Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Эвакуация Одесского кадетского корпуса в январе 1920 года

Ко дню эвакуации Одессы, 25 января (ст. ст.) 1920 года, в здании кадетского корпуса размещались не только одесские кадеты, но и 2-я рота Полоцкого корпуса, а также и Киевский корпус, вывезенный в Одессу после занятия Киева красными. Киевляне были размещены на третьем этаже корпусного здания, сохранив свой офицерский и преподавательский персонал, который покинул Киев вместе с ними. Они жили обособленно своей жизнью; исполняющим должность директора был полковник Линдеман[123], а в Одесском корпусе директором был полковник Бернадский, военный юрист по образованию.

С начала января уже начали ползти тревожные слухи о приближении фронта к Одессе; 22 января генерал Шиллинг[124] отдал приказ об эвакуации. Трудно сейчас судить, было ли что-нибудь предусмотрено для вывоза корпуса или нет. Одни говорят, что полковник Бернадский не проявил настойчивости и упустил все возможности и сроки, другие думают, что в порту не было никаких судов для корпуса и что его судьбой никто не занимался. Так или иначе, в нервном и бесцельном ожидании прошли и 23, и 24 января, и только с утра 25-го были отправлены в порт подводы с личными вещами кадет и персонала, под охраной двух взводов 1-й роты Одесского корпуса и кадет-полочан, под общей командой полковника М.Ф. Самоцвета, командира 1-й роты. С ними ушли несколько младших кадет и часть персонала с семьями. Немного позже, по приказу полковника Кадьяна[125], были посланы в порт самостоятельно кадеты 1-й роты Киевского корпуса, в числе 20 человек, без офицеров. Обе части добрались до порта с большим трудом, так как в городе уже шла стрельба и нападения на отряды белых, проходившие через Одессу. Кадеты и все скопившиеся в порту подверглись жестокому пулеметному обстрелу со стороны Воронцовского дворца; были ранены кадеты-киевляне Полянский и Левицкий, а также дочь офицера Киевского корпуса Анечка Порай-Кошиц. Был убит один кадет-киевлянин, но фамилию его установить не удалось.

Все кадеты и чины персонала обоих корпусов были подобраны английским крейсером «Церес», но все привезенное имущество пришлось бросить на молу, где оно было разграблено. Позже на тот же «Церес» было погружено и Сергиевское артиллерийское училище; имеются сведения, что накануне эвакуации начальник училища присылал в корпус предложение идти в порт вместе с юнкерами и под их охраной, но полковник Вернадский отклонил это предложение по неведомым причинам. Еще раньше посадки кадет на «Церес» туда же были приняты младшие кадеты-киевляне, сразу же пересаженные оттуда на баржу, но об этом будет рассказано ниже.

После отхода «Цереса» из порта все кадеты и чины персонала были пересажены в открытом море на пароход «Рио Негро», который и довез всех до Салоников, откуда поездом они были отправлены в Югославию и, через Белград, доставлены в Панчево. По дороге, на узловых станциях, какие-то организации, в том числе и русские, кормили кадет. В Панчеве все были размещены в здании школы, где во дворе находились русские солдаты, возвращавшиеся в Россию. В скором времени кадет-киевлян (взвод 1-й роты) перевезли в Сисак, вблизи от Загреба. При проезде через Белград они встретились со своими младшими кадетами, привезенными из Болгарии, и все вместе были доставлены в Сисак, а одесские и полоцкие кадеты остались в Панчеве.

В тот день, 25 января, в здании Одесского корпуса остались еще 1-й и 3-й взводы 1-й роты и почти все младшие кадеты, числом около 350 человек, вместе с большинством офицеров и преподавателей с их семьями. Они должны были двинуться в порт позже; осталось совершенно непонятным, для чего нужно было делить корпус на две неравные части и подвергать оставшихся риску быть отрезанными от порта, что как раз и случилось. Судьба их описана ниже, в отдельном очерке. Но никто не знал, что на верхнем этаже здания находятся забытые и оставленные всеми младшие кадеты Киевского корпуса, в количестве около 130 человек, от 1-го до 5-го класса. Они были буквально забыты, и с ними не оставалось никого из воспитателей. Почему так получилось, выяснить невозможно, как и многие другие события этого дня, полного трагических ошибок и упущенных возможностей.

