Смерть Мао Цзэдуна

Критика деятельности Линь Бяо

В период между XI съездом КПК и 3-м пленумом ЦК КПК 11-го созыва, особенно между 2-м и 3-м пленумами ЦК партии, критике постоянно подвергались практическая деятельность и «теоретические установки» Линь Бяо.

В критических выступлениях в его адрес подчеркивалось, прежде всего, то, что Линь Бяо во время «культурной революции» сосредоточил усилия, главным образом, на устранении своих соперников в руководстве НОАК. В этой связи Линь Бяо «выдумал» «заговор» Хэ Луна, добился устранения Хэ Луна и ряда военачальников, связанных с Хэ Луном, например командующего бронетанковыми войсками НОАК Сюй Гуанда. [17]

Дэн Сяопин заявил, что Линь Бяо «физически и морально истязал» бывшего начальника генерального штаба НОАК Ло Жуйцина. [18]

Сюй Шию сам обвинил Линь Бяо в том, что тот наносил удары по нему, Сюй Шию. [19]

В прошлом заместитель командующего ВВС НОАК Юй Лицзинь был объявлен «жертвой» «преследований» и «репрессий» со стороны Линь Бяо. [20]

Имя Линь Бяо тесно связывалось с именами Чэнь Бода и Цзян Цин, а также с МРО «Имени 16 мая», [21] а следовательно, и с такими «ультралевыми», как Ван Ли, Гуань Фэн и Ци Бэньюй.

Линь Бяо осуждали за нанесение ударов по авторитету погибшего героя революции Пэн Бая и по его родственникам. [22]

Наконец, в вину Линь Бяо вменялся «подрыв сельского хозяйства страны»; утверждалось, что «из-за Линь Бяо» ряду провинций страны в области сельского хозяйства был нанесен «самый серьезный удар». [23] Эти обвинения не расшифровывались.

При критике Линь Бяо отчетливо прослеживалось стремление отделять Линь Бяо от Мао Цзэдуна. В статье вдовы Ло Жуйцина утверждалось, что в 1966 г. Мао Цзэдун заявлял, что Ло Жуйцин выступал «только против» Линь Бяо, но не против Мао Цзэдуна. [24] В 1970 г. на Лушаньском пленуме ЦК КПК, то есть на 2-м пленуме ЦК КПК 9-го созыва, Мао Цзэдун выступил с документом, озаглавленным «Мое мнение», для того чтобы отмежеваться от позиции Линь Бяо. [25] В августе 1971 г., как свидетельствовал командующий Ланьчжоуским большим военным округом Хань Сяньчу, Мао Цзэдун в личной беседе с ним не соглашался с утверждениями Линь Бяо о том, что «такой гений», как Мао Цзэдун, появляется в Китае только один раз на протяжении нескольких тысячелетий. [26]

Эти высказывания свидетельствовали о коварстве Мао Цзэдуна, который, с одной стороны, выдвигал Линь Бяо на роль «второго человека» в партии и в государстве во время «культурной революции», а с другой, за спиной Линь Бяо вел двойную игру, показывая другим силам в армии и в партии, что в зависимости от того, как сложится обстановка, в зависимости от соотношения сил прежде всего в вооруженных силах, Мао Цзэдун будет способен пожертвовать Линь Бяо.

Попытки нарисовать образ Мао Цзэдуна, критически настроенного в отношении Линь Бяо, отражали намерения определенной части китайских руководителей сохранять «в чистоте» имя председателя, продолжать эксплуатировать тезис о том, что за все ошибки и недостатки начиная с 1966 г. несут ответственность только Линь Бяо и «четверка». Таким образом, вместе с Мао Цзэдуном получали возможность сохранить свою репутацию те члены руководства, которые прошли, «не оступившись», всю «культурную революцию» вместе с Мао Цзэдуном, Линь Бяо и «четверкой». В данном случае действиями этой части руководителей двигало не стремление к исторической правде, а забота о себе, о своем служебном положении.

