Сферы влияния

Уровни доступа. Глава двадцать первая

Это был эффект дежавю. Гермиона всегда находила его забавным — как будто воспользовалась маховиком времени и уже видела тот или иной миг собственной жизни.

Сейчас дежавю было ничуть не забавным.

Гермиона могла поклясться, что уже сидела вот точно так же на кухне, в особняке на площади Гриммо, 12, пила холодный горький чай и смотрела на заплаканное лицо Джинни. Правда, тогда, тысячи, кажется, лет назад по кухне еще ходил сутулый насупленный Рон, а у Джинни вместо короткой стрижки были длинные волосы, висевшие безжизненными тусклыми сосульками.

Так же тикали часы.

Так же гудел огонь в камине.

Так же не было Гарри.

Джинни уже не плакала и даже не всхлипывала, только изредка шмыгала носом — слезы закончились.

— Когда начались эти отлучки, — проговорила она, — я подумала, что у него кто-то на стороне. Была в ярости, конечно, но не могла найти следов. Я…

Она не договорила, и Гермиона, потянувшись через стол, сжала ее руку, совершенно ледяную.

Гарри пропал два дня назад, в самом начале отпуска, не оставив ни записки, ни предупреждения. И если бы не волшебные часы Молли Уизли, указывающие на отметку «в пути», можно было бы начать думать худшее.

— Лучше бы это была любовница, — сказала Джинни тихо после долгого молчания. — Лучше другая женщина.

Гермиона ненадолго задержала дыхание. Ей нужно было собрать все свое мужество, а его было так постыдно мало. Снова, как годы назад, хотелось развернуться и убежать, и пусть Джинни решает эту проблему сама. И снова Гермиона задавила в себе этот жалкий, трусливый порыв и сказала:

— Я найду его.

На этот раз Джинни не пыталась напроситься в сопровождающие — у нее не осталось на это сил. Пропажа Гарри подкосила ее, сломала этот мощный ствол, который не могли согнуть никакие невзгоды и волнения.

— Я его найду, — зачем-то повторила Гермиона и заставила себя встать из-за стола.

Когда-то она знала адреса всех злачных заведений Лондона и окрестностей. И пусть за прошедшие почти уже девять лет многие наверняка закрылись, а вместо них возникли новые, это ничего не значило. Гарри не стал бы искать что-то новое. Он пошел бы туда, где уже находил когда-то освобождение от проблем.

Первая аппарация привела Гермиону в грязный вонючий двор, совсем не изменившийся с тех пор, когда она была в нем в последний раз. Даже мусорные баки, сильно переполненные и зловонные, стояли в том же месте. Только на двери в обшарпанный подвал не красовалось вывески «Зеро». Дверь была забита и опечатана. Мимо.

Гермиона почувствовала волну облегчения от того, что встреча с поджидавшим ее ужасом откладывается хотя бы ненадолго.

Но уже следующее перемещение было удачным. «Одноглазый пират» — так называлась эта дыра. Гермиона набросила дезиллюминационные чары и проскользнула внутрь невидимой. Запах блевотины, мочи, пота и чего-то невыносимо-сладкого наполнил легкие, Гермиону замутило. Вдоль стен почти от порога на грязных лежаках валялись люди — вповалку, как сваленные ненужные игрушки, поломанные, разбитые. Одни стонали, другие смеялись, третьи не подавали признаков жизни.

Гермиона до боли вонзила короткие ногти в ладонь и пошла вперед, вглядываясь в каждое лицо. Мужчины и женщины, старики и совсем еще подростки, одинаковые в своем безумии. К глазам подступали слезы, в горле стоял комок. Если бы можно было, Гермиона вызвала бы сейчас адское пламя, и пусть бы оно пожрало это место вместе с его обитателями, пусть бы от страшной вони не осталось даже воспоминания.

Гарри не было.

Новое перемещение — новый притон. Здесь стоял гвалт, по ушам била музыка, дикие ритмы, от которых по всему телу шла вибрация. Гермиона на миг ослепла и оглохла, но сумела прийти в чувство — и первым, что она увидела, была занимающаяся сексом парочка в углу. Рядом, почти вплотную к ней — вторая.

