Сферы влияния

Уровни доступа. Глава шестая

Рабочая суета утренних часов в Министерстве магии была непреходящей. Вероятнее всего, двести лет назад ровно в девять-ноль-ноль точно также оживали камины, выпуская из зеленых всполохов пламени ведьм и волшебниц в темных строгих мантиях, а разносчики «Ежедневного пророка» начинали свою вечную песню: «Покупайте! Покупайте!».

Гермиона прибыла камином, как и остальные, и попыталась смешаться с толпой, но все-таки поймала несколько удивленных взглядов, и один — алчный. Тони Голдстейн возглавлял подразделение обливиаторов и давно мечтал задать ей несколько профессиональных вопросов, а Гермиона до сих пор достаточно профессионально его избегала.

— Гермиона! Какая встреча! — Тони каменными тисками сдавил ее руку повыше локтя.

— Привет, Тони, — улыбнулась Гермиона и попыталась сказать, что ей некогда, но обливиатор и бывший однокурсник выразил готовность сопровождать ее куда угодно, вот только не могла бы она ответить на такой-то вопрос?

Штатных обливиаторов Министерства Гермиона не любила — это было профессиональное, взращенное мэтрами Академии. Они работали очень грубо, чаще всего знали ровно одно заклинание — собственно, «Обливиэйт», и вторгались в разумы своих подопечных с деликатностью варваров в захваченном городе.

Отвечать на вопросы Тони Гермиона совершенно не хотела — они были стабильно грубыми, дилетантскими и не имели смысла. Но, смирившись, прочла краткую лекцию о тонкостях использования ментальных чар на детях до пяти лет, на чем с Тони и распрощалась.

В ДМП ее уже ждали. По крайней мере, ничуть не изменившаяся за восемь лет Пенелопа Кристалл, ныне — Пенелопа Уизли — только крепко обняла ее, радуясь встрече, а потом безо всяких вопросов предложила следовать за собой.

— Тебя не хватало, Гермиона, — заметила Пенни, когда они вышли из кабинета. — Я все надеялась, что ты вернешься. Ты была здесь… на своем месте, как я думаю.

— Мне нравится быть менталистом, — ответила Гермиона. — Я тоже иногда скучаю по делам и по работе в архиве, но, наверное, это не совсем мое. Ты осталась работать с противозаконным использованием магии?

— Не совсем, — женщина улыбнулась, — я возглавила отдел детского случайного колдовства. Но меня попросили тебя встретить сегодня. Я согласилась, очень хотела тебя увидеть.

— Детского колдовства? — переспросила Гермиона.

— Это идея Кингсли. Когда у детей магглов проявляется волшебство, мы сразу объясняем родителям, что к чему, исправляем последствия спонтанного выброса.

— И постепенно приучаете ребенка жить с мыслью о магии, — кивнула Гермиона. Она сама думала о том, что это необходимо. Что это неправильно — просто оставлять магглорожденных в непонимании и страхе до одиннадцати лет. — Хорошо, что этим занимается Министерство, а не школа.

— Думаешь?

— Ребенок и его родители сразу понимают, что волшебный мир — это не только Хогвартс, и что школа — не последняя инстанция в решении проблем. Да, думаю, это очень хорошо.

В этот момент они завернули за угол, вспыхнули защитные чары, и они оказались в коридоре с изоляторами. Пенни остановилась возле первой камеры, коснулась волшебной палочкой двери, и та открылась.

Гермиона вошла внутрь и наложила свои заклятия, оставаясь наедине с арестованным.

Мужчина был непримечательным. Худой, едва ли тяжелее одиннадцати стоунов, светлокожий. Его подбородок был покрыт жесткой трехдневной щетиной, волосы спутались и выглядели грязными. Он сидел на кровати, обхватив себя руками за плечи, и смотрел в одну точку. Гермиона наклонилась и поймала его взгляд. Как и говорила Джинни, совершенно пустой, ничего не выражающий.

— Здравствуйте, сэр, — произнесла Гермиона, следя за реакцией на звук голоса. Реакции не последовало. — Эй, приятель, привет! — позвала она громче, но мужчина даже не моргнул.

Тогда Гермиона осторожно коснулась его сознания.

Первый слой был кристально чист: белый лист безо всяких воспоминаний, чувств и мыслей. На краю обнаружилась закладка — фраза «Игра началась», но больше ничего. Рефлекторно-моторный уровень был совершенно цел, речевой центр тоже не пострадал, но памяти не было.

Отправив его в сон, Гермиона принялась за более серьезную работу. В нынешнем состоянии навредить ему было сложно, поэтому она действовала достаточно решительно — рискнула сдвинуть белый лист в сторону, запускала разнообразные посылы, активизировала различные мозговые центры — все было глухо.

Ему стерли память, но сделали это слишком старательно, слишком сильно — как в свое время профессор Гилдерой Локхарт стер память самому себе неисправной палочкой. Воспоминания не были повреждены или спрятаны в глубине сознания, не были превращены в набор бессвязных образов или другим способом закодированы — их просто не существовало.

Министерские специалисты могли не тратить времени и сил и отправить парня либо в Мунго, если он маг, либо в клинику для душевнобольных, если он маггл — лечить здесь было решительно нечего.

Гермиона нахмурилась. Джеймс Брук был психопатом и маньяком, безусловно. Но едва ли за прошедшие годы он внезапно научился колдовать. Когда Джинни сказала про посланца от него, Гермиона заподозрила просто маггла с амнезией, но следы магического вмешательства в сознание были весьма заметны. Парню стерли память. Магией. И сделал это точно не маггл Брук.

Гермиона коснулась цепочки на шее. Видеться с Майкрофтом лишний раз не хотелось — каждая встреча с ним забирала слишком много душевных сил. Но, возможно, ему стоит знать, что Брук-Мориарти нашел сообщника среди волшебников.

