Сферы влияния

Границы дозволенного. Глава третья

Гермиона перевела дух и наколдовала себе стакан воды — от долгого рассказа в горле пересохло.

Джим потянулся в кресле и отложил блокнот и ручку.

— Это будет бомба, — сказал он, кивая в сторону записей. — Придумать такое нереально.

Гермиона пожала плечами и спросила:

— Ты уже писал книги? Раньше?

— Кое-что, — неопределенно ответил парень, — сказки в основном. Я не известный писатель, если ты об этом. Правда, — он хмыкнул, — в детстве я написал сказку, которая имела большой успех. С тех пор и решил стать писателем.

— Про что?

— Про Христа и ослика, — Джим снова засмеялся, и Гермиона не могла не присоединиться — у него оказался очень заразительный смех. И еще смешнее было оттого, что он меньше всех походил на человека, способного сочинять рождественские истории.

Отсмеявшись, Джим мгновенно сделался серьезным и спросил:

— Когда продолжим?

Гермиона задумчиво потерла переносицу. Кингсли ясно дал понять, что считает эту работу приоритетной, а значит, придется отодвинуть в сторону не только архив, но и все дела в ДМП.

— Завтра с утра? Думаю, имеет смысл показать тебе нашу главную торговую улицу — Косую аллею, — чтобы ты представлял, как мы живем.

— Тогда буду ждать тебя… во сколько волшебники встают? — Джим поднялся из кресла сразу, как только Гермиона встала из своего — не то боялся, что она сейчас превратит их обратно в бумагу, не то просто был хорошо воспитан.

— В девять могу быть здесь.

На том они и договорились, после чего Гермионе действительно вернула креслам их первоначальный вид мятых тетрадных листков, махнула на прощанье и аппарировала домой.

День оказался долгий и непростой. Она все еще с дрожью вспоминала то, что ей в сердцах сказал Гарри, и эта дрожь еще усилилась, когда от Рона прилетел патронус с сообщением о том, что он сегодня работает допоздна и переночует у себя.

Именно сегодня засыпать в пустой кровати было тяжело и неприятно — как никогда хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то живой. Снова, в который раз за последние три года, мелькнула мысль о том, что стоит завести домашнее животное вместо оставленного родителям и пропавшего где-то в Австралии Живоглота, но она сомневалась, что кто-то сможет заменить ей этот ужасный ком рыжего меха.

Завернувшись в одеяло, она привычно выровняла дыхание и очистила сознание — у нее было не слишком много времени, чтобы заниматься самостоятельно, но на окклюменцию она по часу в день находила.

Когда посторонние мысли исчезли, а перед глазами прочно установилось изображение спокойного безмятежного моря, Гермиона сделала первое мысленное усилие, приподнимая едва заметную пленку воды и превращая ее в прозрачную стену. Шум прибоя стал глуше. Из воды показались водоросли, неспешно они словно вырастали вверх, покрывая водяной щит более прочным, сплетенным из миллионов темно-зеленых узких полосок. Поверх них проросли твердые пористые кораллы, ощетинившиеся узкими каменными иглами.

С грохотом щит рухнул обратно в море, Гермиона выдохнула, успокоила колотящееся сердце — и принялась возводить его вновь. Строить и рушить, а потом снова строить — только так можно было научиться создавать ментальные щиты. У нее не было педагога и наставника, который проверил бы их на крепость, поэтому оставалось только усиливать их раз за разом, сверяясь с рекомендациями в книгах.

Через час у Гермионы не осталось сил не то, что на переживания, а даже на то, чтобы поднять голову, и она, вновь очистив сознание, провалилась в крепкий сон без сновидений.

Утром, набросав на скорую руку план отчета для Кингсли и одевшись в мантию (зеркало сообщило, что она выглядит «почти не похожей на инфернала»), переместилась в комнату Джима.

