Сферы влияния

Уровни доступа. Глава девятая

Пытаться раздобыть порт-ключ через каналы в Министерстве было бы также глупо, как положить голову в пасть дракону: департамент магического транспорта не зря ел свой хлеб и хорошо отслеживал все незаконные перемещения по стране и особенно — за ее пределы.

Не лучше были и научные сообщества — большая часть коллег Гермионы так или иначе были связаны с Международной конфедерацией магов, которая, в промежутках между поиском философского камня и постижением смысла жизни, зорко следила за тем, чтобы игравшие в своих странах-песочницах волшебники не слишком-то заигрывались.

Откровенно говоря, выполнить просьбы Габи было бы нереально, если бы не одно «но» — Малфои. Какими средствами и какими силами эта семейка с истинно змеиной ловкостью выкручивалась из всех проблем и пробивалась в любые щели, даже думать не хотелось. Поэтому, не загружая голову лишними размышлениями, Гермиона просто объявила младшему Малфою стоимость лечения Нарциссы: один порт-ключ со свободным временем активации, не отслеживаемый никакими ведомствами.

Малфой, к его чести стоит сказать, просто кивнул и деловитым тоном уточнил:

— Какая нужна точка выхода?

Гермиона задумалась. Габи ничего не говорила про страну назначения — словно ей было не важно, куда бежать. Но едва ли она захотела бы снова оказаться в Штатах. Канада — немногим лучше. Европу даже рассматривать не имело смысла. Австралия лично у Гермионы вызывала плохие ассоциации. Поэтому она ответила:

— Китай, где-нибудь недалеко от центра Пекина.

Малфой сообщил, что все устроит, а Гермиона вошла к Нарциссе.

После приема назначенных зелий она стала спокойней и как будто веселей, в глазах не было прежней живости, но и тусклыми они больше не были. Она сидела на низком диванчике, сложив руки на коленях, ровно выпрямив спину, и улыбалась чему-то своему, словно прислушивалась. Гермиона поздоровалась, Нарцисса улыбнулась шире и предложила присаживаться. Налила чай, не пролив ни капли, ни разу не перепутав сахарницу и молочник. Гермиона внимательно следила за ее моторикой, машинально считывая основные показатели. Пальцы не дрожали, руки действовали очень уверенно. Показатели полностью пришли в норму — та слабость, которая была раньше, ушла.

Само собой запустилось заклинание для определения давления — и в тот момент, когда вполне подходящие для женщины старше сорока лет возникли перед глазами Гермионы, ее вдруг посетила неприятная мысль. А откуда была эта слабость? Нарцисса была явно не в себе — не только на ментальном уровне, но и физически. И хотя температура и давление были в норме, назвать ее здоровой две недели назад вряд ли кто-нибудь смог бы.

— Спасибо, Нарцисса, — произнесла Гермиона, забирая из ее рук чашку чая, и осторожно применила сонные чары. Женщина тихо выдохнула и обмякла, откинувшись на спинку дивана. Гермиона отставила чашку, подошла к Нарциссе и остановилась в задумчивости. С одной стороны, алгоритм лечения был прост и понятен, еще несколько сеансов работы с триггерами — и воспоминания начнут возвращаться, мозг сумеет обнаружить пустоты и начнет заполнять их, задействуя внутренние ресурсы. С другой, в этом заболевании было что-то, то ускользало от внимания Гермионы. Что-то важное.

По своему опыту и по опыту многих коллег и преподавателей Гермиона знала: от интуиции отмахиваться нельзя, особенно в том, что касается здоровья и жизни людей. Поэтому, коснувшись палочкой виска Нарциссы, Гермиона произнесла более сложное диагностирующее заклинание, которое показывало более детальное состояние организма. Конечно, это стоило бы сделать до укрепляющий зелий — но и сейчас имело смысл посмотреть на остаточные явления.

