Сферы влияния

Границы дозволенного. Глава вторая

К Кингсли в кабинет Гермиона перешла через камин. Он сверкнул белозубой искренней улыбкой, от которой так и не смог избавиться за три года в политике, и размашисто махнул рукой, указывая на удобное кресло для посетителей (для желанных посетителей — Гермиона знала, что для нежеланных министр трансфигурирует кресло в жесткий табурет).

— Здравствуй, Кингсли, — с обычной осторожностью произнесла Гермиона расправляя мантию.

На самом деле, ей было непросто общаться с министром магии так, запросто, но иного обращения Кингсли не принимал и не понимал, всякий раз напоминая: «Мы же члены Ордена».

— Что-то случилось? Я поняла из записки, что дело срочное…

Кингсли задумчиво потер ухо, где раньше блестела знаменитая серьга, от которой пришлось избавиться ради министерского кресла, и ответил:

— Не срочное. Но важное.

Он замолчал, что-то обдумывая, снова потер мочку уха, выдохнул и произнес:

— Однажды ты уже сумела блестяще воплотить в жизнь план Дамблдора. Ты знаешь, о чем я говорю. Мне нужно, чтобы ты сделала это снова.

— Помогла уничтожить крестражи? — нервно уточнила Гермиона и тут же добавила: — Извини. Нервное.

— Мы не скоро еще сможем спокойно говорить об этом. Все мы, — помрачнел на мгновение Кингсли, — нет. В этот раз план более…

— Жизнеутверждающий?

Гермиона сглотнула — ее до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о том, как, сидя в палатке, она до изнеможения листала книги, вглядывалась в символ на странице «Сказок барда Бидля», вновь и вновь стискивала цепочку медальона Слизерина и пыталась понять, что хотел сказать великий волшебник Альбус Дамблдор, какой оставил намек трем перепуганным недоучившимся подросткам.

— Однозначно, — Кингсли поднялся со своего места и отошел к камину, стукнул по нему палочкой, блокируя вход, и начал говорить: — Альбус Дамблдор был великим волшебником и удивительным мыслителем. Если бы он пережил войну, наш мир стал бы еще лучше, чем он есть сейчас. Боюсь, в нашем времени уже не будет такого мощного ума и такой искренней души, какими был наделен он.

Гермиона опустила глаза вниз, на собственные, сложенные на коленях руки — слышать такие слова от хитроватого, азартного, храброго и немного взбалмошного Кингсли Шеклболта было непривычно, и еще непривычней был его тон — наверное, когда-то таким тоном христианские апостолы рассказывали об Иисусе.

— На собраниях Ордена мы часто говорили о том, каким видим мир после победы над Волдемортом. Дамблдор надеялся, что наступит новая эпоха — расцвет волшебного сообщества, настоящее возрождение из пепла косности и ограниченности. Три года мы делали все возможное, чтобы выйти хотя бы на тот уровень, на котором были до начала войны. Нам это удалось. И пришло время начать делать то, чего хотел Дамблдор.

Гермиона нахмурилась — она не могла сказать, в чем дело, но в груди что-то неприятно сжалось. Ее способности к прорицаниям были отвратительны даже на общешкольном уровне, но сейчас она была уверена, что испытывает очень нехорошее предчувствие.

— Кингсли, я ошибаюсь, возможно, но разве профессор Дамблдор говорил не о всеобщем равенстве и любви?

— И о них тоже, — Кингсли грустно улыбнулся, — он не сомневался в том, что любовь спасет мир, но мы едва ли можем что-то сделать с этим на законодательном уровне, — он хмыкнул, разом избавляясь от грусти и мрачной задумчивости, развернулся, снова сел за стол и опять улыбнулся, в глазах его блеснул радостный, озорной огонек.

— В первую очередь Дамблдор говорил о вреде изоляции. Сейчас мы — дикое племя, запертое среди немагического сообщества. Если бы мы были частью всеобщего мира, Волдеморта и его сторонников не было бы. Если бы не было идеи превосходства над магглами, Статута о Секретности, нелепых переодеваний в магглов и постоянной работы команды обливиаторов, мы не переживали бы одну за другой две страшные войны.