Далее, Линь Бяо осуждали за «неискренность», за то, что он прикрывал лестью в адрес Мао Цзэдуна свои властолюбивые устремления. В этих целях Линь Бяо «выдумывал» высказывания Мао Цзэдуна и распространял их в виде цитат, «высочайших указаний» по всей стране. [27] Линь Бяо утверждал, что у Мао Цзэдуна «каждое его слово — это истина в последней инстанции». Это выражение Линь Бяо стало расцениваться как «расчленение марксизма». [28]

В этой связи появились развернутые характеристики периода, когда «штаб» Мао Цзэдуна активно осуществлял «культурную революцию». Китайская печать писала, например, о том, что Линь Бяо и «четверка» более десяти лет обманывали народ. Люди слепо верили Линь Бяо и «четверке», потому что они часто ссылались на одно-два высказывания Мао Цзэдуна, как бы выступая от его имени. Теперь утверждалось, что эти «ссылки» часто «искажали» то, что на самом деле говорил Мао Цзэдун, или «вводили людей в заблуждение». Линь Бяо, «используя демагогию», под видом прославления Мао Цзэдуна, на самом деле стремился «прославлять себя и отстранять других». Линь Бяо и «четверка» «осуществляли фашистскую диктатуру внутри партии и вне ее рядов, и люди не осмеливались высказываться. Тот, кто осмеливался высказать мнение, отличное от их точки зрения, становился объектом их жестокой травли и безжалостных ударов, подвергался жестоким физическим пыткам и политическим преследованиям, которые распространялись даже на членов семей и на друзей. Это было царство страха, и никто не чувствовал себя в безопасности». [29]

Отношения в ходе «культурной революции» между руководителями партии рисовались следующим образом: Линь Бяо и «четверка» «фальшивым образом поднимали знамя Мао Цзэдуна. В действительности они поднимали знамя культа и суеверия. Они пытались представить Мао Цзэдуна как изолированное божество, в то время как он был лишь самым выдающимся из ряда опытных и авторитетных вождей». [30]

Осуждению подвергалась вся линия Линь Бяо на то, чтобы закрепиться на вершине пирамиды власти в опоре на культ личности Мао Цзэдуна, эксплуатируя имя последнего. Например, было предано гласности намерение Линь Бяо утверждать себя в сознании руководителей партии и членов партии в качестве такого же «помощника» Мао Цзэдуна, какими («помощниками») были в свое время у Маркса — Энгельс, а у Ленина — Сталин. [31] Во внутрипартийной пропаганде в КПК во время «культурной революции», да и в последующем применялись и продолжают применяться такие упрощенные до примитива обоснования выдвижения того или иного политического деятеля.

Критика Линь Бяо использовалась различными силами в руководстве в то время для того, чтобы защищать позиции, которые зачастую бывали полярно противоположными.

Например, известностью пользовалось положение о том, что в ходе «культурной революции» существовал, а затем был разгромлен «штаб» Линь Бяо. Разгром этого «штаба» трактовался в выступлениях официальной печати как часть борьбы за «недопущение ревизионистского перерождения» КНР. Таким образом, с одной стороны, Линь Бяо осуждали за политику, которая номинально являлась его собственным знаменем, когда он рвался к власти в ходе «культурной революции». Весь взлет к вершинам власти в партии Линь Бяо совершил под флагом ближайшего сподвижника Мао Цзэдуна в борьбе против «ревизионизма». Такое обвинение было особенно оскорбительно для тех, кто хранил память о Линь Бяо.

Однако не это было главным. Дело в том, что, выдвигая такие обвинения, критики Линь Бяо старались сохранить тезис о том, что «культурная революция» была направлена против «ревизионизма», что накануне «культурной революции» в КНР существовала угроза «ревизионизма», «буржуазного перерождения», «движения по пути СССР, вслед за СССР», что существовала «линия» Лю Шаоци и других, которые стремились превратить КНР в «ревизионистское государство». Так защищали свои позиции сторонники «культурной революции».

Далее, выдвиженцы настойчиво внушали населению страны и членам партии мысль о том, что Линь Бяо был «врагом народа», «губителем» марксизма-ленинизма и «идей Мао Цзэдуна». [32] Такая постановка вопроса позволяла сохранять в неприкосновенности знамя Мао Цзэдуна, авторитет самих выдвиженцев. Ведь таким образом все, кто пережил «культурную революцию», оказывались в одном лагере, им вместе предлагалось осуждать Линь Бяо. Вполне вероятно, что выдвиженцы пытались таким поворотом создавать некую новую основу для сплочения или компромисса с возвращенцами.

