Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

В Крыму

К моменту прибытия Сергиевского артиллерийского училища, 27 января 1920 года, в Севастополь, положение в Крыму было очень серьезным: большевики наседали, стараясь пробиться в Крыму через Перекоп или Чонгар, где сравнительно малочисленные войска Белой армии героически отражали атаки красных, не давая им возможности захватить Крым, куда стекались уже отступающие на всех фронтах добровольческие и казачьи части.

Командующим Крымским фронтом был генерал Слащев (впоследствии получивший наименование «Крымский»), который блестяще справлялся с задачей обороны Крыма. Несмотря на некоторые свои странности, генерал Слащев пользовался среди своих войск большим авторитетом, и приходится лишь пожалеть о бесславном его конце, всем известном.

Ввиду недостатка войск, каждая новая боевая часть, прибывавшая в распоряжение генерала Слащева, была просто кладом; поэтому уже 28 января училище получило приказание двинуться на фронт, погрузилось в эшелон и направилось на станцию Джанкой.

В Севастополе осталась база № 1 училища, в лазарете которой было помещено несколько больных юнкеров; преподавательский и административный персонал также остался в Севастополе.

При первой же поверке было установлено, что в личном составе училища не хватало шести юнкеров, в том числе и фельдфебеля 1-й батареи Анжианова-Кузыша. Так как свидетелей их смерти или ранения не было, то этих юнкеров посчитали «без вести пропавшими». Новым фельдфебелем был назначен старший портупей-юнкер В. Оттерстетер.

Ехали мы по перегруженной железной дороге удивительно медленно, в теплушках было нам неприятно холодно и… голодно. Юнкера все еще находились под впечатлением одесской эвакуации, стараясь разобраться во всем происшедшем. По прибытии в Симферополь стало известно, что генерал-лейтенант Нилус подал в отставку и остался в Севастополе. В должность начальника училища вступил командир дивизиона полковник Козьмин.

В Симферополе мы простояли три дня и, наконец, достигли станции Джанкой, базы всей прифронтовой полосы. Тут же находился и штаб командующего, генерала Слащева, расположенный в поезде, состоявшем из нескольких пассажирских вагонов.

Наш эшелон был отведен на запасный путь, и мы продолжали в нем жить в ожидании дальнейших приказаний. В первый же вечер нашего пребывания в Джанкое произошла незабываемая встреча с прибывшими с фронта и направляемыми на отдых юнкерами Киевского Константиновского военного училища, отличившегося в январских боях с красными на Перекопе. Училище это понесло до 50 процентов потерь, но январское наступление красных было отбито, и сейчас юнкера шли на заслуженный отдых, везя с собой многих своих раненых. Узнав об их прибытии, мы бросились к их эшелону, и константиновцы рассказали нам о последних тяжелых боях, продолжавшихся несколько дней и так дорого стоивших их батальону. В очень тяжелых условиях мы простояли в наших теплушках дней десять, терпя голод и холод. Появились в училище первые заболевания сыпным тифом.

Однажды училище посетил генерал Слащев. В командном составе училища произошли большие перемены: как уже было сказано, в должность начальника училища вступил полковник Козьмин. Кроме того, приказом инспектора артиллерии в училище были назначены два новых командира батарей (со стороны), оба – георгиевские кавалеры. 1-ю батарею принял молодой полковник Хаборский, при нем старшим офицером капитан Краевский, бывший командир батареи. 2-ю батарею принял порт-артурец полковник Грибовский[287]; старшим офицером при нем полковник Корытин. Бывший же командир батареи капитан Ма-мушин был назначен начальником училищной базы № 2, расположившейся в Джанкое. Не зная назначения этих баз, юнкера сочинили шутливую песенку, в которой пелось: «Как яркими алмазами, дорожку нашу, знай, украсили мы базами многострадальный край!» (на мотив «Садко»).

