у вас слишком слабые нервы и слишком жесткие моральные принципы для политических игр, Гермиона.

Она нервно хмыкнула и спросила не своим голосом:

— Почему вы не пришли на встречу?

— Меня… задержали, — это слово Майкрофт произнес с каким-то особым нажимом, словно давая намек, но Гермиона не сумела его понять.

Она убила человека. Да, он схватил ее и бил, но ответная реакция была не пропорциональной. Она убила его. Собственным волшебством. Она прошла войну, ни разу не убив разумное существо, а теперь, в мирное время, просто защищаясь, лишила человека жизни.

Все мысли о том, что нужно держать лицо, исчезли. Они были совершенно не важными рядом с этим осознанием.

Майкрофт что-то еще сказал — кажется, о том, что теперь придется перестраивать всю схему, а Гермиона никак не могла отвести взгляда от того места, с которого унесли Рудольфа. Неожиданно в нос ударил запах алкоголя, и Гермиона почувствовала, что ей в руку вкладывают холодный граненый стакан. Нервным движением она поднесла его к губам и выпила содержимое одним глотком, закашлялась, выпустила стакан из пальцев и вытерла с лица слезы — виски оказался слишком крепким, — а потом выдохнула.

— Когда вы успокоитесь, — произнес Майкрофт, — мы перейдем в мой кабинет и обсудим сложившуюся ситуацию.

Она подняла взгляд и сделала над собой нечеловеческое усилие, чтобы ответить:

— Разумеется.

Что бы ни произошло, у нее все еще были ее обязанности. Если она сейчас разревется, об уважении Майкрофта Холмса можно будет забыть, а значит, придется забыть и о сотрудничестве, подвести Кингсли и провалить всю операцию. Позже. Она поплачет позже.

С этой мыслью она поднялась со стула, к которому еще недавно была привязана, и последовала за Майкрофтом через открывшийся в стене проход в его кабинет, где на столе обнаружились ее вещи — сумочка с заклятием незримого расширения, волшебная палочка, порт-ключ из Министерства и горсть галеонов. Она быстро схватила палочку, которая потеплела. Словно радуясь встрече с хозяйкой, и только после этого забрала все остальное.

Майкрофт занял место за столом, а Гермиона расположилась напротив. У нее все еще тряслись руки и стучали зубы, но она твердо решила оставить рефлексию на потом, и спросила:

— Что произошло? Мне хотелось бы понимать всю картину.

Майкрофт соединил кончики пальцев перед собой и ответил негромко:

— Нас опередили. Мой дядя всегда был… проницательным.

Гермиона на этих словах прикрыла глаза, надеясь выбросить из головы картину того, как под воздействием ее магии спотыкается и падает назад, разбивая голову, Рудольф.

— Он верно предположил, что, потерпев неудачу в переговорах с ним, вы так или иначе постараетесь найти ему… замену. Если бы не Шерлок, он поставил бы на леди Смоллвуд, но, с учетом всех обстоятельств, выбор был достаточно очевиден.

Майкрофт достал из внутреннего кармана пиджака маленькую записную книжечку, пролистал ее, освежая в памяти события, прикрыл и продолжил:

— Его подвела старомодность. Не стоило доверять мое устранение фрилансерам.

— Он пытался… — начала было Гермиона, а Майкрофт закончил за нее:

— Получить у вас информацию? Это в его духе. Я думаю, что ему бы это удалось — так или иначе.

«Главное, что ситуация разрешилась: так или иначе», — почти дословно повторил слова Майкрофта Кингсли несколькими часами позднее. Гермиона сумела выслушать сообщение Майкрофта о том, что вопрос получения контроля над государственным аппаратом можно считать решенным, заверила его в том, что Шерлока выпустят в течение ближайших нескольких дней, попрощалась, рассказала Кингсли обо всем, что произошло — и на этом ее силы закончились.

Полночи она рыдала, пряча голову у растерянного, не понимающего, в чем дело, Рона на груди, а когда сумела уснуть, провалилась в темный скользкий кошмар, наполненный кровью, болью, криками и едва различимыми, но бьющими по нервам обвинениями в чем-то смутном, но страшном.

А на утро все стало как будто хорошо.

Она оставалась все той же Гермионой Грейнджер, из зеркала на нее смотрела та же самая молодая женщина, уставшая, но в целом успешная. Возле губ не появилось злых складок, на руках не было крови, даже глаза оставались прежними — как будто их обладательница не совершила вчера убийства.