Смерть Мао Цзэдуна

Что же касается Линь Бяо, то можно было заметить, что во время «культурной революции», помимо практической деятельности по укреплению своего положения и своей власти, прежде всего в вооруженных силах, он стремился играть на двух струнах души Мао Цзэдуна или на двух постоянных основах его менталитета. Линь Бяо делал упор на прославлении мудрости, гениальности, сверхчеловеческом уме Мао Цзэдуна, одновременно твердя о том, что вокруг Мао Цзэдуна и против него постоянно плетутся заговоры, что Мао Цзэдун не должен доверять никому, кроме Линь Бяо и его людей. Обе этих темы в своих выступлениях Линь Бяо развивал на самом деле с той целью, чтобы при жизни Мао Цзэдуна обеспечить себе первую роль в руководстве партией, вооруженными силами и государством после ухода Мао Цзэдуна. Вполне очевидно, что Линь Бяо исходил из того, что при живом Мао Цзэдуне отобрать у того власть невозможно. Поэтому он предпочел взять курс на то, чтобы оказаться у власти в КПК и в КНР после смерти Мао Цзэдуна и уже тогда повести страну по своему пути, который должен быть отличным от цути Мао Цзэдуна. В известном смысле Линь Бяо решил усвоить урок Н.С. Хрущева, который считал, что при жизни И.В. Сталина невозможны перемены в жизни партии и страны. Для нас важно то, что Линь Бяо отвергал параноидальную идею Мао Цзэдуна о допустимости и возможности, даже о необходимости, войны Китая против нашей страны.

В 1978 г. акцент при развенчании Мао Цзэдуна делался на его беспринципности и на том, что его ближайшими сподвижниками оказывались те, кто выдвигал абсурдные идеи. Например, открывалось, что Линь Бяо проповедовал «теорию трех помощников», согласно которой место ближайшего помощника Мао Цзэдуна должно было принадлежать ему, Линь Бяо, «аналогично» тому, как место «помощника Маркса» принадлежало Энгельсу, а место «помощника Ленина» — Сталину. [217]

В устной пропаганде были пущены в ход и более простые, доступные пониманию масс тезисы, развенчивавшие Мао Цзэдуна. Отражением представлений о Мао Цзэдуне, которые имели хождение среди населения, являлись дацзыбао, появившиеся в Пекине в ноябре 1978 г. В них, в частности, писалось о том, что именно Мао Цзэдун 25 октября 1966 г. на рабочем совещании ЦК КПК говорил: «В сентябре-октябре прошлого года я поднял вопрос о том, как быть, если в Китае появится ревизионизм. Я чувствую, что в Пекине нет возможности провести в жизнь мое мнение. Почему критика У Ханя началась не в Пекине, а в Шанхае?» Далее утверждалось, что Мао Цзэдун, судя по всему, позволил Яо Вэньюаню, Цзян Цин, Чжан Чуньцяо «нападать на людей».

В дацзыбао отмечалось, что Мао Цзэдун «выступал против армии», «породил вооруженную борьбу», «выступал против интеллигенции», «погубил» известного историка Цзянь Боцзаня. Рассказывалось также о последних месяцах жизни Мао Цзэдуна, когда Ван Хунвэнь пришел к нему и «оклеветал» Чжоу Эньлая, сказав: «Многие старые генералы приходят в больницу навестить премьера Чжоу Эньлая. Они готовят заговор». В ответ Мао Цзэдун сказал: «Не надо выступать против премьера Чжоу Эньлая, ибо в Китае может начаться, большой беспорядок». Это высказывание Мао Цзэдуна расценивалось как желание дать знать Ван Хунвэню, что момент для выступления еще не наступил; что если выступить в это время, то можно «навредить самому себе». Утверждалось также, что Мао Цзэдун насаждал культ собственной личности. Наконец, говорилось о том, что «свои идеи о классовой борьбе Мао Цзэдун подбрасывал с завидной легкостью, а сколько людей из-за этого сложили головы. Ереси в этом вопросе он нагородил предостаточно». Примечательно, что критике подвергались не только интриги Мао Цзэдуна, но и его теоретическая позиция. Авторы дацзыбао видели суть вопроса: мысли Мао Цзэдуна о «классовой борьбе» и были источником несчастий, бедствий, гибели многих и многих людей.

Таким образом, происходил процесс, который позволял постепенно менять официальное отношение к Мао Цзэдуну и к его теоретическим и практическим установкам. Это вызывало недовольство части тех, кто составлял высшее руководство партии и государства. Очевидно, боязнь острых столкновений с ними в условиях, когда у противников культа Мао Цзэдуна еще не было преимущества, незавершенность процесса развенчания культа личности Мао Цзэдуна в широких слоях партийных функционеров, членов партии и населения, а также то, что имя Мао Цзэдуна продолжало являться основой, на которой определенным образом сплачивались кадровые работники, пришедшие на руководящие посты в ходе «культурной революции», а таких были миллионы, — все это вынуждало руководителей партии, по крайней мере формально, выступать с документами, в которых содержались указания воздерживаться от дальнейшей критики Мао Цзэдуна. Один из таких документов ЦК КПК за номером 57 появился во время рабочего совещания ЦК КПК в ноябре 1978 г. [218]

Вообще говоря, руководители партии поступили так еще и потому, что почувствовали, что отрицание Мао Цзэдуна начинало приобретать характер стихийного и неуправляемого процесса, а этот процесс мог в итоге привести и к концу самой КПК и ее государства — КНР.