В середине февраля было получено приказание двинуться на фронт: 1-я батарея направлялась на Перекопский участок, 2-я – на Сивашский (станция Таганаш). Через несколько дней наша 1-я батарея походным порядком, через село Воинка, прибыла к месту назначения в Карпову Балку.

К этому времени наша оборонительная линия на Перекопском перешейке делилась, в свою очередь, на два участка, разделенных озерами: главный участок, Юшунский, тянувшийся от берега Черного моря до какого-то озера; второй участок, второстепенный, Карпова Балка, простиравшийся от этого озера до Сивашей. Перекоп и Армянск были в руках противника. Вообще же весь крымский фронт делился на два направления: Перекопское и Сивашское.

Наша 1-я батарея была влита в состав 1-го дивизиона 34-й артиллерийской бригады, получив три трехдюймовых орудия.

Вся артиллерия участка Карповой Балки подчинялась командиру дивизиона 34-й артиллерийской бригады, полковнику Пастернаку, который имел в своем распоряжении: на правом фланге, у Сивашей, чешскую батарею из двух пушек (происхождение этой батареи не ясно: как будто бы она была создана и оборудована чешскими колонистами. Во всяком случае, батарея эта выглядела отлично, имея две новенькие пушки. Прислуга и весь вообще состав батареи были прекрасно одеты в синие полушубки с каракулевыми воротниками и синие же бриджи и обуты – к нашей зависти – все в высокие сапоги); в центре участка – три пушки 34-й артиллерийской бригады, и на левом фланге – три наши пушки, причем самая левофланговая, капитана Олехновича, находилась в версте от нас, на берегу большого озера. Таким образом, на приблизительно 10-верстном фронте полковник Пастернак располагал восемью орудиями.

Принятые нами орудия были старые, но в хорошем еще состоянии. Конский состав был также хорош, но особенно выделялись коренные 1-го орудия, два громадных гунтера, которые всегда выручали всю батарею, когда нужно было вытаскивать из грязи пушки или зарядные ящики. Ездовым этого уноса был юнкер Гавриил Буряк[288], которому эти богатырские кони и были обязаны своим блестящим состоянием.

Юнкера были назначены номерами при орудиях, ездовыми, телефонистами и пулеметчиками. Но почти половина батареи оставалась «без места», и из этих юнкеров было создано так называемое «прикрытие», по образцу пехотной части.

На фронте было затишье. Большевики, видимо, были истощены неудачными для них январскими боями и наступать больше не пытались. Жили мы очень скучно, в маленьких избах, еда была очень скромная: большей частью – знаменитая «камса» и перловая крупа, прозванная «шрапнелью». Среди юнкеров было много заболеваний тифом.

В конце февраля стали поступать сообщения о накоплении сил противника на Юшунском и нашем участках фронта, и, наконец, 27-го, кажется, февраля на рассвете началось новое наступление красных.

Решив использовать элемент неожиданности, они еще в темноте бросились в атаку. Пехота наша встретила их огнем. Впереди нас закипел бой, наши орудия и «прикрытие» были наготове. Первой заговорила пушка капитана Олехновича, и за ней вступила в бой и вся наша артиллерия. Когда уже совершенно рассвело, первая атака красных была отбита, но со стороны Юшуни слышалась непрерывная канонада. Через несколько часов, поддержанные слабым артиллерийским огнем (видимо, у них было мало орудий), красные снова перешли в атаку, пользуясь густым туманом, но совместными действиями пехоты и артиллерии и эта атака была отбита, и красные отошли на исходные позиции.

Когда мы уже собирались праздновать победу, было получено сообщение, что главный, юшунский участок фронта прорван красными, и нам было приказано сняться с позиции и отходить в направлении на Воинку, чтобы не оказаться отрезанными противником.

Обождав пушку капитана Олехновича, мы двинулись. Из-за невылазной грязи, болот и гатей, пересекающих дорогу, отступление шло медленно и тяжело.

