Сферы влияния

Часть вторая. Уровни доступа. Глава первая.

Примечание

Эта глава открывает вторую часть «Уровни доступа»

8 лет спустя

Гермиона Грейнджер была безусловно, неоспоримо и однозначно счастлива. Так, как может и должен быть счастлив человек, у которого есть всё. У неё был собственный маленький коттедж немного севернее Дувра — расположенный на холме таким образом, что из окон спальни были видны древние стены знаменитой крепости, а из окон столовой — Британский пролив. В коттедже она собрала замечательную библиотеку редких книг — не слишком обширную, но уникальную в своём роде.

Её работа была невероятно захватывающей, но оставляла множество свободного времени на самосовершенствование, научные исследования и отдых. У неё были лучшие друзья, с которыми она виделась под Рождество и старший сын которых был её крестником. Кроме того, в Дувре у неё было полдюжины хороших приятелей, недостаточно близких, чтобы приглашать их к себе домой, но вполне подходящих, чтобы иногда по пятницам пить с ними сливочное пиво в закрытом от магглов пабе «Одноглазая рыба».

За несколько лет она выстроила свою жизнь и наладила её, как налаживают тончайший часовой механизм: никаких сбоев, никаких погрешностей, идеальная точность и безупречная надёжность. Даже регулярные перемещения в Лондон, которых от неё требовала работа, не могли нарушить её душевного равновесия — она просто аппарировала на задний двор больницы св. Мунго, делала своё дело и возвращалась обратно в Дувр. Иногда её пациенты или клиенты просили о визите на дом — в таких случаях она настаивала на двустороннем порт-ключе и старалась не выглядывать из окна. Вид лондонских улиц до сих пор вызывал боль.

Семь месяцев. Столько времени она лично прочёсывала Лондон закоулок за закоулком, без колебаний выворачивая наизнанку умы встречных людей в поисках случайно мелькнувшего лица, названного имени или услышанного голоса, но тщетно. Джеймс Брук исчез.

Его искали и вне Лондона — маггловские спецслужбы и аврорат тайно, но очень тщательно перерыли всю Британию, следили за границами, но тоже безуспешно. Казалось, что он был просто тенью, призраком — он не оставил ни следа, ни зацепки, не считая оборванной жизни, разломленной надвое волшебной палочки и написанной книги.

Гермиона верила, что будет искать его столько, сколько потребуется, возможно, всю жизнь, но через семь месяцев резко остановилась.

Она больше не могла искать. В конце концов, это было бесполезно.

В тот же день, как только она это поняла, она положила на стол Кингсли заявление с просьбой об отставке. Кингсли читал короткий документ почти пятнадцать минут, прежде чем спросил:

— Ты уверена?

Гермиона не стала даже отвечать.

— Ты могла бы возглавить ДМП. Искать таких ублюдков, как Брук.

Беда была в том, что это было бесполезно. Найди она Джеймса, она ничего не смогла бы с ним сделать. По маггловским законам его не в чем обвинить, по волшебным — его преступление нельзя афишировать и выносить на рассмотрение суда. Всё, что ей оставалось бы, это личная месть, которая сделала бы преступницей уже её саму. А эту месть она сможет совершить и не нося синего с серебром значка.

Она отказалась от предложения, даже не раздумывая. Она не желала иметь с ДМП никаких дел, равно как и с Министерством Магии. С неё хватило — на всю жизнь.

В тот же день, передав все дела, которых и так было немного, безликому заместителю, она покинула Британию.

Её спасла учеба. Неплохой ещё с младшей школы французский и документы о сдаче одиннадцати ЖАБА с отличием обеспечили ей место на первом курсе факультета ментальной магии Парижской академии высших магических наук. Вместо положенных четырёх лет она проучилась полтора года — именно столько времени ей потребовалось, чтобы освоить всю программу и написать свою первую исследовательскую работу. Она работала на износ, отводила на сон не больше четырёх часов, не позволяла себе ни минуты отдыха — и это помогло излечиться.

И вот, теперь, годы спустя, она была признанным лучшим специалистом по ментальной магии Британии, а по некоторым оценкам — и всей Европы. Она отработала в больнице всего год, после чего стала ограничиваться разовыми заказами и частными контрактами. Она лечила шизофрению, восстанавливала повреждения склеротического характера, возвращала память людям, подвергшимся действию тёмных зелий или проклятий. Иногда — где-то очень в глубине сознания, — проскакивала мысль о том, что, попадись ей в руки Брук, она сможет нашинковать его мозги на тонкие лоскутки, но она старалась об этом не думать. Мысли о Бруке были заперты в надёжный тайничок в её сознании вместе с воспоминаниями, от которых становилось слишком больно.

Она была успешной, молодой, привлекательной ведьмой, открытой для жизни и получающей искреннее наслаждение от каждого мгновения. Должна была наслаждаться.

Примерно об этом она думала, практически выпадая из воронки порт-ключа на коврик в собственной прихожей. Правда, почему-то эта простая мысль формулировалась исключительно через обороты, содержащие в себе имя Мерлина, названия некоторых частей его тела и пикантные подробности его взаимоотношений с целым рядом объектов действительности.

Стукнувшись плечом о дверной косяк, Гермиона зашипела и прорычала вслух:

— Мерлиновы яйца! — после чего стянула через голову мантию и швырнула её на пол. Следом полетели лифчик и трусы, и она, пошатываясь, прошла в ванную и влезла под душ.