Тот уже ждал ее с блокнотом под мышкой. Он выглядел все таким же лохматым, но глаза горели еще большим энтузиазмом, чем вчера, а надпись на футболке теперь гласила «Это магия».

— Я подготовился, — заметил он.

Гермиона вытащила палочку и взмахом скрыла надпись со словами:

— Волшебники могут не понять. И, знаешь, наверное, будет лучше не афишировать то, что ты маггл…

Еще одним взмахом палочки она превратила все ту же футболку в мантию. Джим подпрыгнул на месте и воскликнул:

— Эй, это моя любимая футболка!

— Я верну ей прежний вид, как вернемся. Итак, запоминай: держись ко мне как можно ближе, поменьше болтай и не слишком крути головой по сторонам. Да, и… — она заколебалась, но все-таки сказала: — не удивляйся, если у меня будут просить автограф.

— Знаменитость? — Джим картинно поднял брови и сделал большие глаза.

— Немного. Готов?

Он кивнул, Гермиона взяла его за руку и аппарировала, услышав краем уха, как Джим тонко ойкнул.

«Дырявый котел» был, как всегда, шумным и полным народу. Сразу несколько рук замахали ей и насколько голосов наперебой закричали: «Привет, Гермиона» и «Доброго утра, мисс Грейнджер!».

Гермиона ответила общим, нейтральным: «С добрым утром» и, не отпуская Джима, повела его за собой, ко входу.

Она помнила, как была шокирована сама, впервые войдя на главную торговую улицу волшебного Лондона, и теперь, глядя на раскрывшего рот от изумления Джима, едва удерживалась от улыбки. Пусть ему было не одиннадцать, он был точно так же заворожен открывшейся ему сказкой.

Они бродили по улице два часа, причем будущий автор-сказочник разрывался между желанием записать как можно больше в своем блокноте и поглазеть по сторонам.

Наконец, когда они расположились в кафе Фортескью и Гермиона заказала им по мороженому, он выдохнул:

— Это и правда сказка. Столько волшебства. Столько возможностей… — на мгновение он как будто погрустнел, во всяком случае, задорный уизлевский огонек в глазах потух, но тут же вспыхнул снова. — Нам нужен сюжет. Знаешь, что-нибудь простое, но важное. В сказке обязательно должен быть герой. И, разумеется, злодей — ни одна сказка не может обойтись без старого доброго злодея. И много чудес, конечно.

Гермиона нахмурилась — при словах о герое и злодее нельзя было не вспомнить о Гарри и Волдеморте.

— Ты о чем-то подумала? Есть подходящая история? — тут же подался вперед Джим.

— Вообще-то…

Она не была уверена, стоит ли об этом рассказывать. Самой ей отнюдь не хотелось становиться сказочной героиней, да и Гарри с Роном едва ли придут в восторг от такой перспективы. С другой стороны, история магической войны она Джиму все равно собиралась рассказать — без этого он не сумел бы понять мира волшебников.

— Не думаю, что это подойдет в качестве сказки, — протянула она, — но три года назад у нас закончилась война, и там было немало героев и злодеев.

— Так ты поэтому знаменита? — уточнил Джим.

Гермиона кивнула и скупо пояснила:

— Темный волшебник, Волдеморт, хотел захватить власть в магическом мире. Мой друг остановил его. Дважды.

Слово за слово, Джим постепенно вытащил из нее если не подробный, то, по крайней мере, точный рассказ о событиях, свидетелем и участником которых была она сама. Каждый раз, слыша про пророчества, силу любви и победу, он делал пометки в блокноте и, наконец, сказал:

— Это то, что нам нужно. Выйдет милая сказочка.

Вернув Джима домой и оставив его думать над будущей книгой, Гермиона отправилась в министерство, наскоро просмотрела бумаги, которые еще не успела разобрать Пенни, дописала отчет для Кингсли, разве что не упоминала о том, что у Джима появилась идея писать историю о Гарри — надеялась, что они найдут другой сюжет.