— Мерлин, — пробормотала Гермиона, — ты же не хочешь сказать, что…

— Конечно, нет, — он откинулся на спинку кресла, — мы не пойдем к магглам и не объявим о своем существовании. Но мы начнем сотрудничество — более активное, чем сейчас.

Гермиона ничего не ответила. Она сама разбиралась в старых законах, составляя архив, и знала, что волшебникам нужно было многое изменить. В конце концов, у них так и не было отменено рабство! Но, в то же время, она помнила свой шок, когда впервые услышала о волшебстве. И шок своих родителей. Это было и радостно, и страшно в одно и то же время. Родителям, наверное, даже скорее страшно. Сейчас она вполне могла понять, как тяжело им было поверить в то, что совсем рядом есть невидимый мир, полный волшебства, населенный диковинными и опасными существами, мир магов, способных перемещаться мгновенно на огромные расстояния, читать и менять чужие мысли, открывать любые замки, в конце концов. Очень хотелось напомнить, что в истории было немало примеров, когда волшебники пытались обнаружить себя, но она понимала, что, раз Кингсли вызвал ее, значит, он уже принял какое-то решение. И ей, как сотруднику Министерства, придется подчиниться — даже притом, что пока сохранялась видимость доверительной беседы.

— Я понимаю твои сомнения. Скажу честно, я бы предпочел поручить это дело кому-то из старшего поколения Ордена, тому, кто…

— Слышал все от самого профессора Дамблдора, да? — предположила Гермиона.

— Но таких почти не осталось. Не Флетчеру же поручать. Ты знаешь маггловский мир, и при этом — одна из лучших волшебниц своего возраста, и не красней, это правда. К тому же, у тебя аналитический ум и ты умеешь работать над трудными задачами.

Гермиона встретилась с Кингсли взглядом, но неприятное ощущение никуда не исчезло, хотя в его глазах она прочла уверенность и спокойную решимость. «Успокойся», — велела она себе, и бодро спросила:

— И что нужно сделать?

— Всего лишь создать сказку.

Разумеется, профессор Дамблдор не оставил своим последователям точного плана или советов — только намеки. Но Орден Феникса, точнее, старший его состав, почти не сомневался в том, что понял их правильно. На первый взгляд идея показалась Гермионе бредовой, но стоило ей задуматься, как она поняла ее гениальность.

Да, магглы боятся магии, не верят в ее, она им враждебна. Но есть возможность изменить их отношение. Как убедить магглов в том, что магия безопасна? Нужно помочь им поверить в нее, полюбить ее. Сделать магию частью их жизни. И начать с детей, которые так легко верят в сказки.

— Я не смогу, — произнесла Гермиона. — Нужен писатель, сказочник…

— Я и не заставляю тебя писать. Автор есть. Ты должна просто помочь ему — и не допустить, чтобы он нанес нашему миру вред, узнав его тайны, — Кингсли передохнул после долгого рассказа, а потом сказал: — подумай над этим. В отделе тебя ждать не будут, отдохни и подготовься — ты нужна будешь мне в шесть вечера, на встрече с нашим автором.

Из кабинета Кингсли Гермиона вышла с полным сумбуром в голове. За сорок минут она узнала слишком многое — и теперь должна была слишком обо многом подумать. Она планировала выйти через общие камины в Лондон и немного пройтись по городу, проветриться и попытаться осознать, во что только что ввязалась, но неожиданно заметила в толпе знакомую черную макушку и, на мгновение отложив все размышления о будущем волшебного мира, прибавила шагу и ухватила Гарри за рукав мантии.

— Закончил дежурство? — прошипела она зло.

Гарри попытался было вырваться, но тщетно — Гермиона держала крепко.