Утром 25 января два кадета 5-го класса, Василий Гончаров[126], коренной аракчеевец, и Иван Латышев[127], киевлянин, видя такое положение, по своей инициативе собрали всех оставшихся в здании кадет-киевлян и построили их для выхода в порт. Эта сборная рота вышла из здания корпуса около 10 часов утра; проходя мимо Сергиевского артиллерийского училища, Гончаров и Латышев решили вооружить более рослых и крепких кадет и с этой целью повернули строй в здание училища, где достали винтовки и продолжали свой путь в порт. Чтобы маленькие кадеты не отставали и не терялись, Гончаров и Латышев по очереди менялись местами, один шел впереди строя, другой позади.

По улицам уже шла стрельба и бродили группы «струковцев», банды атамана Струка, и шайки местных большевиков и уголовных элементов. Брат И. Латышева, Сергей, описавший эти события, бывший тогда в составе пулеметной команды, проходившей специальный курс стрельбы из английских пулеметов «виккерс» и «льюис», увидел эту группу кадет уже в порту, строем в одну цепочку, уже при погрузке на тот же английский крейсер «Церес». Его брат, в кадетской фуражке и в полушубке, стоял с винтовкой у трапа, пропуская мимо себя сначала малышей, потом тех, кто был старше.

Пропустив последнего, И. Латышев тоже двинулся, чтобы пройти на крейсер, но был остановлен английским матросом, видимо решившим, что он не кадет, а просто сопровождающий солдат. Настало короткое препирательство, и матрос толкнул его пинком в грудь. И. Латышев немедленно дал сдачи, и настолько успешно, что матрос отлетел на несколько шагов, и тогда Латышев спокойно прошел на крейсер. Его брат с пулеметчиками воспользовались этой заминкой и тоже поднялись на «Церес». Матрос всех пропустил, явно не желая повторения того, что с ним только что случилось, а войдя сам на палубу, втянул на нее сходни. Кадеты с «Цереса» сразу же сошли на баржу, стоявшую у его правого борта, а маленькая группа пулеметчиков осталась на крейсере, в ожидании решения своей дальнейшей судьбы.

Вскоре начался обстрел порта, и пули стали щелкать по броне крейсера. Простояв еще некоторое время, «Церес» отошел на внешний рейд. К ночи пулеметчики были выгружены на маленький катерок, который бросало на волнах как мячик, так что они едва могли на него сойти. Погода все более свежела, поднялось сильное волнение, и катер пошел в море искать транспорт «Анатолий Молчанов». Промерзнув и буквально заледенев от холода, они через час нашли транспорт и, прыгая на сильной волне у борта на своей скорлупе, после долгих криков, ругательств и угроз, добились того, что им был спущен трап, по которому они вскарабкались на высокий борт транспорта. Наутро увидели, что к ним подходит большой черный пароход: это был английский угольщик «Вотан».

Скоро загрохотали цепи лебедок и началась погрузка угля. Во время этой работы, совершенно случайно, С. Латышев обнаружил, что его брат и вся группа кадет-киевлян находятся на «Вотане»; было сразу же решено, чтобы ему перебраться к ним. Оба судна разделяли 5–6 метров пропасти, через которую был переброшен трап. Сначала перекинули вещевой мешок, но английский матрос бросил его обратно, что-то процедив сквозь зубы. Тогда решили выждать темноты; мостки оставили на ночь, так как погрузка угля была не закончена. И с наступлением темноты благополучно, хоть и с риском слететь в море, Латышев перебежал по качавшимся мосткам и присоединился к брату и к кадетам.

