Сферы влияния

Уровни доступа. Глава семнадцатая

Почти полминуты Майкрофт молчал, глядя куда-то поверх левого плеча Гермионы, и она почти с облегчением решила, что сейчас прозвучит что-то вроде: «Да, я уже обедал» или «Я не обедаю». Однако он ответил совершенно иное:

— Еще нет. Буду рад… составить вам компанию.

Он поднялся с кресла и, не выпуская из рук зонтик, жестом предложил покинуть кабинет и даже вежливо придержал дверь.

Идя сюда, Гермиона едва ли сознавала, что ее окружает, но теперь смогла оценить обстановку: британское правительство располагало поистине роскошным зданием. Стены были отделаны светлым деревом и увешаны картинами — портретами государственных мужей разных эпох и изображениями батальных сцен. Гермиона узнала только часть сюжетов — например, смерть адмирала Нельсона, реставрацию монархии при Карле II и коронацию королевы Виктории.

Пол был застелен плотным ковром с темно-зеленым ворсом, основательно потертым множеством ног. Людей почти не было видно — только дважды мимо прошмыгнули секретари с кипами бумаг и однажды прошел важный седовласый мужчина в круглых очках почти на кончике носа. Они с Майкрофтом прохладно раскланялись, не произнося и слова.

Лифт — старый, но с парадной золотой отделкой, тоже был пуст. Майкрофт вошел первым, рукоятью зонта ткнул в кнопку нулевого этажа (1).

Двери закрылись, и Гермиона вдруг пожалела о том, что вообще предложила пообедать вместе — лучше было бы в одиночку пережить последствия общения с Бруком, чем хотя бы минуту провести вот так, в тесном замкнутом пространстве наедине с Майкрофтом Холмсом. Когда между ними не осталось спасительных четырех-пяти футов пространства, его давление стало ощущаться физически. Гермиона не позволила себе зажмуриться, но прикусила изнутри губу — Холмс подавлял ее, буквально вжимал в стенку лифта этой невидимой, но ощутимой силой.

Нельзя было сказать, замечает он это или нет — он смотрел на потолок с крайне задумчивым выражением лица и, похоже, решал какие-то свои вопросы, во всяком случае, взгляд был расфокусированным.

Гермиона тяжело выдохнула, укрепила окклюментный щит и чуть отстранилась от стенки лифта, постаравшись сосредоточиться на деле. Она сегодня попробовала заглянуть в сознание Брука — и ей этот опыт не понравился. Однако выбор у нее не велик — код-ключ нужно было уничтожить, а значит, в безумном лесу самоубийц придется искать дорожки.

Она не успела додумать эту мысль до конца — звякнув, лифт остановился. Двери медленно разъехались в стороны, и Гермиона, пожалуй, чуть поспешнее, чем следовало, вышла наружу, в светлый просторный холл.

Майкрофт последовал за ней, и они беспрепятственно вышли на улицу, на Уайт-холл, шумный и полный туристов, стремившихся либо от Трафальгарской площади к Парламенту, либо в обратном направлении.

— Где вы предпочитаете… обедать? — спросил Майкрофт медленно.

В данный момент Гермиона предпочла бы голодовку. Но протянула ему руку, намекая, что хочет переместиться в более подходящее место.

Он, кажется, колебался, но потом едва ощутимо дотронулся до ее пальцев своими, ледяными. Гермиона не сдержала дрожь, но заставила себя схватить его за руку крепче и аппарировала в самый конец Мерилебон-роуд, где, в одном из тупиков, располагался дорогой, но очень приятный ресторан — из тех, куда редко заглядывают зеваки.

У него было и еще одно достоинство — здесь принимали галеоны, а на заднем дворе располагался удобный закуток для аппарации.

Майкрофт никак не прокомментировал ее выбор, только наклонил голову чуть на сторону и с интересом взглянул на кончик зонта, будто проверяя, не испачкался ли он.

Внутри было тихо и практически пусто — только пожилая пара обедала за столиком возле окна. Гермиона и Майкрофт расположились на максимальном удалении от них, причем, кто бы сомневался, Майкрофт сел так, чтобы оказаться в тени, предоставив Гермионе, казалось бы, более удобное, но и значительно лучше освещаемое кресло.

— Вы часто посещаете подобные… заведения? — проговорил он, когда официант принял заказ и удалился.

— Время от времени, — ответила Гермиона. — А вы — редко?

— Время от времени, — процитировал он ее же слова. — У меня нечасто бывает желание… бывать в обществе.

Почему-то невольно Гермиона вспомнила фотографии Майкрофта из досье — того толстого и закомплексованного ребенка, каким он был, а еще — те подсмотренные воспоминания, за которые ей до сих пор было стыдно.

Под влиянием этих мыслей она сказала:

— Вы не любите людей.

Майкрофт приподнял одну бровь в недоумении.

— Отчего же… достаточно любопытная форма организации жизни.

Гермиона хмыкнула. Пожалуй, он действительно должен был считать себя существенно отличающимся от остальных людей — так же, как и его брат. И как их дядя.

Сердце болезненно кольнуло, улыбаться расхотелось. Гермиона отвела взгляд и постаралась сосредоточиться на изучении потертостей и царапин на добротном деревянном столе.

— Что заставило вас… — проговорил Майкрофт задумчиво, — влезть в политические игры, Гермиона?

Она сглотнула.

Что заставило… Она влезла в них очень давно — еще до того, как научилась понимать, что мир не делится на черное и белое, что он весь серого цвета и похож на трясину, затягивающую и не позволяющую выбраться.

— У меня не было особого выбора, — сказала она наконец.

Майрофт скривил губы, став на короткое мгновение очень похожим на Шерлока.