— Привет, Гермиона, — он улыбнулся, снова подергав рукой. — Честно говоря, у меня еще есть дела. Увидимся на выходных?

— Ты шел к выходу.

— Я… — Гарри никогда не умел особенно хорошо врать, поэтому не придумал оправдания и покорно пошел рядом с Гермионой.

На улице они трансфигурировали мантии в маггловские костюмы и неспешно пошли вдоль улицы, выводящей на шумную Тоттенхэм-корт-роуд. Гарри нарушил молчание первым:

— Слушай, я понимаю, как это выглядит для вас с Джинни и Роном, но все по-другому.

— То есть ты — не чертов наркоман? — уточнила Гермиона.

Гарри плотнее сжал губы и выдавил:

— Хорошего же вы обо мне мнения.

— Я вытащила тебя из притона. Грязного, вонючего, жуткого притона. А Джинни и Рон почти день приводили тебя в чувство.

— Премного благодарен! — выплюнул Гарри. — Правда, не помню, чтобы я просил о таких услугах.

Гермиона сделала глубокий вдох, потом несколько коротких выдохов и напомнила самой себе, что наркоманы часто злятся на тех, кто пытается помочь им побороть зависимость. Это было нормально. Не стоило из-за этого обижаться.

— Гарри, послушай, — начала она мягко, но он не дал ей возможности договорить:

— Не хочу. Слышал триста раз, — он судорожно сжал руки в кулаки, — только почему-то никто из вас не желает понимать, каково жить в моей шкуре.

Он остановился, пытаясь успокоиться, но, когда Гермиона положила руку ему на плечо, отпрыгнул в сторону.

— Мы понимаем, Гарри. Ты пережил ужасные вещи, мы все это знаем…

— Знаете? — выкрикнул он так, что магглы начали оборачиваться на них. — Знаете? — повторил тихо, но очень угрожающе: — Вы. Нихера. Не знаете. Переживешь парочку «Авад» и похоронишь почти всех близких — тогда и поговорим.

Гермиона всхлипнула как от боли от его слов, а он, бросив магглоотталкивающее заклинание, с хлопком аппарировал.

Машинально Гермиона развеяла чары, спрятала палочку и побрела вперед, пытаясь не думать о том, что именно ей только что сказал лучший друг. Очень захотелось, чтобы наступил вечер — чтобы можно было обнять Рона, прижаться к его плечу и все ему рассказать. Если бы он был рядом, ей было бы проще.

Да, именно об этом и стоило подумать — что вместе, с Роном и Джинни, они смогут помочь Гарри. И что она когда-нибудь сумеет забыть его слова, сказанные в запале.

Увы, до этого было еще нескоро — прежде ее ждала встреча с будущим автором сказки о волшебном мире для магглов, а она даже не могла сосредоточиться на предстоящем разговоре.

К счастью, она умела владеть собой и сосредотачиваться на важном, поэтому в половине шестого волевым усилием задвинула Гарри с его проблемами на дальнюю полочку в своей голове, переоделась в строгий маггловский костюм, набросила на плечи мантию и переместилась в кабинет министра.

Кингсли, тоже в мантии поверх маггловской одежды, уже ждал ее, вертя в руках серебряную ложку.

— Я все еще плохо понимаю, что от меня требуется, — произнесла Гермиона, где-то в глубине души надеясь, что Кингсли передумает.

— Ты справишься, — пожал плечами Кингсли, взглянул на часы и добавил: — берись за ложку.

Гермиона коснулась пальцами прохладного металла, и спустя несколько секунд ее под ребра подцепило огромным крюком, мотнуло в сторону, дернуло вверх и мягко отпустило, позволяя обрести равновесие посреди небольшой комнаты.

Если бы не отсутствие кровати, Гермиона сказала бы, что попала в спальню к студенту — по стенам были развешаны полки с книгами, на столе стопкой лежали карты, тетради и учебники, у стены стояла тканевая сумка с британским флагом, над ней — плакат с изображением четверых взлохмаченных мужчин на черном фоне.