Сферы влияния

Уровни доступа. Глава двадцать четвертая

План несся вперед, как набравший скорость Хогвартс-экспресс, и едва ли хоть что-то могло теперь его остановить.

Издалека Гермиона следила за тем, как Шерлок Холмс и Джеймс Брук разыгрывали как по нотам пьесу, давно продуманную и просчитанную лучшими аналитиками двух миров. Это было гадко и низко — потому что Холмс, в этом не было никаких сомнений, о плане не знал. Он играл с Бруком, не подозревая, что в это время за ним, как за насекомым под микроскопом, наблюдает его старший брат.

Если бы только было можно, Гермиона бы самоустранилась из этой игры — но она не могла себе этого позволить и только повторяла, как заговор, одно и то же: «Как только это закончится, я покину Британию и больше никогда не прикоснусь к политике». Это «больше никогда» стало для нее точкой опоры, живительным источником сил и энергии. Если бы не оно, ей не хватило бы мужества следовать плану.

Час Икс приближался — неотвратимо, решительно, с грубой жестокостью реальности, где нет места иллюзиям и надеждам. Гермиона почти спокойно читала в еще не отпечатанной газете интервью Джеймса, назвавшегося — Мерлин, как выговорить? — Ричардом Бруком. «Я был бы рад, если бы меня звали каким-нибудь Генри или Ричардом», — кажется, так он сказал ей однажды. Чудовищная смесь правды и лжи — Ричард Брук.

Возможно, если бы в один из этих дней с каким-нибудь вопросом или уточнением к ней заглянул бы младший Холмс, она не выдержала бы и рассказала бы ему все, а главное, заверила бы, что он не умрет, что бы ни произошло, что его спасут. Но Шерлоку было чем заняться и без волшебных загадок, так что он не пришел — к счастью.

И тот самый день наступил.

Рассчитать точное время начала операции было невозможно, поэтому невыразимцы дежурили во всех восьми точках возможного разрешения конфликта между Бруком и Холмсом. Гермиона сидела у себя дома — ждала патронуса, нервничала, пыталась не поддаться детской привычке грызть от волнения ногти, и ничего не делала. Читать не удавалось, о том, чтобы заняться научной работой, не могло быть и речи, маггловского телевизора или колдорадио у нее дома никогда не было, так что единственным, чем она могла себя занять, оказалось сосредоточенное созерцание огня в камине.

Было около девяти вечера, когда посреди гостиной возник крупный серебряный ворон и тусклым голосом кого-то из невыразимцев сообщил:

— Холмс в точке шесть, Брук направляется в точку два.

Точка шесть — госпиталь святого Варфоломея, точка два — квартира Холмса и его друга на Бейкер-стрит. Гермиона приманила к себе собственные листы с расчетами и задумчиво кивнула — Шерлок едва ли захочет разыгрывать финальный акт предполагаемой трагедии у себя дома, значит, Бруку придется приехать в больницу. Наверное, это покажется ему даже более правильным вариантом: больница-морг-смерть. Эта ассоциация должна быть ему приятной.

Снова потянулось ожидание — нужно было получить точное подтверждение места и времени.

Около десяти огонь в камине позеленел, задрожал и практически выплюнул на пол профессора Вагнера. Гермиона вскочила на ноги и тут же подала учителю руку. Тот вцепился в нее, существенно надавил, поднимаясь на ноги, и быстро спросил, безо всяких приветствий:

— Дорогая моя, скажите, что вы не имеете отношения к этому делу!

— О чем вы? — спросила Гермиона.

Профессор выглядел всклокоченным и нервным.

— Очень рад это слышать. Да-да, если бы имели — вы бы сейчас были в Министерстве, конечно. Какое счастье. Я бы заскочил раньше, но и сейчас едва вырвался, — он все так же сжимал руку Гермионы, и она воспользовалась этим, чтобы усадить его в кресло.

— Профессор Вагнер! Успокойтесь, прошу. Чаю?

