Смерть Мао Цзэдуна

Мао Цзэдун не препятствовал своим выдвиженцам поднимать вопрос о «Заявлении У Хао» и не прекращал кампанию нападок на Чжоу Эньлая. Возможно, он испытывал удовлетворение от сознания того, что Чжоу Эньлай зависит от него и с ним в любой момент можно поступить как заблагорассудится. Возможно, что Мао Цзэдун не доверял никому, в том числе и Чжоу Эньлаю.

Чжоу Эньлаю приходилось годами жить под этим дамокловым мечом. Конечно же, он понимал, что такая ситуация возможна только с согласия Мао Цзэдуна.

И вот теперь перед дверями операционной дрожащей рукой Чжоу Эньлай поставил под стенограммой своего разъяснения ситуации с «Заявлением У Хао» свою подпись и дату: «20 октября 1975 года перед входом в операционную палату». Когда его ввозили в операционную, Чжоу Эньлай громко говорил: «Я предан партии, предан народу! Я не принадлежу к фракции капитулянтов!»

Одна эта сцена свидетельствует о том, чем были заняты мысли руководителей КПК. В партии обычным делом, не встречавшим осуждения Мао Цзэдуна, было выдвижение обвинений в капитулянтстве, в предательстве в пользу классовых врагов любого члена партии. Каждый мог обвинять других в этих преступлениях. И это составляло существенную часть жизни и партии, и ее номенклатуры, да и всех членов партии. Мало того, такая атмосфера распространялась на все население Китая.

Во время операции стало очевидно, что метастазы распространились повсюду и положение больного безнадежно. И тогда Дэн Сяопин дал указание медперсоналу: «Старайтесь уменьшить боль. Продлевайте его жизнь».

Собственно говоря, члены «старой гвардии» использовали саму жизнь Чжоу Эньлая, само его существование как средство политической борьбы. Напомним, что Е Цзяньин запретил врачам говорить Чжоу Эньлаю о его состоянии, считая, что главнее этого встреча Чжоу Эньлая с Мао Цзэдуном. Теперь Дэн Сяопин ставил врачам задачу продлить жизнь и страдания умиравшего Чжоу Эньлая, ибо это помогало «старой гвардии» сохранять позиции в руководстве партии и государства.

Болезнь Чжоу Эньлая прогрессировала, а в политической жизни происходил очередной поворот. На всю страну было распространено массовое движение под лозунгом: «Нанесем контрудар по поветрию пересмотра дел правых уклонистов». Кампанию вели во всех учреждениях и организациях.

Тот факт, что выдвиженцы «культурной революции» развернули эту кампанию, свидетельствовал о том, что Мао Цзэдун колебался, то поддерживая «старую гвардию», то поощряя выдвиженцев «культурной революции».

Очевидно, он понимал, что без «старой гвардии» страна может обрушиться в хаос и вся потенциальная мощь государства будет разрушена, а без выдвиженцев «культурной революции» его идеи, особенно периода «культурной революции», будут похоронены.

В конце октября 1975 г. врачи сделали еще одну операцию. Перед операционной лежавший на каталке Чжоу Эньлай спросил, где Дэн Сяопин. Когда Дэн Сяопин подошел, он пожал ему руку и сказал: «В этом году ты очень хорошо поработал; ты намного сильнее меня...»

Возможно, за этими словами скрывалось признание того, что он сам колебался вместе с Мао Цзэдуном, а Дэн Сяопин, признавая авторитет Мао Цзэдуна, на практике твердо стоял на стороне «старой гвардии».

После этой операции Чжоу Эньлай уже не смог подняться с постели. Но он интересовался политическими событиями. Сначала он еще мог сам читать газеты. Потом их ему стали читать. Ситуация в партии становилась все более напряженной. Но что он мог поделать? Он подолгу лежал, вперив взор в потолок; время от времени качал головой и сокрушенно вздыхал...

Последние дни были очень тяжелыми.

Чувствуя боль, он сжимал руку медсестры. Крупные капли пота скатывались по лбу. Его кормили, но каждая ложка давалась ему с трудом. Он понимал, что надо выигрывать каждый день. Он говорил тем, кто его кормил: «Еще несколько глотков. Давайте. Я сам буду считать». И считал после каждого глотка: «Раз!.. Два!.. Три!»

В декабре он уже не мог глотать. Жизнь поддерживали через капельницу. Опухоль распространялась. Он впадал в забытье от боли. Ему кололи обезболивающие средства.

В последний момент своей жизни он думал о политике.

В декабре он сказал навестившему его маршалу Е Цзяньину: «Придавайте значение методам борьбы. Ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы власть попала к ним в руки».

Последние дни Чжоу Эньлай провел в своего рода соревновании с Мао Цзэдуном; многое зависело от того, кто из них умрет раньше. Чжоу Эньлай понимал, что и он и Мао Цзэдун умрут очень скоро. Поэтому он и наказал Е Цзяньину после смерти Мао Цзэдуна и после своей смерти не допускать к власти выдвиженцев «культурной революции».

В беседе с Ван Хунвэнем Чжоу Эньлай предостерегал его, напоминая слова Мао Цзэдуна, когда в конце 1974 г. в Чанша тот беседовал с ними обоими: «У Цзян Цин есть честолюбивые замыслы».

Таким образом, Чжоу Эньлай попытался расколоть лагерь выдвиженцев «культурной революции».