У одной большой гати застряли почти что окончательно. Вот тут-то и поработали гунтера-коренники 1-го орудия, которых впрягали, поочередно, в другие орудия и ящики. В стороне медленно тонули засасываемые грязью повозки и какая-то несчастная лошадь, которой никак уже нельзя было оказать помощи.

Красные пытались помешать нашему отступлению огнем двух пушек, которые по ошибке били по небольшому хуторку вправо от нас. Юнкера шутили, говоря, что командир красной батареи был «наш», так как определенно не хотел в нас попадать (может быть, так оно и было на самом деле?).

Пройдя верст десять, мы остановились у одного большого хутора. Здесь был получен грозный приказ генерала Слащева: немедленно перейти в контрнаступление и остановить красных. Прибыли подкрепления – эскадрон гусар, не помню уже, какого полка, и горсточка пехоты; главные же резервы были брошены на Юшунь.

По приказу полковника Пастернака, все имеющиеся налицо восемь орудий выстроились в одну линию, позади пехоты, имея то же самое расположение, что и раньше: на правом фланге чешскую батарею, потом пушки 34-й бригады – в центре и нашу – на левом фланге. Сам полковник Пастернак устроился на наблюдательном пункте, на стоге сена.

Не помню уже, сколько времени тянулось томительное ожидание. Вдруг впереди раздался бешеный ружейный и пулеметный огонь, это наши встретили наступающие цепи красных. Сразу же вступили в бой и наши пушки. Сначала стреляли поорудийно и повзводно. Прицел все уменьшался. С наблюдательного пункта вдруг пришла команда «Беглый огонь!» – и все восемь орудий заработали так, как будто хотели перегнать друг друга, только успевали подавать снаряды…

Вдруг телефонист на батарее крикнул: «Красные бегут!» Огонь впереди еще как будто бы усилился, и оттуда донеслось «Ура!». Все наши пешие и конные части бросились в контратаку. Прицел стрелявших орудий стал быстро увеличиваться… Через несколько минут чешская батарея помчалась вперед, за нею – пушки 34-й бригады и, наконец, наша батарея. Так, поочередно меняя позиции, мы преследовали нашим огнем спешно уходивших красных. К вечеру подошли к знакомой уже нам злополучной гати и разбитому хуторку и там заночевали, прямо на позициях.

Утром мы вошли в Карпову Балку. Узнали, что красные разбиты также и у Юшуни и положение восстановлено, но что наше контрнаступление продолжается. После короткого отдыха мы двинулись на Армянск и Перекоп, уже взятые с налета нашими частями юшунского участка.

Ночевали в Армянске. Продолжая наступление, наши части, поддержанные свежей донской конницей генерала Морозова[289], вышли за Перекопский Вал, но здесь встретили сильное сопротивление красных, организовавших оборонительную линию у села Первоконстантиновка в камышах, вдоль широкой гати. Необходимо было их оттуда выбить, и для этого туда были направлены спешным порядком наши 1-е и 2-е орудия, под командой капитана Лукьянского, с задачей облегчить пехоте переправу через гать. Здесь и произошло лихое и красивое артиллерийское дело: подойдя по широкой и большой балке как можно ближе к противнику, обе пушки выскочили из балки и, проскакав на карьере довольно большое промерзшее поле и снявшись с передков прямо перед гатью, открыли беглый огонь прямой наводкой по засевшим в камышах красным.

Те сейчас же, конечно, ответили сильным, но беспорядочным ружейным и пулеметным огнем, к которому вскоре присоединилась и красная артиллерия: первый же снаряд угодил как раз между 1-м орудием и отъезжавшим передком, не нанеся, к счастью, никаких потерь ни прислуге, ни лошадям. Юнкера и тут опять шутили, что командир красной батареи был тот же «свой», так как следующие снаряды просто не хотели ложиться на наши пушки, а рвались где-то вправо, влево, спереди или сзади…