Смерть Мао Цзэдуна

Мао Цзэдун создал привилегированность низовых руководящих работников в деревне, своего рода слой новых феодальных чиновников. Дело было поставлено так, что эти люди, так или иначе, имели возможность грабить крестьян, творя произвол. Когда же, скажем, из вышестоящих организаций прибывали инспектирующие, то их обычно поили и кормили до отвала. На протяжении многих лет даже относительно совестливые и чистые на руку низовые работники или чиновники в деревне были заняты, главным образом, лишь тем, что, во-первых, проводили собрания и распространяли информацию из руководящих организаций, пропагандировали политику партии, во-вторых, занимались проверками и оценкой итогов работы, в-третьих, торопили людей с посевной и с уборкой, в-четвертых, командовали закупками сельхозпродукции в пользу государства и ее сбытом, в-пятых, улаживали споры и раздоры в семьях и между семьями. Ничего иного не делали; десятилетиями в КНР существовал созданный Мао Цзэдуном и его партией слой дармоедов в каждой деревне.

Своей политикой Мао создавал в деревнях слой привилегированных людей, которые были обязаны всем своим благосостоянием и привилегиями созданной им системе. Этот слой фактически заменил прежних землевладельцев, помещиков и оказался более оторван от земли, чем прежние землевладельцы.

Этот слой составляли сами низовые руководящие работники, а также их родственники; при этом выделялись четыре категории: (1) родственники руководителей производственной бригады; (2) родственники государственных служащих, работавших в деревне; (3) родственники учителей; (4) родственники военнослужащих.

Для этих людей имелось специальное наименование: «крестьянские дворы родственников людей упомянутых четырех категорий».

Крестьяне далеко не случайно называли их «старыми джентри (или старыми шэньши) производственных бригад». Дело в том, что в старом Китае, до начала всех турбулентных процессов двадцатого столетия, в китайском языке, отражавшем реалии того времени, было слово «шэньши». Буквально оно означает: «мужи, которые носят чиновный пояс или пояс чиновника как знак, свидетельствующий о принадлежности к чиновничьему сословию». Иначе говоря, речь шла о своеобразном сословии, сложившемся в старом Китае. Обладая чиновничьими должностями, будучи чиновничьей прослойкой, эти люди составляли эксплуататорскую верхушку старой китайской деревни. Конечно, они были и наиболее образованным слоем людей в деревне, и не все занимались эксплуатацией, а несли бремя определенного просвещения деревни. Китайский термин «шэньши» было принято в свое время переводить на русский язык английским словом «джентри».

При Мао Цзэдуне это сословие стало настоящим паразитом на теле крестьян. Эти «бригадные старые джентри» зачастую никогда не желали работать и не работали или работали меньше других, но в конце года при распределении получали доходы, которые были выше, чем доходы рядового рабочего сельского человека и обычной рядовой семьи, занимавшейся сельским хозяйством.

Тяжелым грузом на крестьянстве висли и те, кто подпадал под категорию требующих социальной защиты. Считалось, что не государство, а «народные коммуны» и большие производственные бригады, а также производственные бригады должны обеспечивать престарелых, слабых, сирот, бобылей и инвалидов, заботиться об их питании, одежде, топливе, проявлять заботу о воспитании и образовании их детей и оплачивать их похороны. Формально средства на все это должны были выделяться из общественного фонда «народных коммун». В прошлом на практике именно производственные бригады обеспечивали их зерном для пропитания и деньгами на мелкие карманные расходы, оплачивали их лечение, давали деньги на похороны. Однако в реальной жизни в производственной бригаде денег на все это никогда не хватало. Никто не мог им помочь, и они жили в нищете.

Вынужденное для руководства КПК отступление от политики Мао Цзэдуна после его смерти, поддержка стихийного разбора, взятия крестьянами семейных наделов для работы на семейном подряде, принесло свои плоды. Например, если в 1979 г. доходы крестьян от коллективного хозяйства плюс доходы от домашнего подсобного хозяйства в среднем на одного человека составляли всего 120 юаней в год, то после отказа от системы, созданной Мао Цзэдуном, спустя пять лет, в 1984 г., они достигли более 480 юаней, а впоследствии 600 юаней. За вычетом фактора инфляции чистый доход крестьян менее чем за десять лет увеличился в 2,6 раза. [19]

Лучшая часть реформ в КНР, то есть реформы в деревне, во-первых, не была инициирована сверху; не КПК и не руководство, в том числе и Дэн Сяопин, явились их зачинателями. Эти реформы явились проявлением стихийного недовольства крестьян политикой Мао Цзэдуна. Правящая партия, наследники Мао Цзэдуна, была вынуждена согласиться с требованиями и практическими действиями крестьян. Мао Цзэдун, захватив власть над Китаем, осуществил свою «революцию» в китайской деревне. После его смерти крестьяне сами произвели свои контрдействия, похоронив «революцию» Мао Цзэдуна, ликвидировав главное содержание его политики в отношении крестьян, составляющих подавляющее большинство населения Китая.

Во-вторых, эти реформы оказались лишь первым шагом, решением только наиболее простого вопроса о выживании, о поддержании жизни крестьян на минимальном уровне, об обеспечении их минимальных потребностей в крове и пище.

Нахождение у власти Компартии Китая, партии Мао Цзэдуна, преобладание в ее руководстве последователей и приверженцев Мао Цзэдуна, сковывало движение по пути обновления или реформ. Крестьяне хорошо чувствовали это. Как люди практического склада, они взяли то, что можно было в создавшихся условиях после смерти Мао Цзэдуна реально взять, возвратили свое.

Спустя несколько лет после начала преобразований выяснилось, что сельскохозяйственное производство, сделав некоторый шаг вперед, снова замерло.