Он выдохнул и хмыкнул:

— А думаете, поможет? Какие же вы, британцы, потешные с этим чаем. Не надо. Лучше сядьте-ка рядом и повторите еще раз: вы не имеете никакого отношения к той чехарде, которая творится в вашем Министерстве?

— Что за чехарда? — Гермиона почувствовала, что ее сердце начинает стучать сильнее. Что-то было не так. Что-то произошло.

Вагнер еще раз выдохнул и, кажется, попытался успокоиться. Вытащил платок и промокнул им лоб и шею, прокашлялся и сказал:

— Без подробностей только, дорогая. Вчера вечером мы с целителем Остерманом сидели у него дома и обсуждали возможности лечения ретроградной амнезии заклинаниями подавления воли — очень увлекательный вопрос, кстати, дорогая, если будет время, я вышлю вам одну статейку на эту тему, — он нахмурился, поняв, что сбился. — Да, мы были заняты, поэтому появление совы было очень неуместным. Остерман даже предлагал прогнать проклятую птицу, сбившую весь настрой! Тем не менее, он все-таки вскрыл посылку, адресованную ему, — Вагнер облизнул тонкие губы, — там была книга. Маггловская книга о волшебстве на английском языке, дорогая. О вашем Гарри Поттере. Едва ли магглы могли бы получить эту информацию сами.

Окклюментный щит послушно изогнулся, скрывая все воспоминания о книге и выставляя вперед набор ложных воспоминаний. Даже если Вагнер захочет проверить ее, он ничего не увидит.

— Целитель Остерман — член Международной конфедерации магов, как вы знаете. Он не мог не начать проверку. Сегодня собирался совет конфедерации, мы вспомнили, что эта же книга мелькала в воспоминаниях вашего беспамятного Смита. Кто-то из британских волшебников сознательно пошел на нарушение Статута, а если учесть их панику из-за этого маггла… Не зря ведь вас пригласили как эксперта, правда? Кто-то в вашем Министерстве покрывает это нарушение, причем уже несколько лет. И я очень рад узнать, что вы…

— Я шокирована, профессор, — произнесла Гермиона, — не могу поверить, что кто-то…

— Главное, что вы не замешаны в этом, — легкое ментальное касание Гермиона не стала отбивать. Профессор должен был проверить ее. — Вам еще писать диссертацию, вам нельзя вмешиваться в такие скандалы. Репутация может пострадать, сами понимаете.

— Профессор, в Министерстве много моих друзей, что будет… Что с ними будет?

Вагнер нахмурил брови:

— Завтра начнется проверка. Ваш министр уже получил уведомление. И если он хочет сохранить пост, ему лучше не усугублять ситуацию и не пытаться затирать следы.

— Вы хотите, чтобы я, — голос у Гермионы подрагивал, но она не пыталась это скрыть, — намекнула ему на это?

Профессор протянул руку и сжал ее пальцы дружеским жестом:

— Дорогая, я испытываю большую симпатию к вам лично и к британской научной школе. Мне бы не хотелось, чтобы этот скандал ударил по вашему Отделу тайн, например, или по Хогвартсу, или по колледжу Мерлина и Морганы в Оксфорде. Поэтому — да. Я прошу вас сказать министру, что он не должен ничего предпринимать, если не желает очень больших потерь, в том числе и репутационных.

— Профессор, вы ведь ненавидите политику.

Вагнер кашлянул, выпрямил спину и достойно сказал:

— Официально заявляю, что терпеть ее не могу. Но целитель Остерман упросил меня участвовать в качестве эксперта-менталиста.

— Спасибо, что предупредили меня, — произнесла Гермиона после нескольких минут молчания. — Если вы не возражаете, я…

— Конечно! — он поднялся из кресла и подошел к камину. — Но учтите — я вам ничего не говорил!

Он скрылся в зеленом пламени, а Гермиона зачерпнула немного летучего пороха и вошла в трубу за ним следом.

— Атриум Министерства Магии!

Короткий полет — и она уже выходила из камина в тихом и пустом по вечернему времени Министерстве.

