Маски Пиковой дамы

«Ленты огненного цвета»

В общем кругу повидавших виды оригиналок не затерялась бы графиня Наталья Кирилловна Загряжская, дочь последнего гетмана Малороссии Кирилла Григорьевича Разумовского. В молодости не красивая, но умная, в старости — взбалмошная, но памятливая. Она столько порассказала Пушкину о временах блаженной памяти императрицы, которую боготворила, что странно, как ее отношение не передалось поэту. А поэт и старуха числились родней через мать Натальи Николаевны, урожденную Загряжскую, и быстро подружились.

«Нащокин заметил Пушкину, — записал Бартенев, — что графиня не похожа на Голицыну, но что в ней больше сходства с Натальей Кирилловной Загряжскою, другой старухой. Пушкин согласился с этим замечанием и отвечал, что ему легче было изобразить Загряжскую, чем Голицыну, у которой характер и привычки были сложнее»[187].

Не сложнее, а менее известны поэту. С Загряжской он был короток. «Мусташини» оставалась недосягаемой. Если внешние приметы жизни Старухи позаимствованы от «Усачки», то домашний обиход героини, ее мелкие грешки, вроде любви рассказывать «анекдоты» о временах молодости — примета Загряжской.

В июле 1830 года Пушкин писал невесте о посещении ее тетушки: «Приезжаю, обо мне докладывают. Она принимает меня за своим туалетом, как очень хорошенькая женщина прошлого столетия»[188]. Этому пойманному мимоходом впечатлению поэт обязан началом второй главы «Пиковой дамы»: «Старая графиня*** сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали ее. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета. Графиня не имела ни малейшего притязания на красоту, давно увядшую, но сохранила все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго и так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад».

Попутно отметим, что «три девушки» — не просто отсылка к картежной тройке, но и три грации, пока юны. Их сменят три пожилые служанки в сцене раздевания графини — то есть на пороге насильственной смерти. Эти три старухи равносильны трем паркам в римской мифологии, мойрам в греческой, которые ткут и обрезают нить человеческой жизни.

Чепец с «огненными лентами» — очень любопытная деталь. На описанном портрете Марии Антуанетты кисти Виже-Лебрён королева облачена именно в такой чепец. Спадающие с него полосатые ленты по цветовой гамме совпадают с черно-оранжевыми, георгиевскими лентами. В статуте ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия пояснено, что такой цвет отражает огонь и дым сражений. Орден был учрежден в 1770 году, его первым кавалером за победу в Чесменском сражении стал Алексей Григорьевич Орлов, один из главных устроителей переворота в пользу Екатерины II и, как считалось, убийца Петра III.

То есть цвет лент вновь, как и многие другие детали, отсылал к императрице. Она появлялась в «Капитанской дочке» у пруда, где стоял памятник «недавним победам графа Румянцева», но вот портрет кисти Боровиковского, который детально — вплоть до собачки — воспроизводит Пушкин, показывал Екатерину II на прогулке напротив Чесменской колонны, напоминавшей Кагульский обелиск.

Однако цвет лент поведет и к другой интересной параллели, показывающей, что Пушкин замыкал, казалось бы, прямые противоположности в едином образе. «Огненными» взорами обладал Пугачев — исторический антипод Екатерины II. В «Капитанской дочке» дана сцена, где дядька Савельич перечисляет вождю крестьянской войны погибшее имущество господина. «Это что еще! — вскричал Пугачев, сверкнув огненными глазами». Но слуга только крякнул: «Это, батюшка, изволишь видеть, реестр барскому добру, раскраденному злодеями». Слово «красть» встречалось и в заметке «О русской истории XVIII века». «От канцлера до протоколиста все крало…», чему виной оказывались заговорщики, возведшие императрицу на престол, щедро награжденные ею «на счет народа» и потащившие наверх свои ненасытные фамилии: «…Самые отдаленные родственники временщика с жадностью пользовались» представившимся случаем.

«Что за вранье? <…> Какое мне дело до погребцов и до штанов с манжетами?» — этот вопрос Пугачева могла бы повторить и Екатерина II. Знак равенства у Пушкина пролег по словам Савельича о «добре, раскраденном злодеями». И официальная власть, захваченная путем переворота, и бунтовщик из казаков ведут к разорению накопленного. В этом смысле они сливаются воедино и для таких простонародных трудяг, как Савельич, и для честных дворян-служивых, вроде Петра Гринева.

«Огненное воображение» имелось и у Германна. В другом месте героя характеризовал «беспорядок необузданного воображения». Таким образом, «огненный» и «беспорядок необузданный» значат одно и то же, уводя нас к красному петуху из «Дубровского», которого пускают в барские усадьбы, к бунту «бессмысленному и беспощадному». Имея «огненное» воображение, Германн по одной линии наследник Пугачева, а по другой «огненных лент графини», пламени и дыма побед Екатерины Великой: «Все Романовы революционеры и уравнители».

Вот какие мысли можно вынести из посещения тихого утреннего туалета старой графини или, если угодно, «очень хорошенькой женщины прошлого столетия» Загряжской.