Сферы влияния

Уровни доступа. Глава пятая

Гарри присоединился к общему застолью уже после того, как Джинни подала десерт, быстро поцеловал ее, потрепал по волосам сыновей и широко, радостно улыбнулся Гермионе.

— Как твое неотложное дело на весь вечер? — спросил он, сверкая зелеными глазами.

— Неотложное… — Гермиона нахмурилась, а потом вспомнила свою давешнюю отговорку и быстро проговорила: — ничего интересного, даже нет смысла обсуждать.

— Что обсуждать? — тут же встрепенулся Джеймс.

— Работу, — отрезала Джинни и поинтересовалась: — Джеймс, ты не разучился пользоваться часами?

— Я понял, — тут же подскочил он, тыкая в плечо Ала, и они вдвоем исчезли из столовой — спорить с Джинни по поводу режима было бесполезно и даже опасно.

— Так в чем дело? — спросила Гермиона, когда за детьми закрылась дверь. Джинни взмахнула палочкой, создавая завесу против подслушивания.

— Мы взяли в Министерстве парня… — сказала она медленно, — с совершенно вычищенной памятью и одним единственным сообщением, которое он повторяет раз за разом. Его дело ведет не Аврорат, так что у меня полномочий нет, а ДМП не хочет привлекать тебя или любого другого внештатного специалиста к расследованию.

Гермиона нахмурилась:

— В таком случае, это меня не интересует. Я не стану гоняться за делами ДМП, это им нужна моя помощь, а не мне — их задания. И если они предпочитают возиться сами…

— Постой, — прервала ее Джинни. — Я тебе просто скажу, что нашли при этом парне и что он повторяет, а потом ты повторишь, что не желаешь в этом участвовать, идет?

Гермиона почувствовала, что у нее по позвоночнику прошел холодок. Она готова была поставить сотню галеонов против кната, что ей очень, очень сильно не понравится то, что скажет Джинни.

— У него была книга, та самая. «Мальчик, который выжил». И он говорит: «Игра началась».

— Книгу изъяли из обращения восемь лет назад, — проговорила Гермиона, едва заставляя губы шевелиться. — Тираж был уничтожен.

— Очевидно, не до конца.

Только два человека на памяти Гермионы любили это слово— «игра». Шерлок и Джим Брук. И едва ли гениальный детектив решил пошутить над Министерством Магии.

— Это ведь он, да? — спросил Гарри, и его яркие глаза потемнели. — Джим?

— Он снова в игре. Но теперь у него другие партнеры — я так думала, — Гермиона поднялась на ноги, — мне нужно осмотреть того парня. Кто бы ни помогал Бруку, он вряд ли вычистил парню всю память, скорее — просто заблокировал, создал эффект чистого листа. Его трудно снять, но это возможно. Надо понять, как он пересекся с Бруком и…

— Я попробую получить разрешение, — сказала Джинни. — Но думаю, что есть более простой путь.

— В смысле?

— Зайди к Кингсли. Тебе он не откажет.

— Исключено, — отрезала Гермиона. — Наши дела закончены, а если я обращусь к нему с просьбой, он непременно ввяжет меня…

— В расследование, — Джинни поднялась, гневно взметнув рыжей гривой, — разумеется. А ты хочешь от него сбежать? Это Брук, напоминаю, тот самый, который…

— Не надо говорить, что он сделал! — резко сказала Гермиона.

— Надо. Ты спряталась в свою скорлупу, подруга. В сожаления. А ты не единственная, кому было тяжело. И тяжело до сих пор. Я потеряла брата, а Гарри — лучшего друга. Но мы не бегаем от реальности.

— А я бегаю? — Гермиона тоже встала из-за стола и крепко сжала руки в кулаки.

— Бегаешь.

— Хватит! — оборвал их обеих Гарри, и вовремя — по комнате уже начали носится первые всплески стихийной магии. — Хватит, девочки, — он поднялся, положил руку жене за плечо и чуть приобнял ее. — Мы переживаем по-разному. Гермиона отрешается от боли, и это ее право. Гермиона, — он перевел на нее взгляд, — ты не обязана влезать в то, что тебе неприятно. И никто, — он сделал ударение на этом слове, — не станет тебя за это осуждать.