— Хотите сказать, что выбор есть всегда? — Гермиона попробовала улыбнуться.

— Нет, — коротко ответил Майкрофт.

— Что вас заставило влезть в политику?

Вопрос был глупым — Гермиона поняла это еще до того, как последний слог сорвался с губ. Кем мог бы быть Майкрофт еще? Разве что ученым?

— Очевидно, тот факт, — заметил он ровно, — что я недостаточно усидчив для науки.

«А еще тот факт, что младший брат нуждается в постоянном присмотре», — подумалось Гермионе, и она, не до конца отдавая себе отчет в том, что делает, произнесла это вслух. Только на миг закаменевшая челюсть выдала его напряжение.

— Сантименты мне чужды, Гермиона, — сказал он очень холодно, — в том числе и по отношению к Шерлоку Холмсу. Не стоит приписывать мне эмоций, которые я не способен испытывать.

Яснее намекнуть на то, что это нежелательная тема, было нельзя — и Гермиона заговорила о погоде. Когда принесли обед — Майкрофт отдал предпочтение постному мясу с овощами, но Гермиона видела, что он долго разглядывал разворот с десертами, — беседа прервалась. Гермиона заказала рыбу и постаралась сосредоточить все внимание на ней, однако то и дело кидала короткие взгляды на своего собеседника. Разумеется, он ел с невероятной аккуратностью, очень изящно обращаясь с вилкой и ножом — так, словно находился на приеме в Букингемском дворце. Он не прикасался к телефону, ни разу не отвлекся на разглядывание интерьера и, не считая пожелания приятного аппетита, не произнес ни слова до тех пор, пока его тарелка не опустела. И только промокнув тканевой салфеткой губы и отложив приборы, он сказал:

— В моей семье никогда не было принято потакать сантиментам и действовать под влиянием чувств. В отличие от вашей, я полагаю, — и тонко улыбнулся.

Это был виртуозный, тонкий и точный удар — маленькая месть за то, что она заподозрила в нем искру человечности. Гермиона проглотила последний кусочек рыбы, тоже вытерла губы и ответила с вызовом:

— У нас действительно всегда была принята искренность.

— Искренность сродни несдержанности.

Официант убрал тарелки и поставил чайный прибор. Гермиона потянулась было к чайнику, но Майкрофт опередил ее со словами:

— Я разолью (прим. в оригинале эта раза звучала бы как «I'll be mother», что дословно переводится как «Я буду матерью» — от старой английской традиции, по которой чай разливает самый авторитетный человек в доме, чаще всего — мать (2), — Гермиона чуть улыбнулась этой старомодной фразе, но не стала спорить и внимательно наблюдала за тем, как он наливает чай, как придерживает крышечку заварочного чайника и как точно отмеряет количество молока — действительно, как на приеме. Излишне официально.

Гермиона взяла себе чашку и ответила на реплику, поданную несколько минут назад:

— В нашей школе есть четыре факультета. И только один из них считает хитрость и скрытность достоинством. Характерно, что наибольшее число темных магов вышло оттуда.

— Полагаю, это не ваш факультет. Вам присуще некоторое… безрассудство.

— «Гриффиндор славен тем, что учатся там храбрецы, сердца их отвагой и силой полны», — нерадостно процитировала Гермиона строку одной из многочисленных песен Распределяющей Шляпы.

— Храбрость… — Майкрофт качнул головой, — храбрыми называют людей в том случае, когда не хотят назвать глупыми. Эвфемизм в некотором роде. Уму присуща осторожность. А вы… вполне умны.

— Вы спрашивали, как я попала в политику, — Гермиона отпила чаю, — мне было одиннадцать, когда передо мной встал выбор: позволить волшебнику, десять лет назад чуть не уничтожившему и магическую, и маггловскую Британию, обрести силы, или быть разумной и осторожной.

Боковым зрением она видела, что Майкрофт поставил чашку на блюдце и чуть наклонился вперед, опирая локти в стол.

— В вашем выборе сомневаться не приходится.

В углу стояла кадка с пальмой.

У нее были темные листья — на них падало слишком мало света, чтобы они были свежими и яркими, — и шероховатый ствол. Гермиона смотрела на пальму, не находя в себе сил смотреть на Майкрофта.

— Вы похожи на моего брата. Не сдержаны, импульсивны, безрассудны, берете на себя ответственность в том, за что ответственности не несете, игнорируете советы, — казалось, он должен был сделать какой-то вывод, резюме — но он только откинулся на спинку стула. Гермиона резко повернулась к нему и сказала то, что никогда не думала сказать ему вслух:

— А вы похожи на василиска, короля змей. Не испытываете эмоций, сострадания, жалости, зато способны убивать взглядом.

В этот раз нанесенный удар оказал на Майкрофта влияние — с его лица схлынула краска, губы побелели, но улыбка осталась — только теперь в ней не было даже наигранного добродушия.

— Верное впечатление, — сказал он тихо. — Постарайтесь сохранить его в памяти…

Он не договорил: «Когда в следующий раз задумаете пообедать со мной», — но Гермиона это поняла. Вежливо, корректно, не произнеся ни единого жесткого слова, Майкрофт Холмс заставил ее вспомнить о том, что он не столько человек, сколько аналитическая машина.

Возможно, Гермиона сказала бы что-то еще — что-то, что сгладило бы впечатление от этого разговора, может, извинилась бы за свои слова, пусть и правдивые, но излишне жестокие, но не успела — в темном углу ресторана засеребрился патронус. Гермиона едва успела наколдовать над собой и Майкрофтом барьер, скрывший их от взглядов магглов, как патронус обрел форму рыси и низким голосом Кингсли произнес:

— Гермиона, ты мне нужна. Жду тебя в кабинете в течение часа.

Обед был окончен.

Примечания: