Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Второе отделение кадет-киевлян 2-го славного «георгиевского» выпуска Русского кадетского корпуса в Сараеве, 1920–1921[153]

Моя первая встреча с кадетами-киевлянами произошла в тот знаменательный вечер, когда, после наделавшего шума отъезда 22 кадет из Панчева на фронт в еще державшийся Крым, группа кадет Одесского корпуса, в которую также входили кадеты других корпусов, перебралась в Сараево в казарму, из которой в 1914 году эрцгерцог Фердинанд выехал навстречу смерти, ждавшей его на мосту через речку Милячку, в лице сербских патриотов. Теперь эта казарма называлась Короля Петра I и предназначалась для кадет Киевского и Одесского корпусов.

Мы сразу попали прямо в сказочную обстановку, напомнившую мне уже ставшее далеким хорошее прошлое: нас ждал горячий ужин, поданный прислугой, на столах, как в корпусе, туалет в настоящей «умывалке» и постели с простынями в большой общей спальне!.. Моя кровать была рядом с С. де Бокаром, с которым мы быстро подружились.

Киевский корпус мне был всегда симпатичен: с ним в моем воображении были связаны город Киев, с его богатой историей, и поэзия «Вечеров на хуторе близ Диканьки», и суровый независимый дух запорожцев «Тараса Бульбы»! Я настолько читал и перечитывал в детстве Гоголя, что начал наполовину верить в существование всяких ведьм, русалок, леших, чертей и т. п.

Воспитателем у нас был подполковник Волков, милейший офицер, который, как и все семейные, страшно боялся генерала Адамовича, и только позже мы поняли почему! Несмотря на это, в день окончания выпускных экзаменов, имея неосторожность войти в нашу спальню, где мы с огромной бутылью вина праздновали это столь важное для нас событие, он стал на «махалку», чтобы мы могли уничтожить все следы преступления! А ведь он рисковал очутиться на улице с семьей! За это вечная благодарность кадет 2-го отделения!

В киевском отделении было много кадет других корпусов: Тифлисского, Воронежского, Суворовского, Ташкентского и, кажется, Московского. Жили мы дружно, и никогда у нас не было ни споров, ни ссор на почве принадлежности к разным корпусам – малиновый погон нашего нового корпуса нас объединил. Корпус для большинства был спасение и «шанс жизни».

Учились и зубрили мы «не за страх, а за совесть», и, если память не изменяет, средний балл отделения был выше 10! На 20 кадет в нашем отделении было 7 в. – ун. офицеров.

Расскажу небольшое событие из нашей спокойной кадетской жизни, которое потом вошло легендой в историю корпуса и передавалось младшим кадетам со всевозможными прикрасами и преувеличениями.

В этот памятный вечер в спальне 2-го отделения кадеты не спали и разговаривали о бывших в тот день похоронах на сербском кладбище, вне города, кадета 1-го выпуска Тарасенко, и, вероятно, многие думали о нашем товарище, зарытом в сырой, чужой земле… и настроение у всех было удрученное, как вдруг кто-то сказал:

– Кто бы пошел один этой ночью на кладбище?!

На каникулах в имении, чтобы показать свою храбрость, я ходил на кладбище на окраине села, но здесь была опасность быть пойманным начальством, и это могло мне стоить нескольких баллов по поведению и нашивок. Были выработаны условия пари на некоторую сумму динар, я должен был принести доказательства моего визита в полночь на кладбище, и до ухода мне рассказывали страшные истории.

Держа ботинки в руках, я благополучно прошел по коридору мимо «дежурки» и спустился по лестнице во двор. Выходить через ворота было рискованно из-за сербской стражи, поэтому я полез по стене со стороны горы и, очутившись на маленькой уличке, спустился в город, пустынный, но освещенный, и пройти через него не было ничего трудного, но, выйдя за город, где едва белела дорога, я думал, что заблудился. Помог мне шум ручейка, через мостик которого мы прошли днем, прежде чем войти на кладбище через высокие ворота из железной решетки. Они были закрыты, и мне пришлось перелезть с трудом и опасностью для казенного обмундирования! Потом нужно было идти прямо, но не свалиться в глубокую яму семейного склепа, откуда выбраться без посторонней помощи было бы невозможно.

Оторвать несколько кусков лент от венков, лежащих на могиле, было делом нескольких минут, а обратный путь, по уже знакомой дороге, показался мне гораздо легче, да и город был виден вдали благодаря отсвету фонарей.

Я добрался благополучно до нашей спальни, где никто не спал в ожидании моего возвращения. Каждый месяц я собирал выигранные динары и вел «широкий» образ жизни до тех пор, как, поспорив на остающуюся сумму съесть за один урок неимоверное количество прекрасного босанского хлеба, и то после завтрака и всего лишь с одной кружкой воды, я, конечно, пари проиграл, но зато был сыт в этот день.

С тех пор прошло больше полвека, но воспоминание об этой ночной прогулке живо сохранилось в моей памяти.