— Обязана, Гарри, — Гермиона улыбнулась, — Джинни права. Я спряталась. Дувр, Французская Академия, частные заказы. Рон не понял бы этого никогда.

Никто не ответил, и показалось на минуту, что рыжий солнечный Рон где-то рядом, возле них: в пламени камина привиделась его огненная вихрастая макушка, в темном оконном стекле — белозубая улыбка, в полированном боке заварочного чайника — карие счастливые глаза.

— Я отправлю Кингсли патронуса и договорюсь о встрече, — произнесла Гермиона спустя несколько минут тишины. — Ты права, будет лучше, если я приму участие в расследовании этого случая. Если Брук действительно снова интересуется волшебным миром, его нужно остановить, и у меня шансов больше, чем у других.

Невысказанным, но понятым осталось: «И я никому не отдам право уничтожить его».

Кингсли согласился принять ее сразу же, похоже, сдвинув все свои многочисленные дела и встречи. Они не виделись давно — лет пять точно. Министр немного располнел, а в кудрявых черных волосах появились перья седины. В целом же он был все тем же Кингсли — в той же темной рабочей мантии, покроем напоминавшей мантию аврора, с тем же лучистым живым взглядом. Он встретил Гермиону как старого друга, заключил в объятия вопреки всем правилам приличия и разразился пространной речью о том, как счастлив ее видеть. Гермиона отвечала улыбкой и сдержанными кивками — пожалуй, холодное: «Как поживаете? Чаю?», — понравилось бы ей больше, но министр никогда не был сторонником британского этикета.

Наконец, когда с приветствиями и восторгами было покончено, Кингсли нахмурил брови и очень твердо, сразу перестав походить на доброго дядюшку, спросил:

— Что случилось?

— Парень со стертой памятью и той книгой. Дело забрали в ДМП. Он мне нужен, — коротко ответила Гермиона.

— Зачем тебе? — вопрос был задан так искренне, что только опыт общения с крупными учеными помог Гермионе угадать подвох. Кингсли точно знал, зачем, но хотел услышать это от нее самой — чтобы предложить сделку. Восемь лет назад она, возможно, не представляла особой ценности для Министерства, но теперь, как крупный специалист в области магии разума, была крайне лакомым куском. И если раньше Кингсли пытался удержать ее из дружеских чувств, то в этот раз он попытается посадить ее на собственный шелковый поводок для общего блага.

На поводок Гермиона не хотела, но данное самой себе слово было необходимо сдержать. Она найдет Брука, а потом навсегда перевернет свою страницу отношений с Министерством.

— Ты знаешь, Кингсли, — ответила она, — что мне нужен Брук. И я не сомневаюсь, что это его сова. Я не могу действовать напрямую, дело забрали в ДМП.

— Так что ты пришла ко мне за разрешением осмотреть этого парня? — понятливо кивнул министр. — Не вижу смысла. Дело Брука закрыто, этот парень может не иметь к нему никакого отношения. А если имеет, — улыбка, — то тебя это не может касаться. Прости, но ты уже не сотрудник ДМП. И если Департамент не привлек тебя как внешнего эксперта, значит, в твоих услугах нет нужды. В любом случае, следить за ходом дела тебе бы никто не позволил, так зачем травить душу?

Прежняя Гермиона начала бы возмущаться и давить на дружеские чувства, на справедливость, в конце концов.

— Твои условия?

— О каких условиях может идти речь, — махнул рукой Кингсли, — я слишком дорожу твоим спокойствием, чтобы предлагать работу на Министерство.

— На должность я не соглашусь, сам знаешь, — как бы между делом заметила Гермиона.

— Сложные случаи, но есть и рутина. А еще необходимость ставить ментальную защиту послам — утомительно. При твоей занятости — не знаю, станешь ли ты даже думать об этом, — тоже между делом произнес министр.