Ей хотелось не просто вымыться, а каким-то образом отмыть собственные мысли и воспоминания — ей всегда хотелось сделать нечто подобное после общения с психопатами. Психопатия была единственным психическим заболеванием, которое Гермиона не могла излечить. Каждое погружение в сознание психопатов вызывало почти физическую боль. Теперь она могла только смеяться (или плакать) над собственным былым невежеством. Встреться ей сейчас милый парнишка по имени Джим, он был бы переправлен в специальную клинику менее чем за минуту. Ни с чем нельзя было спутать этот сладкий аромат и эти чуть подёрнутые серой плёнкой мысли, в которых воображаемое мешается с реальным.

Сегодняшний случай был особо неприятным — её вызвали, чтобы она присутствовала на допросе подозреваемого в серии убийств. Она не любила вызовы из ДМП, но в этот раз не смогла отказать, потому что допрос проводила Джинни. Если бы не присутствие Гермионы, парень вышел бы сухим из воды — он под сывороткой правды подтвердил, что невиновен. Без особого заключения менталиста этого было бы достаточно, чтобы выпустить его и принести извинения. Джинни страшно повезло, что Гермиона там была. А ублюдку — страшно не повезло.

Гермиона вылезла из душа, тщательно вытерлась и завернулась в сухое полотенце. Босыми ногами прошлёпала в гостиную, упала в кресло и запрокинула голову к потолку, пообещав себе приятный вечер: с книжкой по психиатрии и кружкой какао. Или с томиком Бодлера и бокалом вина — на выбор.

Посреди комнаты возникла сияющая статная кобыла с пышной гривой и произнесла голосом Джинни:

— Гермиона, ты мой спаситель. Люблю, целую. Зайдёшь к нам сегодня на ужин?

Джинни зазывала её на ужин так часто, как могла — ей казалось, что в одиночестве Гермионы есть что-то нездоровое, болезненное. Особенно сейчас, когда с того страшного дня прошло больше восьми лет. Оценив собственные запасы душевных сил, Гермиона пришла к выводу, что не готова сидеть в протопленной гостиной Поттеров и слушать маскирующиеся под заботой нотации друзей. Она и так неплохо знала, что они ей скажут: что они пережили общую потерю, но пора двигаться вперёд, что одиночество — не лучший способ прятаться от действительности и так далее в сотне вариаций.

Лошадь растаяла, а Гермиона наколдовала собственный патронус и продиктовала ему бодрым голосом:

— Джинни Уизли. Обращайся. И спасибо за приглашение, но сегодня никак — есть планы на вечер, а возможно, и на ночь. Привет Гарри и мальчишкам.

Выдра послушно мотнула головой и выскочила в окно, унося послание, которое гарантирует, что Джинни прекратит читать ей лекции по домашней психологии как минимум на месяц.

Гермиона с наслаждением, до хруста в спине потянулась и вдруг подскочила на месте, схватилась за грудь. Тонкую кожу обжёг раскалившийся металл. Она сорвала с шеи золотую цепочку, уже почти остывшую, поднесла её к глазам, прищурилась и увидела возникшие символы. Коснулась палочкой, увеличивая, а потом едва не отбросила как ядовитую гадину. На тонких звеньях выступила короткая фраза, написанная косым почерком с наклоном влево: «Сегодня в 7:30pm. Клуб. Важно».

Она была уверена, что забыла этот почерк, но нет — узнала мгновенно до последней точки.

Артефакт молчал восемь лет. Ни единого сообщения, никаких посланий. В конце концов, их дела с Майкрофтом Холмсом были давно закончены. И, в отличие от своего неугомонного брата, который то и дело возникал у неё на горизонте, он ни разу не пытался связаться с ней с тех пор. Она не забрала у него кольцо только потому что…

Потому что в тот момент ей было всё равно. Она меньше всего на свете думала об артефакте, Майкрофте и маггловском правительстве. Не так давно, чистя цепочку, она вспоминала о том, что нужно бы разорвать протеевы чары, но так и не разорвала — это требовало значительных усилий и было бесполезно — всё равно каналом больше не пользовались.

Она перевела взгляд на часы, показывающие без двадцати семь, и невольно вздрогнула. Она не хотела знать, зачем ее решил позвать Майкрофт. Она не хотела снова вспоминать о том, чем занималась раньше, пока был жив Рон. У них не осталось ничего, что можно было бы обсудить и что вообще имело смысл обсуждать.

Но слово «Важно» пульсировало у неё перед глазами и не позволяло просто отмахнуться от послания, даже если очень хотелось.

С другой стороны, что важного могло произойти? Она не интересовалась политикой, не касалась отношений магов и магглов, у старшего Холмса наверняка был координатор со стороны Министерства. Но он написал ей, сейчас. Зачем?

Ответ был слишком очевиден, и Гермиона почувствовала, как сердце скакнуло к горлу и затрепыхалось там. Единственное, что могло заставить Майкрофта написать ей, это появление Джеймса Брука.

Она оделась так быстро, как смогла, и только бросив взгляд в зеркало заметила, что выбрала не мантию, а костюм с юбкой — по той, старой привычке.

Клуб на Уайт-холл не изменился: всё та же дверь, всё такой же швейцар. Так же, как восемь лет назад, едва она вошла внутрь, к ней приблизился солидный мужчина, похожий на дворецкого прошлых веков, и жестом предложил следовать за ним.

Кабинет располагался в том же месте, на втором этаже. Остановившись перед дверью, Гермиона поняла, что у неё стучат зубы. За дверью было то, от чего она бегала восемь лет. И она очень хотела по-детски забиться в истерике, замахать руками и закричать: «Не хочу!». Она не хотела снова видеть Майкрофта Холмса и снова слышать о Джеймсе Бруке.

Но дворецкий уже распахнул перед ней дверь, с поклоном пропустил внутрь. Со щелчком дверь закрылась.