Впрочем, все было чисто — никаких отклонений и изменений, разве что… Гермиона тихо щелкнула пальцами, и поднимавшиеся перед ее внутренним взором цифры замерли. Разве что не слишком хороший гормональный фон. Явно повышенное содержание андрогена*, а вместе с тем — нехватка прогестерона**. Гермиона в задумчивости коснулась пальцем губ. Формально эти показатели ее не интересовали — они не имели никакого отношения к работе мозга. Но в этом сочетании было что-то знакомое и напрягающее.

Она простояла в задумчивости почти десять минут — но так ничего полезного и не обнаружила в своей копилке знаний, поэтому наклонилась к Нарциссе и проникла в ее сознание. В прошлый раз триггер «ребенок» не дал почти никакой информации, поэтому Гермиона ухватилась за образ, который часто мелькал в сознании Нарциссы: тлеющий камин. Он именно не горел, а тлел, ему не хватало жара — и он постоянно появлялся в сценах ее жизни. Не формируя его в слова, так и оставив образом, Гермиона активировала его.

Нарцисса сидела в свободном светлом платье на диване возле тлеющего камина. Одной рукой она придерживала округлый тяжелый живот — она была на последних месяцах беременности. Она чего-то ждала — того, что придет из камина. В гостиной тикали старые часы, камин все остывал, но она не звала домового эльфа, чтобы он подложил свежее полено, наполняя комнату свежим смолистым запахом и возвращая словно бы ускользающий сквозь пальцы уют. Из своего положения Нарцисса не видела окна, но Гермиона предположила, что за ним темно. Камин вдруг ожил, вспыхнул ярким зеленым пламенем. Нарцисса подскочила — и тут же отпрянула. В ее глазах потемнело, как будто в ее гостиную ступил не человек, а само воплощение зла и ужаса. У него не было лица, только серебряная маска, не было тела — только черный плащ. Его руки были руками Смерти, а улыбка — ухмылкой Бездны. Нарцисса закричала — и воспоминание оборвалось.

Гермиона выскользнула в реальный мир, посылая женщина спокойные, безобидные видения, и с трудом уняла дыхание. Страх Нарциссы был очень велик. Настолько, что, возможно, в нем могла крыться причина произошедшего. То, что напугало ее тогда, вернулось за ней сейчас — и сломило ее волю.

Успокоив свою пациентку, Гермиона вышла из гостиной и спросила праздно шатающегося по коридору Малфоя:

— Какие потрясения она переживала в последнее время? Любые эмоциональные всплески — что угодно.

На лице Малфоя отобразилась работа мысли, к тому же, весьма напряженная. Наконец, он произнес:

— Она вела спокойную жизнь. Волнения, конечно, бывали, — он чуть дернул плечом, — но не существенные. Правда…

Гермиона вопросительно приподняла одну бровь, и Малфой решил все-таки закончить:

— Я думал, что у нее кто-то есть, если ты… если вы понимаете, что я имею в виду.

Гермиона прищелкнула языком.

Любовная связь вполне могла быть тем шокирующим фактором, который повредил разум Нарциссы. Особенно если эта связь оборвалась. Но в этом случае скорее можно было бы ожидать депрессии и потери воли к жизни, а не амнезии и дезориентации.

— Это может быть как-то связано? — уточнил Малфой.

— Все может быть связано с ее состоянием. Психика — механизм очень хрупкий, — отозвалась Гермиона. — Постарайтесь узнать, мистер Малфой, действительно ли у нее были отношения с мужчиной и, по возможности, отыщите этого мужчину. Нам необходимо найти отправную точку — то событие, после которого она решила забыть свою жизнь.

— Решила? — ухватился за слово Малфой как-то потерянно.

Гермиона неосознанно сложила руки шпилем, подражая Холмсам, и ответила:

— Такие состояния, если они не вызваны травмой, чаще всего — именно последствия решений. Когда человек не хочет помнить — он забывает. Физически миссис Малфой здорова — поэтому мы должны понять, что ее потрясло в эмоциональной сфере.