Однако возвращенцы вели решительную борьбу против выдвиженцев, выдвигая тезис о том, что «сторонники Линь Бяо» все еще находятся среди руководителей партии и государства и «проявляют себя». [33]

Возвращенцы настаивали на том, что именно Линь Бяо «отрицал 17 лет (существования КНР) до культурной революции». [34] Это был важный тезис. Сторонники и выдвиженцы «культурной революции» хотели бы протащить мысль о том, что на протяжении 17 лет до «культурной революции» политика во многом была неправильной; отсюда могли следовать выводы, оправдывающие в главном выдвиженцев, занятие ими руководящих постов.

Однако возвращенцы ставили вопрос ребром. Они заставляли своих противников соглашаться с одобрением деятельности в течение 17 лет до «культурной революции» тех, кто боролся против Линь Бяо и кого приходилось реабилитировать после смерти Мао Цзэдуна. Возвращенцы боролись за то, чтобы реабилитация и пересмотр дел приобретали не характер признания и положительного и отрицательного в деятельности реабилитируемых, а характер полного оправдания деятельности тех, кому возвращали доброе имя. Схватка вокруг этого тезиса была очень острой именно потому, что вопрос об отношении к «культурной революции» был главным с точки зрения перспектив борьбы между различными силами в руководстве.

Существенным представляется то, что возвращенцы утверждали, что до 1978 г. критика Линь Бяо ограничивалась лишь осуждением попытки Линь Бяо осуществить военный заговор или переворот; при этом не критиковались ни деятельность Линь Бяо, ни его «установки» в их совокупности. [35] Выдвигая это положение, возвращенцы подчеркивали, что при жизни Мао Цзэдуна и даже после его смерти в руководстве страны были силы, которые старались создать впечатление, будто бы Линь Бяо виноват лишь в увлечении заговорщической деятельностью. В противовес этому возвращенцы ставили вопрос таким образом, что деятельность и программные установки всех руководителей, осуществлявших «культурную революцию», подвергались сомнению, требовали критического разбора. Здесь снова просвечивала борьба вокруг принципиального вопроса об отношении к «культурной революции». Важно, что только после 2-го пленума ЦК КПК 11-го созыва расстановка сил в руководстве позволила ставить вопрос таким образом.

Стремлением угодить и выдвиженцам, и возвращенцам отмечен текст доклада первого секретаря КСМК Хань Ина на X съезде КСМК 17 октября 1978 г. Хань Ин, в частности, заявил, что Линь Бяо должен нести вину за ошибки, которые молодежь допустила в ходе «культурной революции». [36] Все руководители были заинтересованы в том, чтобы обратить гнев молодежи против Линь Бяо, реабилитировать большинство рядовых участников «культурной революции». Очевидно, что этот тезис Хань Ина не совсем отвечал настроениям возвращенцев, так как косвенно сохранял мысль о правильности «культурной революции», в ходе которой Линь Бяо и некоторые другие совершили ошибки. С точки зрения выдвиженцев, они, таким образом, снимали с себя вину за политику, проводившуюся во время «культурной революции».

В ходе критики Линь Бяо возвращенцы стремились постепенно дискредитировать тезисы защитников «культурной революции». В частности, они заявляли, что утверждения Линь Бяо о том, что «борьба-— это все», и о том, что в партии постоянно происходит «борьба двух линий», являются неправильными. [37] Возвращенцы хотели снять вопрос о борьбе двух линий применительно ко многим, но пока не ко всем и не к главным аспектам «культурной революции». Во всяком случае, возвращенцы таким образом подводили к признанию правильной их собственной борьбы против Линь Бяо и его сторонников: ведь они фактически подвергали критике важнейшее положение Мао Цзэдуна, доведенное до гипертрофированной формы Линь Бяо: «Борьба— это все». Возвращенцы критиковали этот тезис Мао Цзэдуна — Линь Бяо потому, что в создавшихся условиях они были сторонниками наведения порядка, отвечавшего их интересам.