Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Юнкерская рота 65-й дивизии

Стремление русских людей к борьбе с оккупационной советской властью приводило иногда к тому, что их чувствами пользовались разные политические спекулянты для своего личного устройства и обогащения.

Таким, после крушения Приморья, оказался Н. Меркулов. Устроившись политическим советником к генералу Чжан Зун-чану, он стал стремиться к упрочению своего влияния путем создания воинской силы из русских, которая помогла бы маршалу Чжан Цзо-лину и генералу Чжан Зун-чану приобрести богатые и доходные провинции. А так как, на юге Китая, китайский Ленин – Сун Ят-сен – на деньги компартии готовил поход для захвата их в свои руки, то понятно, что сопротивление ему приобрело известный идейный смысл.

Почему части из русских оказались именно у Чжан Зун-чана, объясняется тем, что этот генерал в прошлом, во время Русско-японской войны, вместе с многими другими хунхузскими старшинами, обслуживал нашу разведку, и за это, кроме денег, ему был дан чин штабс-капитана. Фотография Чжан Зун-чана в форме русского офицера среди подчиненных ему хунхузов висела на почетном месте в его кабинете. Он был чрезвычайно умен, довольно хорошо говорил по-русски, и все это, вместе взятое, и послужило основанием тому, что в его войсках были сформированы части из русских: 104-й и 105-й полки русских добровольцев, правда не очень большие – штыков по 500, два конных полка, шашек по 300, дивизион бронепоездов – 6 поездов, полки с русским кадром – 107-й, 108-й и 109-й, Военное училище, инженерные роты и эскадрилья самолетов.

В марте 1925 года при штабе 63-й дивизии была сформирована Комендантская команда, в которой оказалось большинство молодежи со вполне или не вполне законченным средним образованием. В июне они все были выделены в Отдельную юнкерскую роту, командиром которой был назначен русской службы полковник Н.Н. Николаев, одновременно рота была переведена в город Цинанфу. Постепенно, при помощи посылки вербовщиков в Харбин, состав роты был увеличен и дошел до 87 человек, которые и вышли на фронт осенью 1925 года. При выходе на фронт произошла смена командира роты, ее принял капитан Русин[543], известный тем, что в 1918 году перешел к нам от красных со своей дивизией и тем значительно облегчил взятие Перми. Несмотря на эту заслугу, он не был продвинут по службе и так и остался до конца капитаном.

В то время генерал Чжан Зун-чан воевал с маршалом Чан Кай-ши, который опирался на помощь и на советников Советского Союза. Боевая служба роты началась боем под железнодорожной станцией Фуличжи, затем рота участвовала в больших боях за обладание Пекином, Нанкином, Суджафу, железнодорожной станцией Фынтай и т. д. Боевое счастье сопутствовало роте, убиты были только младший офицер роты полковник Штин и юнкера Скрябин, Мозалевский и трое других, фамилии которых не удалось выяснить. Но, кроме боевого счастья, помогала роте и основательная выучка, так как до выхода на фронт рота усиленно занималась как строевыми занятиями, так и теоретическими. Правда, научная сторона не могла быть поставлена прочно из-за отсутствия учебных пособий, почему преподавание велось по кратким запискам.

Осенью 1926 года, после годичной боевой практики, юнкера были произведены в подпоручики и большей частью вышли в добровольческие полки 104-й и 105-й, меньшая часть вышла в рядовые полки – 107-й, 108-й и 109-й.

Одеты были юнкера в китайскую форму, которую нужно было приобретать на свой счет. Довольствие было отличное, так как командиры русских частей избегали делать экономию из довольствия своих подчиненных. Размещались, за отсутствием казарм, по частным домам, школам или кельям монахов при кумирнях. Большие затруднения были с обувью – сапогами, поэтому обычно все носили обмотки и китайские туфли. Жалованья получалось – 11 долларов рядовым, выплачивалось оно своевременно только в спокойное время, во время боев бывали задержки по два-три месяца. Но случалось и так, что выплачивалось двойное жалованье, это бывало тогда, когда нужно было брать какой-либо город, где ожидался большой «фацай» – военная добыча, от противника и жителей. В этом случае бригадный генерал объявлял перед фронтом: «Ваша город бери – наша деньги давай».

Мораль вербованной армии Китая того времени, лишенной идеи, ведшей бои за мелкие и корыстные интересы своих маршалов, обираемой своими строевыми начальниками и на жалованье, и на довольствии, – не могла быть высока. Это, естественно, отозвалось и на душевном состоянии русских добровольцев. Они увидели, особенно после ранения начальника дивизии генерала Нечаева, – когда Н. Меркулов объявил себя начальником дивизии и непокорных ему офицеров не только арестовал, но и приказал старого боевого офицера полковника Карлова приковать за горло, на цепь к стене тюрьмы, – что являются слепым орудием в руках наглого спекулянта; как следствие, в полках началось разложение: пьянство, картежная игра и самоубийства. Вне всякого сомнения, что большие боевые потери – в Цинанфу на кладбище похоронено около двух тысяч убитых, или половина всех добровольцев, – также содействовали этому разложению; они усиливали чувство обреченности, появившееся во второй половине Хабаровского похода под влиянием огромных потерь и отсутствии каких бы то ни было пополнений.

Но на этом фоне юнкерская рота резко выделялась своим моральным обликом среди всех остальных добровольцев. В ней отсутствовали не только внешние признаки разложения, но и внутренние причины его, так как юнкера оказались наиболее невосприимчивыми и не очень-то прельщались ни «фацаем», ни пьянством, ни карточной игрой. Характерным отличием комплектования роты было то, что все время целиком она была сформирована из жителей Харбина, – вся линия Восточно-Китайской дороги не дала никого.