Возможно, Гермиона добавила бы что-то еще — но в этот момент кожу обожгла разогревшаяся цепочка. Гермиона коснулась ее поверх мантии — и, коротко простившись, аппарировала к себе домой, где прочитала появившуюся надпись: «После семи в моем кабинете. МХ».

Времени на то, чтобы приводить себя в порядок, не было — поэтому она просто трансфигурировала мантию в маггловский костюм, наспех записала в журнал информацию о сегодняшней работе с Нарциссой, провела по волосам щеткой и переместилась в кабинет Холмса.

Про воздух нельзя сказать, что он твердый. И даже «густой» — плохое определение. Но именно оно пришло Гермионе на ум, едва она, чуть качнувшись на квадратных устойчивых каблуках, оказалась посреди кабинета.

Воздух в нем можно было резать ножом, и не только из-за не выветрившегося запаха сигаретного дыма (здесь курили — много, долго), сколько из-за физически ощущаемого напряжения.

Майкрофт Холмс не сидел за столом — он стоял возле него и, в светлом костюме-тройке с распахнутым пиджаком, внешне являл собой образец спокойствия и благополучия, только глаза метали молнии — не было никакой теплой маскировки. Он постукивал кончиками пальцев по полированной крышке, но звука не было слышно — несмотря на раздражение, он делал очень мягкие удары подушечками пальцев. По спине Гермионы прошел холодок — как будто она была школьницей, что-то натворившей и ожидавшей наказания.

Из всех возможных психологических состояний это было самым ее нелюбимым, поэтому, покрепче возведя окклюментные щиты, Гермиона коротко поздоровалась и деловито спросила:

— Что вы хотели мне сказать, Майкрофт? У меня достаточно много дел.

Майкрофт еще несколько раз стукнул по столу, после чего сложил руки на груди и заметил нейтрально:

— Очевидно, действительно много. Ваша работа наверняка отнимает и силы, и время, Гермиона, — он изобразил на лице подобие улыбки, едва показав отбеленные, с чуть повернутыми вокруг своей оси и оттого выделяющимися клыками, — а ведь вы еще и наукой занимаетесь, как я знаю. И это если не считать ваших дел со мной и Министерством, — он так выделил это слово, что сразу стало ясно, что речь идет о Министерстве Магии.

— К чему это перечисление, Майкрофт? — спросила Гермиона ровно, чувствуя, что напряжение становится, если это вообще возможно, еще сильнее.

— Я удивлен, и только, — он развел руками, — что такая занятая женщина как вы находит время и силы на беседы с фигурантками по делам государственной важности, — и вдруг улыбка, вернее, заменяющий ее оскал, пропала, Майкрофт подался вперед и отчеканил, почти по слову, почти шепотом: — Что вы делали в доме сорок четыре по Белгрейв-роуд?

Гермиона не позволила этому вопросу и тону, каким он был задан, ошеломить себя и сбить с толку. Она была ошеломлена — бесспорно, — но не показала этого. Дыхание не участилось, пульс не стал быстрее, даже губы не побледнели — она это чувствовала.

— Вероятно, у меня там были дела, Майкрофт, — ответила она спокойно. — В любом случае, я не думаю, что наши деловые отношения позволяют вам допрашивать меня.

Кажется, это было ошибкой.

До сих пор Гермиона думала, что не зря опасается этого холодного и неприятного человека. Но в этот момент она впервые, пожалуй, сумела увидеть, чего именно нужно бояться. Не было крика, не было ни одного движения, ни одного резкого слова. Только огромное эмоциональное давление извне — на сознание, на щиты, на что-то еще глубже, сокровеннее.

— Неразумно, — произнес он медленно, пробуя каждый слог, — Гермиона, влезать в те сферы, в которых у вас нет ни влияния, ни возможностей действовать.