«Держи себя в руках, Грейнджер», — пробормотала Гермиона вслух, не слыша собственного голоса. Не нужно было думать об этом — о том, как похожи эти люди на животных. Когда ей попались двое парней, отсасывающих друг другу посреди коридора, она почувствовала, что ее сейчас вырвет.

— Гарри! — позвала громко, но не сумела перекричать музыку.

В бьющем сине-розовом свете лиц было не разглядеть. Кто-то под дозой лежал без чувств, кто-то дергался в такт музыке на танцполе.

— Эй, детка, иди сюда! — ее дернулись за юбку снизу, и Гермиона не выдержала — аппарировала прочь.

Следующий адрес не дал ничего — притон закрылся.

Гермиона всхлипнула и опустилась без сил на каменный порожек одного из домов, спрятала лицо в руки и попыталась очистить сознание, стереть из него увиденное. Глаза щипало, но слезы не шли, и она знала, что, пока не найдет Гарри, заплакать не сможет — не имеет права.

Коротко, резко обожгло кожу на груди, и Гермиона вытащила цепочку. Коснулась ее палочкой, даже не думая о том, какую новую проблему ей решил подкинуть старший Холмс. Надпись была лаконичной: «Ваш адрес — Брикфилд-клоуз, 9-1. МХ» (1).

Пальцы дрогнули и разжались, цепочка выскользнула и упала на колени. Палочка задрожала. Спас оклюментный щит. Он встал плотной стеной и отгородил все эмоции, не позволил им захлестнуть Гермиону с головой.

Она машинально надела цепочку, убрала палочку и аппарировала в тупик, где уже когда-то бывала.

На стене появилось новое граффити — огромный глаз, поверх которого было написано черным четырехбуквенное пожелание всему миру. Асфальт остался старым, потрескавшимся. Окно на втором этаже, слева, занавесили новой занавеской. Окно справа недавно разбили.

Нужная дверь была приоткрыта, Гермиона толкнула ее и вошла внутрь.

Стояла тишина, нарушаемая только редкими стонами боли и тихими вздохами наслаждения. Короткий прохладный коридор был пуст, а за ним начиналась большая комната, наверное, бывший склад. Теперь это был склад людей.

Гарри не нужно было искать долго. Он лежал недалеко от окна на матрасе, без очков, и смотрел куда-то перед собой. Гермиона приблизилась и опустилась возле него почти без сил. Он перевел на нее взгляд, лишь частично осмысленный, и, как бы недоумевая, спросил:

— Гермиона? Который час?

Он выглядел совсем здоровым, только лицо похудело и осунулось.

Зеленые глаза горели неестественно ярко — наверное, из-за того, что зрачки сузились до булавочных головок.

— Гарри, — сказала Гермиона тихо, но продолжить не сумела. Ее душили злые слезы, и она боялась показать их.

— Отличная погода, да? — уточнил Гарри несколько невнятно и снова откинулся на матрас, закрыл глаза. Гермиона огляделась, убеждаясь, что ее по-прежнему никто не видит и что она не привлекает внимания. Взяла Гарри за ледяную руку и хотела было аппарировать на площадь Гриммо, но в последний момент передумала, и после короткого рывка вместе с другом упала на пол в собственном доме.

Гарри застонал и повернулся на бок, прижимаясь к паркету щекой. Гермиона поднялась на ноги и почти не осознавая, что делает, прошла на кухню. Достала сумочку с целебными зельями, изучила флаконы один за другим. Голова сделалась вдруг совершенно пустой — ни единой мысли, ни единой эмоции. Обычная механическая работа.

Когда она вернулась в гостиную, Гарри не сменил позы, даже не открыл глаз, но дышал резко и часто, шумно, с присвистами. Его начинала колотить дрожь, означавшая, что действие препаратов сходит на нет.

Гермиона приподняла его левитацией и перенесла на диван, а потом медленно и спокойно, почти совсем равнодушно влила в рот одно за другим очищающие и кроветворные зелья.