Иначе говоря, после смерти Мао Цзэдуна в Китае имели место два процесса, порожденных естественным чувством и осознанием неприемлемости политики КПК при Мао Цзэдуне, а именно процесс, в ходе которого крестьяне сами ликвидировали «народные коммуны» в деревне и восстановили семейное индивидуальное сельское хозяйство, и процесс развенчания культа личности Мао Цзэдуна. С первым процессом власти не смогли справиться и предпочли согласиться с его результатами задним числом, а второй с трудом остановили или затормозили, ибо он мог лишить власти КПК.

В то же время в 1978 г. был нанесен следующий удар по престижу Мао Цзэдуна. Появилось предписание о том, чтобы всех кадровых работников или функционеров партии называли просто «товарищ», не упоминая их постов. Таким образом, даже традиционный титул «председатель Мао» был отменен. Причем это было сделано со ссылкой на самого Мао Цзэдуна, который в 1959 г. дал указание ввести по всей стране обращение «товарищ». [219] Очевидно, что Мао Цзэдун сделал это, чтобы Лю Шаоци, который стал к тому времени председателем КНР, не мог претендовать на титул «председателя Лю». Мао Цзэдуну было, очевидно, невыносимо, чтобы кто-то имел тот же титул, что и он. Поэтому во время «культурной революции» жена Мао Цзэдуна Цзян Цин публично возмущалась тем, что кто-то называл Лю Шаоци «председателем Лю».

К концу 1978 г. стали подвергаться завуалированной критике установки Мао Цзэдуна по военным вопросам. Например, появились утверждения о том, что не следует «односторонне» понимать «идею Мао Цзэдуна об активной обороне». Некоторые, как подчеркивалось в этой связи, полагали, что курс на активную оборону — это курс на весь ход войны; иные — что активная оборона — это курс на период стратегической обороны. Ответа на вопрос, как надо правильно понимать этот курс, газета не давала. Очевидно, было важно пока просто поставить вопрос о том, что даже военные идеи Мао Цзэдуна нуждаются в критическом подходе.

Можно подчеркнуть, что речь шла о тех идеях Мао Цзэдуна, которыми он обосновывал практические действия вооруженных сил КНР и населения страны в ходе подготовки к войне против нашей страны. Появление в печати даже такого рода статьи свидетельствовало о том, что после смерти Мао Цзэдуна уже не существовало единого и соответствовавшего идеям Мао Цзэдуна взгляда на этот вопрос.

В этой же статье утверждалось, что подчеркивать только роль сухопутных войск — это «не всеобъемлющий подход». Мао Цзэдун, как утверждалось в газете, исходил не из принципов, а из практики. [220]

Было очевидно, что в армии велись споры, что отделаться от догматизма, от апеллирования к высказываниям Мао Цзэдуна еще не удалось. Чувствовалось, что установки Мао Цзэдуна, с точки зрения части военачальников, были не жизненными. Было ясно, что Мао Цзэдуна развенчивали как того, кто только делал вид, что исходит из неких принципов, а на самом деле лишь всегда стремился применяться к обстоятельствам.

Уже в период 3-го пленума ЦК КПК 1 l-ro созыва появилось заявление о том, что Мао Цзэдун «не написал для нас всеобъемлющую энциклопедию социалистического строительства». [221] Иными словами, утверждалось, что в области строительства, а не революции Мао Цзэдун не оставил существенных трудов, которые могли бы быть использованы после его смерти руководителями КПК. Прямо говорилось о том, что «творить новую историю можем лишь мы сами». На Мао Цзэдуна предлагалось не рассчитывать. Вопрос о нем и о его идеях все более переносился в область оценки истории государства, его прошлого, но не настоящего и будущего. Эти высказывания, очевидно, отражали споры возвращенцев с выдвиженцами «культурной революции», полагавшими, что в принципе во всем следовало исходить из указаний и заветов Мао Цзэдуна. Только такая позиция, только требование «абсолютно повиноваться всем установкам и указаниям Мао Цзэдуна», с которым выступал Хуа Гофэн, позволяло ему и другим выдвиженцам оставаться у власти и не допускать критики в свой адрес.

В это же время появились первые публичные признания того, что Мао Цзэдун допускал ошибки. Газеты писали о том, что «председатель Мао Цзэдун» «скоро обнаружил свои ошибки» во время «великого скачка». [222]

Появились резкие высказывания о «теории Мао Цзэдуна»; было сказано, что «четверка» и Линь Бяо «пытались монополизировать учение Мао Цзэдуна точно так же, как в период Средневековья римские папы монополизировали Библию». [223] Период правления Мао Цзэдуна сравнивали со Средневековьем, а его «учение» с Библией. Дело, вероятно, шло к сдаче в архив Мао Цзэдуна и его «учения» и к новой оценке исторического прошлого КПК и КНР.

Процесс развенчания Мао Цзэдуна, его «теорий», его практической деятельности, его роли в истории КПК и КНР происходил медленно, постепенно, нарастая в течение года и даже более длительного срока, атакуя отдельные стороны его деятельности. Как это уже бывало в истории КПК и КНР, партия, население постепенно подводились к естественному восприятию решений, которыми Мао Цзэдуну должно было быть отведено в истории иное место, чем при жизни. Дело шло к тому, чтобы возложить на него ответственность за репрессии, за ошибки и провалы в строительстве, за неверный подход ко многим теоретическим вопросам. Однако до начала 1979 г. не всплывал на поверхность вопрос об оценке основных теоретических установок Мао Цзэдуна, особенно по вопросам внешней политики, а также по вопросу о подготовке к войне.