20 декабря у Чжоу Эньлая поднялась температура — 38,7° С. Он лежал под капельницей, но беседовал с руководителем разведки Ло Цинчаном о работе по Тайваню. Он спросил о том, что в последнее время произошло на Тайване, а также о том, как себя чувствуют старые друзья на Тайване. Дважды во время беседы он терял способность говорить. В конце концов беседу прекратили. Чжоу Эньлай извинился: «Я действительно устал; дайте мне отдохнуть десять минут, и потом продолжим!» Затем он впал в забытье.

«Старые друзья на Тайване». Чан Кайши уже умер. Следовательно, Чжоу Эньлай намекал на поиски взаимопонимания с его преемниками на Тайване. Иными словами, Чжоу Эньлай говорил о поисках решения проблем с руководителями Гоминьдана, причем со старыми и авторитетными руководителями. Чжоу Эньлай ориентировал своих последователей на работу с целью решения вопроса о Тайване.

В конце декабря Чжоу Эньлай узнал, что старый парикмахер Чжу из гостиницы «Пекин», который стриг его более двадцати лет, хотел бы постричь его. Чжоу Эньлай сказал, что болезнь так его изменила, что старому мастеру будет нелегко, поэтому Чжоу Эньлай поблагодарил парикмахера и отказался.

Пришел новый, 1976-й, год. Болезнь наступала. В Китае после смерти Чжоу Эньлая говорили, что в последние дни жизни он слабым голосом пел «Интернационал». И сказал сидевшей рядом с его постелью Дэн Инчао: «Я верю, что коммунизм непременно будет осуществлен во всем мире. Сплотимся и вступим в завтрашний день. Интернационал непременно будет осуществлен».

В 11 часов утра 7 января Чжоу Эньлай открыл глаза, огляделся, узнал врачей и слабым голосом произнес: «Ну, со мной тут уже делать нечего. Занимайтесь другими товарищами-пациентами. Они в вас больше нуждаются». Это были его последние слова.

В 9 часов 57 минут 9 января 1976 г. Чжоу Эньлай умер. [1]

Прах Чжоу Эньлая в соответствии с его волей был развеян над горами и морями Китая.

Материально от Чжоу Эньлая не осталось ничего. Его тело исчезло, растворилось в воде и стало землей.

Осталось имя. В Китае, и в истории страны, и в том числе и в современной КНР, имя человека, особенно имя политического деятеля, можно сказать, живет своей, отдельной от его носителя, жизнью; судьба имени иной раз оказывается долгой, намного переживает своего владельца.

В данном случае оказалось важным, что при жизни имя Чжоу Эньлая не было опорочено, его доброе имя официально продолжало существовать и после его смерти. Живого носителя имени уже не было. Он не мог пострадать физически, нравственно, в любом смысле сам после своей физической смерти. Поэтому возникала возможность борьбы вокруг имени. Под знаменем имени в своих политических интересах, в интересах борьбы за власть и против неверной политики и/или против имени, за то, чтобы опорочить имя человека после его смерти, а заодно и подавить своих политических противников как приверженцев опороченного умершего политического деятеля.

Мао Цзэдун, будучи при смерти, в этой ситуации уже и не участвовал в продолжавшейся битве вокруг имени Чжоу Эньлая.

Для старых руководителей имя Чжоу Эньлая превратилось в знамя, в щит, которым они стремились защитить себя и выиграть борьбу за власть. Для выдвиженцев «культурной революции» имя Чжоу Эньлая после его смерти превратилось в объект нападок, в ту нить, ухватившись за конец которой они пытались связать в одно целое и Чжоу Эньлая, и продолжавших жить и действовать представителей старой номенклатуры, «старой гвардии».

Но еще важнее стало то, что имя Чжоу Эньлая использовали простые китайцы, которые, славя это имя, выражая уважение к нему, выражали свой протест против политики руководителей КПК. Народ воспользовался тем, что имя Чжоу Эньлая не было дискредитировано в партийных документах, тем, что власти не могли, по крайней мере временно, открыто осуждать Чжоу Эньлая и тех, кто выражал свое уважение к его памяти. Поэтому протест народа проявился в такой странной на первый взгляд форме, как массовые демонстрации после смерти Чжоу Эньлая под лозунгами: «Защитим Чжоу Эньлая!»; «Те, кто выступают против Чжоу Эньлая, добром не кончат!».

Характерно и то, что кампания массовых протестов против политики времен «культурной революции» началась после того, как китайцы начали использовать простой предлог: имя Чжоу Эньлая не появилось в печати наряду с именами других руководителей в подборке высказываний о погибшем в 1960-х гг. в результате несчастного случая солдате НОАК Лэй Фэне, которого славили как образец почитания Мао Цзэдуна.

Итак, Чжоу Эньлай до конца своих дней самим фактом своего существования участвовал в политической борьбе внутри руководства КПК. После смерти в борьбе стало активно использоваться его имя. При этом его именем пользовались и сторонники, и противники. Но самое важное, пожалуй, что именем Чжоу Эньлая воспользовались униженные и страдавшие в Китае, которые действовали спонтанно, в подавляющей части без какой-либо связи с номенклатурой, не по ее наущениям. Людям при правлении Мао Цзэдуна жилось плохо, и они выражали свой протест, их настроения пытались использовать различные части партийной номенклатуры. Но об этом подробнее в следующей главе.

Глава вторая