Дрожь усиливалась, к ней добавились судороги, на лице друга выступили капли пота, рот искривился в гримасе. Гермиона закусила губу, направляя еще сил на окклюментный щит, и отошла к окну. Спустя несколько минут послышались характерные звуки. Зелья действовали, выводя отраву из организма. Гарри начало рвать. Гермиона вернулась к нему, очистила заклинанием и снова принялась ждать. Чтобы отвлечься, перекатывала пальцами цепочку на шее, тонкий золотой жгутик. Потом она обязательно подумает, как Холмс узнал о ее поисках и как сумел обнаружить Гарри раньше нее, но пока это было не важно. Просто цепочка была прохладной, несмотря на то, что ей передавалось тепло тела, и очень настоящей, обычной. Маленькие звенья были шершавыми — приятное тактильное ощущение. Съехавший замочек царапался — не больно. Расстегиваясь и застегиваясь обратно по нажатию ногтя, издавал тихий щелчок. Щелк-щелк. Очень хороший звук.

— Гермиона…

Она отпустила цепочку и склонилась к Гарри. Он открыл глаза, и стало ясно, что наркотик почти вышел — зрачки снова были нормального размера. И взгляд был обычный, ясный.

У Гермионы снова задрожали губы. От этого взгляда все ее самообладание рассыпалось прахом.

— Как ты мог? — спросила она.

Гарри с трудом приподнялся на локте, сел ровнее, тяжело выдохнул и пробормотал:

— Я не мог иначе.

— Все закончилось… ты клялся, что все закончилось, когда Смеллвуд…

— К Мордреду Смеллвуда! — рявкнул Гарри. — Лучше бы он меня прикончил тогда!

— Он тебя вылечил! Дал тебе…

С неожиданной для своего состояния резвостью Гарри вскочил на ноги, по комнате прошла густая, тяжелая волна стихийной магии, звякнула, покачнувшись, люстра.

— Дал мне мою замечательную нормальную жизнь? — прошипел он. — Это ты хотела сказать?

Магия Гарри гуляла по комнате, ударялась о стены, его самого трясло, но уже не от наркотика, а от ярости.

— Помог тебе, — прошептала она.

Магия улеглась мгновенно, словно и не вырывалась из-под контроля. Гарри рухнул на диван и спрятал лицо в ладонях. Потом хриплом сказал:

— Меня тошнит от этого. От моей нормальной жизни. Я живу, как будто сломал долбаный маховик времени. День за днем — ничего не меняется. Целитель Поттер, — он выплюнул эти слова с такой злобой, словно хотел уничтожить сам себя. — Каждый день без изменений. Как проклятая белка (2).

— Гарри, — произнесла Гермиона очень мягко и осторожно, — ты не в себе. Да, у нас у всех есть рутина, но она дает тебе главное. Твою семью.

Она опустилась на колени возле дивана и осторожно погладила Гарри по плечу.

— Подумай о Джеймсе, Альбусе и Лили. И о Джинни.

Последнее было лишним. При упоминании детей Гарри как будто начал расслабляться, но имя жены вызвало новую вспышку ярости. Гермиона отшатнулась.

— О, да, Джинни, конечно, — проговорил он ядовито. — «Гарри, дорогой», — он передразнил ее зло, — пишется в одно слово. Она меня иначе и не называет. Может наорать на детей, на коллег, на гребаного Кикимера, но я у нее «Гарридорогой», знаешь, с улыбочкой еще. Тошнит.

По лицу Гермионы все-таки побежали слезы, она закусила губу и попыталась унять их, зажмурилась и почувствовала, как Гарри касается ее щеки.

— Прости, — сказал он совсем без злобы, как сказал бы нормальный, прежний Гарри. — Не надо было тебе этого знать.

Гермиона открыла глаза и покачала головой. Она не знала, что делать. Не было ни одной идеи.

Брак Гарри и Джинни был идеальным, если не считать самого начала, тех срывов. Их дом был самым уютным местом на земле, а их дети — умные, способные, живые, — вызывали всеобщее восхищение и умиление.