Скатившись в трюм, он нашел в угольной яме своих товарищей-кадет, отогревавших руки у электрических лампочек. Большой люк был открыт, и ледяной ветер гулял по трюму. Кадеты кучками, греясь друг о друга, лежали прямо на железном полу или подгребали под себя уголь, все были вымазаны, голодны и крепко мерзли. С ними не было никого из воспитателей корпуса, никто не знал, куда их повезут и где выгрузят. Тут же в углу трюма, в английской шинели и кое-как прикрытый кадетскими одеялами, лежал офицер, которого кадеты единодушно признавали своим начальником и относились к нему с большим уважением и заботой. Это был много раз раненный и еще не оправившийся от ран офицер-доброволец, почти не встававший со своего жесткого ложа. Кое-как проведя ночь в угле и на железе, утром увидели, что подходят к какому-то пароходу, выглядевшему, по сравнению с угольщиком, как нарядная яхта для прогулок. Это был болгарский пароход «Царь Фердинанд»; перебросив трапы, англичане сразу же перевели на него кадет.

Здесь их поместили тоже в трюме, но в болгарском сене, куда все с удовольствием зарылись. Здесь уже находились чины Гражданского управления Одесского военного округа, судебные власти и др. Все они были уютно устроены, с запасами галет, консервов и прочих богатств. Тут кадетам пришлось проявить самоуправство и завладеть несколькими ящиками с галетами и консервами, так как никто не подумал поделиться с ними едой. Так прошли еще двое суток; в море разыгрался шторм, и пароход сильно качало. Лишь на третьи сутки, к полудню, вошли в порт города Варны и с нетерпением стали ожидать высадки. Но вместо этого им объявили карантин и вывесили желтый флаг.

На следующий день на молу появился русский полковник, одетый в форму мирного времени. Он обратился к кадетам, стоявшим у борта, и сказал, что он был в Киевском корпусе помощником инспектора классов, что он займется ими и что скоро их выгрузят. И действительно, не прошло и двух дней, как кадеты строем, с песнями, промаршировали к их новому становищу, школе Св. Лаврентия. Там они устроили свое жилье, сдвинув в углы школьные парты и расстелив солому. Из этой школы их водили разгружать консервы, и они ежедневно строем, с пением «Соловья» и с подсвистом, шагали в народную столовую и приучались к балканской пище с фасолью. Полковник Протопопов, как звали их неожиданного попечителя, продолжал заниматься их судьбой.

В Варне они пробыли около двух месяцев, и, наконец, их погрузили в поезд и повезли через Софию в Белград. Там они прожили некоторое время в оставленных санитарных бараках за военным госпиталем. Затем их снова погрузили в поезд, соединив со старшими кадетами-киевлянами, привезенными из Панчева, и повезли в Хорватию, в город Сисак, в 40 километрах от Загреба, где разместили в военных казармах. Постепенно туда стали прибывать другие кадеты, воспитатели и преподаватели, стали медленно налаживаться порядок и дисциплина. С назначением генерала Адамовича директором Сводного Русского кадетского корпуса, остатки всех трех корпусов в Сисаке и в Панчеве стали кадрами одного военно-учебного заведения, которое в июне 1920 года было объединено и устроено в Сараеве.

Одесские и полоцкие кадеты, оставшиеся в Панчеве, в помещении школы, жили в примитивных условиях, лишенных каких-либо удобств: места было мало, комнаты были переполнены, кровати стояли даже в коридорах, помещения скудно освещались карбидом, есть приходилось из котелков, сидя на кроватях. У входа в школу каждое утро появлялись разносчики, и кадеты покупали у них молоко, маленькие булочки «кифли» и другую еду. Кое-какие деньги у многих водились, так как ухитрялись продавать остатки белья и одежды. При помощи нашего военного агента, генерала Артамонова[128], были получены гимнастерки и брюки, обмотки и серые шинели солдатского сукна. Ежедневно делались занятия, но не было ни книг, ни тетрадей. Но несмотря на бедность во всем, и даже в питании, в младшие классы были приняты новички, а также прибыло несколько кадет других корпусов, в том числе три серба, бывшие кадетами в России: Сумского корпуса Др. Живкович и Р. Адамович, и Нижегородского – Вл. Петкович. Один из новичков, Клемантович, скоро утонул, купаясь в Тамише, и тело его нашли только через несколько дней. Эта первая смерть маленького кадета на чужбине очень всех опечалила, и ее долго не могли забыть.