Кингсли отчетом был удовлетворен. Перед тем, как отпустить Гермиону, он сказал:

— Я понимаю, тебе сейчас сложно понять важность этого дела. Надеюсь, постепенно ты осознаешь, почему Дамблдор так этого хотел.

— Наверняка. Он всегда был прав, — ответила Гермиона и отправилась домой.

Рона не было снова — вместо него не столе стоял небольшой шоколадный тортик и лежала записка: «Прости, совсем зашиваюсь. Люблю. Р».

Она улыбнулась — у Рона была дивная привычка извиняться не цветами, а сладостями.

— Да вы сговорились, — пробормотала она себе под нос, но не удержалась и отрезала себе кусочек.

Заварила чаю и уже почти устроилась в кресле с книгой по ментальному волшебству, как камин вспыхнул, и в огне показалась голова Джинни. Гермиона отложила книгу и опустилась на колени на ковер.

— В чем дело?

— Гермиона, прости меня, — прошептала Джинни, — но я не справлюсь без тебя. Это снова… Он снова пропал.

Гермиона закусила губу и беззвучно застонала. Вдруг очень захотелось прогнать Джинни, сказать, чтобы она сама искала Гарри и не просила ее снова ходить по грязным притонам и всматриваться в лица опустившихся подобий людей. Но следом за этим желанием волной накатил стыд.

— Я сейчас приду к тебе, и мы что-нибудь придумаем, — сказала она решительно и, едва Джинни исчезла, шагнула в камин.

— Прости, Гермиона, — Джинни, очевидно, едва держалась, но не позволяла себе плакать. — Ты не должна делать этого.

— Замолчи, — велела Гермиона, — Гарри — мой лучший друг, а ты — ближайшая подруга.

Наверное, она сказала это не столько для Джинни, сколько для той малодушной себя, которая так хотела сбежать обратно в уютную квартирку.

— Он был сегодня на дежурстве?

— Нет. Он дежурил позавчера ночь и большую часть дня вчера, сегодня у него выходной. И его нигде нет, я все обыскала. Даже у Дурсля была, — Джинни тяжело выдохнула и тихо добавила: — я подумала, что, может, и не нужно его искать. Мы не можем помочь ему, а только злим. И он отдаляется от нас. Возможно, если бы мы попробовали его понять…

— Джинни, — Гермиона положила подруга руки на плечи, — перестань. Он болен. Ему нужна помощь. Мы найдем его, а потом… Будем искать варианты. Возможно, зарубежный целитель. Или кто-то из Мунго, кто готов будет дать Непреложный обет и молчать. Мы найдем способ вытащить его, и у вас все будет хорошо.

— Я пойду с тобой в этот раз, — Джинни выпрямила спину.

— Ни в коем случае. Приготовь все, что может потребоваться, я вернусь так скоро, как смогу.

Гермиона развернулась и, больше ничего не говоря, аппарировала из дома Блэков. Она едва ли могла бы точно сказать, почему так категорически отказалась от предложения Джинни пойти с ней. Возможно, берегла ее нервную систему. Возможно — свою. Кажется, одной с этим справиться было легче.

Она помнила тот притон, где однажды нашла Гарри, и решила начать с него.

За полгода в нем ничего не изменилось — стоял тот же тошнотворный запах, люди поломанными куклами все также лежали вдоль стен. Только красивого парня в углу не было — его лежанку занимал грязный старик. Не было и Гарри.

Она ходила между тел, трясла их, наконец, достала палочку и начала заглядывать в сознания. Больные, горящие в наркотической агонии умы было читать почти невозможно, но все-таки спустя время в череде фантастических видений она сумела отыскать адрес и внешний вид еще одного места, где собирались наркоманы.

Аппарировать в незнакомое место было слишком опасно, и Гермиона добиралась маггловским способом, проклиная медлительность машин и опасаясь… чего-то. Того, что не успеет.