Изображая женственность. Женщина как артистка в раннем русском кино

Приближение к камере

Как интерпретировать шаг, который актриса делает в сторону камеры? И вновь этот прием способствуют сближению Зои, физическому и психологическому, со зрителем. Более того, с кинематографической точки зрения движение Зои в сторону камеры, как и ее прямой взгляд в объектив, весьма нестандартно. И таким образом, оно вновь говорит о ее прямоте, в которой, однако, не таится ни угрозы, ни оскорбления, — ее движение слишком легко и неуловимо для этого. Скорее, этот решительный приступ так называемой четвертой стены должен подействовать как обращение Зои к зрителям — ее призыв к тому, чтобы ее персональная идентичность была увидена отдельно от профессиональной.

Уместность такой интерпретации движения Зои подсказана аналогичной сценой в другом произведении на тему Кадминой — повести Куприна «Последний дебют». И хотя утверждать, что Бауэр делает здесь прямую отсылку к этому тексту, кажется излишеством, сравнить эти сцены все же полезно.

Актриса Куприна, Лидия Гольская, оказывается в роли отвергнутой и на сцене, и в жизни. И в обеих ситуациях роль ее бессердечного возлюбленного играет один и тот же человек, актер Александр Петрович. В первый раз по-настоящему Александр отвергает Гольскую, будучи наедине с ней в ее гримерке. Делает он это всего за несколько мгновений до того, как двоих вызывают на сцену, где они, снова вместе, разыгрывают аналогичный момент в пьесе, на сей раз уже перед зрителями. Оказавшись на сцене, Гольская, одолеваемая эмоциями, выходит из образа и говорит с возлюбленным сама, своими словами. Однако же если он и замечает это, то не реагирует, отвечая ей словами пьесы. Оставшись на сцене одна после ухода возлюбленного, Гольская продолжает говорить, рассказывая историю своего несчастного романа. Но вот внезапно она замолкает и подходит к рампе — к передней части сцены — в финальной попытке обратиться к зрителям, передать подлинность своих эмоций и заставить публику увидеть, что она говорит не как актриса в образе, но как женщина. И вот, совершенно умолкнув, она выпивает яд, обводит зрителей глазами и падает.

Впрочем, призыв Гольской не срабатывает. В конце концов, движение к переднему краю сцены для усиления эффекта от сольного выступления актера — давнишняя театральная традиция, потому и зрители Гольской продолжают пребывать в неверии, не замечая, что она вырывается из образа и пытается пробить театральную четвертую стену, чтобы перейти от «репрезентации» к «(само)презентации». Итак, несмотря на то, что зрители потрясены интенсивностью происходящего на сцене, они неспособны распознать его подлинность. И таким образом, на реальную смерть Кадминой они реагируют как на часть представления — бурными аплодисментами и криками «Браво!». По контрасту нетрадиционность и намеренность движения Зои к камере наделяют ее огромной властью, и то, что она здесь обращается напрямую к зрителю, заставляет его взаимодействовать с ней как с личностью.