Окклюментный щит держался очень крепко, не пропуская ни единой сторонней мысли и отсекая посторонние эмоции. Превратив домашний костюм в мантию, она поспешила в кабинет Кингсли. Он был один — сидел за столом, обхватив седеющую голову руками, и бессмысленно таращился в пустой стол.

— Кингсли!

Он вздрогнул и поднял на нее глаза.

— Откуда ты узнала?

— Не важно.

— Я надеялся, ты не узнаешь, — вздохнул он. — Было бы проще.

Эти слова Гермиона пропустила мимо ушей и резко спросила:

— Что мы будем делать?

Он улыбнулся очень грустно, опустив углы губ.

— Ничего, Гермиона. Мы не будем делать ничего.

В первое мгновение она не поняла его слов, и только потом их смысл дошел до нее. Они не будут делать ничего, в том числе и для реализации сегодняшнего плана. Невыразимцы уже получили приказ оставить посты. Шерлок Холмс, лишний свидетель, знающий о магии и не подверженный «Обливиэйту», просто умрет, а Брука найти не так-то просто — Аврорат не сумел этого сделать за восемь лет.

Не сходилось.

— Я возьму на себя всю ответственность. Уйду в отставку.

Не сходилось все равно! Можно было отменить план, но тогда начнется конфликт с британским правительством во главе с Майкрофтом Холмсом, который ни за что не простит гибели младшего брата и сделает все, что в его силах, чтобы уничтожить магическую Британию. Как быстро на нее выйдут проверяющие из МКМ? После того, как Кингсли пройдет добровольный допрос с Сывороткой правды под наблюдением Вагнера, к Майкрофту Холмсу обязательно придут, чтобы, в зависимости от того, что он знает, стереть ему память или устранить.

Едва Гермиона подумала об этом, как дверь распахнулась, и на порог влетел растрепанный Тони Голдстейн.

— Министр, вызывали?

Кажется, на секунду Кингсли смутился, а потом бодро сказал:

— Да, Тони, заходи! Спасибо, что откликнулся.

— Привет, Тони, — помертвевшим, чужим голосом сказала Гермиона.

Теперь все сошлось. Чтобы обезопасить всех волшебников, включенных в программу внедрения магии в маггловский мир, нужно просто стереть память тому, что кто знает о ней слишком многое. Майкрофту сотрут память не специалисты МКМ, а люди Кингсли — собственно, Тони Голдстейн. Ему аккуратно подотрут все воспоминания, связанные с Бруком, космической программой, а еще с ней, Гермионой — потому что именно она вела те проекты, которые находились за гранью дозволенного.

Профессор Вагнер понятия не имел, что происходило в магической Британии, иначе не дал бы совета не усугублять положение. Усугубить его было невозможно.

— Гермиона, — начал Кингсли, — ты должна понять…

— Я понимаю, — ответила она резко. — Я все понимаю, кроме того, что ты собираешься поручать это дело болвану вроде Голдстейна.

Тони рядом охнул — и Гермиона почувствовала нечто вроде шевеления совести, но очень ненадолго. Нужно было держать лицо и не дать дрогнуть ни единому мускулу.

— Я сама сотру Холмсу воспоминания обо всем лишнем, — продолжила она.

Кингсли категорически ответил:

— Нет. Гермиона, я знаю тебя, и не подпущу к Холмсу. Твое гриффиндорство в этом случае недопустимо.

Гермиона позволила губам сжаться в тонкую линию и прошипела:

— На кону благополучие моих друзей. Книга о Гарри. Первым пострадает он. За ним — Джинни, Луна, я знаю, что она давно у тебя в невыразимцах… Неужели ты думаешь, что я способна, — она сглотнула слезы, которые безо всякого притворства встали в горле, — пожертвовать ими ради двух малознакомых мне людей? Мне жаль младшего Холмса, но… — слезы уже душили, — но я давно научилась выбирать из двух зол. Что до старшего — то ему ничего не грозит. Только удаление лишних воспоминаний.