Сферы влияния

Вскочив, Гермиона закрутилась вокруг, ища выход, но его не было.

Только зеркало в резной раме.

Гермиона бросилась к нему и замерла в оглушающей тишине. Хохот чудовища смолк. Отражение было моложе ее на пятнадцать долгих лет. Болезненно-худая, с наполненными яростью глазами и в черном. Кажется, именно так она и выглядела в день похорон Рона? Она уже не помнила.

— Выпусти меня! — яростно прошипела Гермиона, ударив по серебряной глади.

Зеркало пошло рябью.

За ее спиной раздался мягкий, вкрадчивый шепот чудовища:

— Милая, это ничего не изменит. Ты так долго прятала воспоминания, так долго запирала в глубине чувства. Ты ведь не хочешь их. Не хочешь, чтобы было больно, — в голосе чудовища не было ничего истеричного и пугающего, оно говорило ее собственным голосом. — Я не желаю тебе зла, Гермиона. Только хочу уберечь от страданий. Позволь мне… — чудовище приблизилось — Гермиона не видела его, но чувствовала кожей, — позаботиться о тебе.

Настоящая Гермиона положила обе ладони на зеркало, и отражение послушно повторило это движение. А голос продолжал уговаривать:

— Кому ты нужна? Что тебе там искать? Новую боль? Тебя снова используют, будут высасывать, пока однажды не опустошат совсем. И тогда ты просто умрешь, — в горле стоял ком, — Ты ведь от этого сбежала. Ты хотела ко мне. Останься!

Спорить было трудно.

Министр-марионетка, вместо друзей — одни безумцы, вместо любимого мужчины — безупречная счетная машина, сумевшая даже чувство вписать в уравнение.

Гермиона и не спорила. Она просто упрямо давила на преграду, и в какой-то момент зеркало треснуло. Звон разбитого стекла заглушил крик, раздавшийся сзади:

— Гермиона Грейнджер, что ты себе позволяешь?! Немедленно прекрати!

Дышать было нестерпимо больно, слезы текли сплошными потоками, но ее рука крепко сжимала руку бывшей пленницы зазеркалья.

Гермиона озиралась. Отчего-то она надеялась, что здесь будет и Та, Другая из ее видения — это ведь было бы правильным, да?

— Ее здесь нет. Точнее — Она не здесь. А здесь — только ты… и еще одна ты, которую ты отвергла.

Зазеркальная Гермиона была измученной, яростной и живой. В ее груди не было дыры, а ее волосы напоминали воронье гнездо.

— И что теперь? — спросила Настоящая.

— Теперь? Искать дорогу наверх, приводить все в порядок и жить. Не повторяя прошлых ошибок. «На дно твое нырнуть — Ад или Рай — едино! В неведомого глубь — чтоб новое обресть!» (3)

Настоящая слабо улыбнулась:

— Ты знаешь, что я ненавижу Бодлера?

Зазеркальная покачала головой:

— Я знаю, что ты им живешь.

Они одновременно потянулись навстречу друг другу. И через секунду осталась лишь одна Гермиона. И ее сердце снова билось в груди.

Океан отступил, выпуская Гермиону из своего чрева. Шторм утих, вода опять была прозрачной, небо синим, на белоснежном песке стояли выкинутые со дна огромные сундуки, скованные проржавевшими цепями.

Ударом ноги она сбила замок с первого из них.

Примечания:

(1) — Все цитаты — из «Апокалипсиса» св. Иоанна Богослова, конец 20-й и начало 21 главы.

(2) — Из старой американской песни «Мой дом, мой Кентукки». В момент глубокого отчаянья ее вспоминала Скарлетт О’Хара в романе «Унесенные ветром».

(3) — Шарль Бодлер, «Плаванье», в переводе Марины Цветаевой.