— Но полномочия должны быть достаточно широкими, — она поймала взгляд Кингсли. — С доступом не только к текущим делам, но и, если понадобится, к архиву.

— Зачем тебе может понадобится архив ДМП? — неплохо сыгранное удивление.

— ДМП? — Гермиона подняла бровь, — Весь архив, включая Мунго. Менталистика — тонкая материя, завязанная на многих сферах. Кто знает, что может мне понадобиться?

— И Майкрофт Холмс, — словно бы не в тему добавил Кингсли. — Или без архива.

— Идет, — Гермиона первой протянула руку и скрепила договор рукопожатием.

Но увы, в тот же день осмотреть безымянного и беспамятного посланника Брука ей не дали — Кингсли сослался на какие-то формальности, и Гермиона не сумела его пересилить. Зато у нее было другое дело, менее важное в ходе расследования, но существенное — Нарцисса Малфой. По ее подсчетам, пациентка уже должна была оправиться от прошлого чтения воспоминаний, и можно было продолжить работу. В прошлый раз она нашла три триггера и отработала два из них. Оставался третий — возможно, ключевой. Возможно, напротив, ключ еще предстояло найти.

Патронусом Гермиона предупредила Малфоя о своем визите и аппарировала недалеко от мэнора.

Малфой встретил ее у входа, галантно поклонился, даже попытался было, кажется, подать руку, но вовремя передумал, ограничившись замечанием о том, что она, Гермиона, отлично выглядит.

Гермиона с трудом подавила желание оглядеть себя в поисках каких-нибудь изъянов.

— Она все в том же состоянии, — сообщил он, пропуская Гермиону в небольшую светлую комнату, насквозь пропитанную магией — похоже, Малфой позаботился о том, чтобы заменить все опасные предметы безвредными иллюзиями.

У Нарциссы были такие же пустые глаза, как и в прошлый раз, а на губах играла легкая потерянная улыбка. Гермиону она узнала — а потом заговорила с Люциусом.

— Я так беспокоюсь, дорогой, — произнесла она и рефлекторным жестом положила ладонь на плоский живот, защищая несуществующее дитя.

Гермиона присела рядом с ней на невысокий диванчик, осторожно, без палочки считала основные показатели, отметив лишь слегка замедленный пульс, а потом мягко проникла в ее сознание, задавая посыл: «Ребенок».

Она ожидала увидеть младенца Драко, но ошиблась. Снова был Люциус, собственнически прикасающийся к округлившемуся животу Нарциссы, была она сама, гордо и довольно разглядывающая себя в зеркале, а потом пришла боль, кроваво-красная, затяжная, остро-соленая. Нарцисса всхлипнула, и в ее сознании воцарилась чернота. Еще раз: «Ребенок» — и тот же набор. Драко как ребенка в ее сознании не было, даже имени не звучало. На пробу Гермиона активировала триггер «Драко», и перед ней встал темноволосый улыбчивый парень лет пятнадцати. Память Нарциссы подсказала, что его зовут Драко Октавий, он учился на Гриффиндоре на два года младше Нарциссы. Но других людей с этим именем она не знала. Очевидно, она не помнит ничего с момента родов — боль, вероятнее всего, была именно от них.

Гермиона вышла наружу — женщина тяжело дышала, ее зрачки расширились от боли и страха. Гермиона послала в ее разум картину тихого пляжа, белого песка и едва различимых теплых волн, успокаивая и убаюкивая.

— Ну, что? — спросил Драко нервно.

Гермиона нахмурилась. Амнезия Нарциссы была не механического, а исключительно эмоционального характера. Что-то причинило ей такую боль, что она заблокировала воспоминания о половине своей жизни. Но это не были сами роды — что-то произошло совсем недавно. Что-то, что напомнило Нарциссе то, что она испытала, когда рожала Драко… Кажется, верная мысль была где-то рядом, но для того, чтобы ее сформулировать, сведений не хватало.