В тот момент, когда Гермиона почти приняла решение поговорить с Холмсом «как-нибудь в другой раз» (что, разумеется, значило «никогда»), ей в руки влетела сложенная служебная записка. Рукой Кингсли на бумаге было выведено:

«Пожалуйста, свяжись с М.Х. и напомни, что мы не будем бесконечно ждать его ответа по космической программе. И заодно запроси у него все документы по этому вопросу». Гермиона почувствовала подступающее раздражение — она не нанималась в курьеры, в конце концов! Записка среагировала, под первой надписью выступила вторая: «Ты пообещала забрать контакты с М.Х., а космос сейчас — наш ключевой интерес». Гермиона стукнула по бумажке палочкой, проявляя оставшееся. В конце было подписано: «Все равно тебе нужно с чего-то начать общение. Вы не виделись восемь лет».

Сунув записку в карман, Гермиона вышла из изолятора, убедилась, что стандартные чары надежно опутали дверь, и все-таки отправила Майкрофту сообщение о встрече.

Обычно он отвечал моментально, не позднее чем через пять минут, но в этот раз прошло больше пяти часов, прежде чем цепочка нагрелась, и на ней появились слова: «Завтра до девяти утра в моем кабинете. Сожалею за задержку».

Это было необычно и почему-то тревожно. Майкрофт не казался человеком, у которого могут быть личные дела или проблемы, а политическая обстановка в стране казалась достаточно стабильной, так что подобный ответ настораживал. Что могло случиться в маггловской Британии такого, что старший Холмс не может выделить нескольких минут на потенциально важный разговор?

«Грейнджер, хватит себя накручивать, — осадила она себя резко, поняв, что начала размышлять о возможных действиях магов в случае начала ядерной войны с Японией. — Может, у человека зубы разболелись». Она хихикнула себе под нос, вообразив Майкрофта Холмса в стоматологическом кресле, после чего твердой рукой свернула нездоровые фантазии и занялась тем, что давно следовало сделать — села за письмо родителям.

Они так и не помирились, во всяком случае, до конца. Папа, правда, уже не выставлял ее из дома и не делал вид, что ее не существует. Если они сталкивались, они могли поговорить о погоде или соседях. Но никогда — больше. Она не рассказала им о смерти Рона, они не знали о том, как проходит ее учеба во Французской Академии. Мама пыталась найти золотую середину, но с каждым годом становилось все ясней, что она устала от этого.

Гермиона не винила их за это — она своими руками разрушила их семью. Но ей было слишком больно, поэтому она все реже бывала в их маленьком уютном доме и все чаще ограничивалась письмами и поздравительными карточками — обычными, неволшебными.

Как обычно, письмо было ни о чем: набор шаблонных пустых фраз о здоровье, работе и хорошем настроении. Не приходилось сомневаться в том, что в ответ она получит не менее шаблонный ответ.

А на следующее утро ее ожидала встреча с Майкрофтом. Гермиона появилась у него в кабинете в половине девятого и застала его перед остывшим камином, в состоянии глубокой задумчивости — настолько глубокой, что он даже не сразу среагировал на звук аппарации. Быстро взяв себя в руки, он поднялся, выдал положенное по этикеты приветствие и сообщил, что погода сегодня «относительно сносная».

Услышав это, Гермиона не удержала улыбки — со своего места через не до конца задернутые шторы она видела ясное голубое небо и слепящее солнце.

Майкрофт вопросительно поднял одну бровь, явно прося пояснить неуместную на его взгляд веселость. Гермиона тут же снова сделалась серьезной, но зачем-то ответила на незаданный вопрос:

— Когда я училась в Париже, мои однокурсники готовы были часами говорить о британской сдержанности, а слово «андерстейтмент»*, пожалуй, звучало даже чаще, чем «когнитивный диссонанс» и «фрейдизм». Когда вы сказали о сносной погоде, подразумевая тепло и солнце… — она замолчала и не стала развивать тему, вместо этого произнесла: — у меня к вам два дела, Майкрофт. Первое касается Брука. Мориарти.

Лицо Майкрофта стало совершенно нечитаемым — то есть еще более нечитаемым, чем обычно. Он сказал словно бы самом себе:

— Мой брат полагает, что нет ничего глупее, чем равнодушно сообщать, что тебя лишь немного присыпало пылью, тогда как на самом деле ты попал под лавину и камнепад. Что это препятствует установлению истины, — он моргнул, явно окончательно приходя в себя, и уточнил: — вы узнали что-то о Мориарти?

— В некотором роде. На днях в Министерстве магии появился человек с чудом сохранившимся экземпляром книги о волшебном мире, написанной Бруком. С совершенно чистой, стертой памятью. И с посланием: «Игра началась».

Пальцы Майкрофта несколько раз в рваном ритме ударили по рукоятке зонта.

— Удалось выяснить, откуда он пришел?

— Через вход для посетителей. Его мог провести любой волшебник. И это значит…

— Что среди ваших коллег у Мориарти есть сообщник. У вас есть предположение, что именно ему нужно?

— Одно, — Гермиона перевела взгляд на портрет королевы, но не смогла долго выдерживать внимательного взгляда гордой Елизаветы и сосредоточила свое внимание на спинке кресла за спиной Майкрофта. — Бруку скучно. При его психических отклонениях драйв — единственное, что имеет для него смысл. И, возможно, еще власть.

— Гермиона, — Майкрофт так произнес ее имя, что она была вынуждена посмотреть ему в глаза — и содрогнулась от того, насколько тяжелым и властным оказался его взгляд, — моих ресурсов недостаточно для решения внутримагических конфликтов. Я буду весьма вам признателен, если вы… устраните эту проблему.