Крестьяне ничего не планировали на длительный срок. Хотя то, что должно было находиться в собственности крестьян, остаточная продукция, и было возвращено в их собственность, однако оставалось не ясным (и, очевидно, наследники Мао Цзэдуна намеренно оставляли этот вопрос неясным, ибо они не исключали возможности и перспективы новой коллективизации сельского хозяйства в иных формах), в чьей собственности находятся средства производства, особенно земля, леса, заливные луга, отмели, то есть самые основные средства производства. Поэтому крестьяне и не строили расчетов по вложению капитала на длительные сроки. Например, во время сева крестьяне зачастую варварски вели хозяйство; они вовсе не заботились о том, чтобы земля становилась более плодородной, чтобы производительность ее повышалась.

Из-за того что леса находились в коллективной собственности, в лесных районах очень серьезные масштабы приобрели порубка и вырубка леса. Заливные луга и отмели не принадлежали крестьянам, и поэтому они вылавливали рыбу сверх меры, что наносило огромный ущерб. В результате возникли противоречия между ближайшими и долгосрочными интересами крестьян. Так как крестьяне имели лишь право хозяйствования на небольшом семейном участке земли, было очень трудно сформировать эффективное сочетание сырья, труда и капитала. Это не благоприятствовало повышению производительности труда. Что делали крестьяне после того, как у них появились деньги? Строили дома, и страна, китайская деревня, за несколько лет буквально стала из одноэтажной двухэтажной, а то и трехэтажной, причем люди смогли жить уже на втором этаже, отведя скотине, главным образом наиболее популярным в Китае свиньям, первый этаж. Люди создавали семьи, ели, пили, жили в свое удовольствие. Кстати, эта ситуация способствовала новому росту народонаселения страны.

Наша задача состоит в данном случае в том, чтобы показать, в какие тупики завел Мао Цзэдун, в частности, китайскую деревню. Поэтому мы позволим себе отложить рассказ о том, что было предпринято далее в КНР и чего не удалось сделать в деревне (в частности, мы можем предложить читателю обратиться к нашим работам «Призрак Мао» и «Китайское чудо или китайский тупик?»).

Отметим только одно обстоятельство. К моменту смерти Мао Цзэдуна политика предшествующих десятилетий лишила крестьян ясных представлений о праве собственности. В прошлом, при коллективном хозяйстве, крестьяне говорили: «В общественном строении крыша обязательно прохудится; в общественном хозяйстве лошадь непременно будет тощей; в общественном доме даже мыши и те не будут жиреть». [20] С одной стороны, при системе, созданной при Мао Цзэдуне, отдельный человек всегда мог взять что-то из тех вещей, которые «были ничьими» и которые считались принадлежащими обществу, то есть то, что «плохо лежало». С другой стороны, это общество тоже всегда могло ограбить отдельного человека. В этой ситуации, когда обсуждался вопрос о праве собственности на землю, крестьянина спрашивали: «Не хочешь ли ты купить этот кусок земли?» Крестьянин задавал встречный вопрос: «Вы, значит, теперь хотите, чтобы я купил землю? А если потом компартия снова экспроприирует ее, что я буду делать тогда?» [21] Поэтому этот вопрос оставался чрезвычайно сложным, и до сих пор не ясно, как же, в конце концов, решить его. Фактически крестьяне в КНР разобрали землю по дворам, но юридического оформления этого пока не произошло. Крестьяне сами не нажимают на власти. КПК и ВСНП, со своей стороны, тоже не идут на юридическое оформление фактически существующей ситуации.

Мао Цзэдун создал такую тупиковую ситуацию в деревне, что крестьяне, почувствовав после его смерти, что правящая партия и ее руководство утратили способность и возможность применить силу, армию для подавления столь массового недовольства, стихийно нашли выход из этого тупика. Первой и важнейшей реакцией почти миллиардного китайского крестьянства на смерть Мао Цзэдуна был поворот на сто восемьдесят градусов от его политики в отношении китайской деревни, поворот, осуществленный самими крестьянами, вопреки Мао Цзэдуну, его заветам, его партии.

Реформу в китайской деревне, подчеркнем это еще раз, инициировали не высшие руководители КПК. Выход нашли сами китайские крестьяне. В КПК нашлись, правда, и мудрые руководители, которые поддержали такие действия крестьян. Это были в первую очередь Чжао Цзыян и Вань Ли. Они в то время руководили парткомами двух важных провинций в КНР. (Впоследствии, в 1989 г., когда произошли события в Пекине и в ряде других городов КНР, когда массы подняли вопрос о необходимости реформ не [ только в сфере экономики, но и в сфере внутренней политической жизни, у Чжао Цзыян занимал пост генерального секретаря ЦК КПК, а Вань Ли — председателя постоянного комитета ВСНП; иначе говоря, были формально высшими руководителями партийной и законодательной власти в стране; оба они не согласились с применением вооруженных сил Дэн Сяопином и его приверженцами в целях подавления выступления народных масс в форме безоружных демонстраций; они выступали за диалог и решение вопросов путем обмена мнениями и нахождения компромиссов; Дэн Сяопин и его приверженцы осуществили тогда «двойной шок» «с китайской спецификой»: с одной стороны, применили насилие, вооруженным путем подавив выступления; и, во-вторых, практически насильственно убрали с высших постов в партии, в парламенте страны Чжао Цзыяна и Вань Ли, продемонстрировали, что в КНР продолжала существовать единоличная диктатура Дэн Сяопина, который формально не занимал руководящих постов ни в партии, ни в государстве, но, будучи всего лишь рядовым членом КПК, не являясь даже членом Центрального комитета КПК, занимал должность председателя военного совета ЦК КПК.)