Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Одесса

Приказом Главнокомандующего Добровольческой армией, Сергиевское артиллерийское училище было восстановлено в октябре 1919 года. Укомплектовано оно было юнкерами, кадетами, вольноопределяющимися и добровольцами, имевшими среднее образование, находившимися в частях Добровольческой армии и постепенно стекавшимися в Одессу, в стены училища. Вскоре в состав училища была влита Армавирская артиллерийская школа, и таким образом был образован 13-й ускоренный выпуск, двухбатарейного состава. (Армавирская артиллерийская учебно-подготовительная школа была основана в середине 1919 года, когда на вооружение Добровольческой армии стали поступать английские и французские орудия. Обучение стрельбе из этих орудий и происходило в Армавирской артиллерийской школе. Командовал школой капитан Сонги. В сентябре 1919 года школа была переведена в Севастополь и тут закончила свое существование, так как часть обучавшихся, имевших законченное среднее образование, была отправлена в Сергиевское артиллерийское училище, а остальные – в другие артиллерийские части.)

Начальником училища был назначен прежний его начальник, генерал-майор Нилус[276], командиром дивизиона – полковник Козьмин[277], командиром 1-й батареи капитан Краевский[278], командиром 2-й батареи капитан Мамушин[279] (чины указаны по тому времени), курсовыми офицерами: 1-го отделения капитан Горунович[280], 2-го – капитан Георгиевский[281], 3-го – капитан Олехнович[282], 4-го – капитан Лукьянский.

Половина примерно курсовых офицеров и преподавательского состава были из прежнего состава училища. Среди них были: полковник Крус-сер[283], полковник Самарский, полковник Беляев, капитаны Корытин, Жовнер, Жагмен[284], Сомов. Инструктором верховой езды был капитан Гавликовский[285], адъютантом училища капитан Арнольд[286], а училищным священником О. Феодор Мильяновский.

Многих старых юнкеров может заинтересовать, почему полковник Петрович, известный артиллерист-теоретик, составивший вместе с генералом Нилусом книгу «Теория артиллерии», не вошел в преподавательский кадр вновь открытого училища? Произошло это потому, что во время первой оккупации Одессы большевиками он состоял преподавателем в артиллерийской школе, открытой красным командованием в помещении училища. При второй эвакуации полковник Петрович снова остался в Одессе.

В ноябре 1919 года 13-й выпуск приступил к занятиям. Эти занятия с опытными преподавателями шли нормальным порядком, так же как жизнь и питание юнкеров (по возможности того времени). Некоторое участие училище принимало и в гарнизонной службе, неся караулы и поддерживая в городе порядок, иногда нарушаемый бандитами и хулиганами.

В декабре общее положение фронта стало катастрофическим: красные быстро приближались к Одессе, жившей в тревоге и неизвестности.

В середине января 1920 года фронт был уже под Одессой. В громадном Одесском порту шла лихорадочная эвакуация, затруднявшаяся наплывом беженцев. Эвакуировались госпиталя, военные материалы, спасалось все, что возможно было спасти. По ночам порядок в городе и в порту часто нарушался подозрительными личностями, бандитами и обнаглевшими коммунистами… Для восстановления порядка требовалось принятие решительных мер.

Поэтому 22 января, приказом генерал-майора Шиллинга, командующего войсками Одесского округа, училище было направлено в порт для обеспечения в нем порядка и для прикрытия эвакуации. Тогда же был отдан приказ об оставлении Одессы и отступлении в Крым.

В этот день юнкерам было разрешено в последний раз выйти в город проститься с родными и знакомыми. Мне удалось также побывать в моем родном Одесском корпусе и проститься с некоторыми из оставшихся в нем моих товарищей и бывших воспитателей.

Отмечу здесь, что корпус также готовился к выступлению в порт, но непонятная нерешительность директора корпуса, полковника Бернацкого, и запоздалое (на два дня) приведение в исполнение приказа об эвакуации явились причиной гибели корпуса, о чем я упомяну ниже.

Нужно отметить, что как училище, на 3-й станции Большефонтанской дороги, так и корпус, на 4-й станции той же дороги, находились в 5 километрах от города, а чтобы попасть в порт, необходимо было пересечь весь город.

На рассвете 23 января училище с оркестром в голове колонны прошло через весь город и заняло порт. Как выясняется только теперь, начальник училища перед уходом в порт послал в Одесский корпус офицера с предложением корпусу эвакуироваться вместе с училищем и под его прикрытием, но полковник Бернацкий это предложение отклонил, ссылаясь на то, что еще не получил официального приказа направить корпус в порт.

Важно указать, что орудий при училище в то время не было, так как они были еще раньше взяты на фронт, а новые доставлены не были. Таким образом, училище в тот момент представляло собой пехотную часть, вооруженную лишь винтовками и пулеметами.

По прибытии в порт главные силы училища расположились в Таможенной гавани, в больших и чрезвычайно холодных портовых складах, где находились караульное помещение, кухня и походный лазарет для подачи первой помощи пока что только обмороженным (в этом году была невероятно холодная зима, что сильно осложняло караульную службу).

Караулами и патрулями были надежно обеспечены Таможенная и Каботажная гавани, а в сторону города, расположенного значительно выше порта, были выставлены три сильные заставы: застава № 1 – на Приморской улице – Военный спуск, в сторону Пересыпи и Арбузной гавани, откуда скорее всего можно было ожидать нападения красных. Командовал заставой отделенный офицер 1-го отделения капитан Горунович; застава № 2 – против знаменитой одесской лестницы, соединяющей Приморскую улицу с Николаевским бульваром. Командовал этой заставой отделенный офицер 3-го отделения капитан Олехнович; застава № 3 – самая левофланговая, на перекрестке Польского и Ланжеронского спусков. Командовал заставой капитан Крыжановский.

Порядок был быстро налажен. Порт был очищен от всяких подозрительных личностей, которых юнкера отправляли в Комендантское управление в Воронцовском дворце, занятом довольно сильной комендантской командой. Из Воронцовского дворца порт был виден как на ладони, и поэтому дворец являлся очень важным с тактической точки зрения пунктом, к сожалению не включенным своевременно в район, занимаемый училищем.

Отступающих частей Добровольческой армии нигде видно не было. Уже потом это объяснилось тем, что путь отступления через Одессу был отрезан красными, и нашим войскам пришлось отступать на Польшу, совершив всем известный «Бредовский» поход. В городе было более или менее спокойно. Далеко в море виднелись темные силуэты бездействовавших кораблей английского флота. Ожидали прибытия в порт одесских кадет, но они почему-то мешкали и еще не двигались из стен корпуса.

23 и 24 января прошли в спешной и беспорядочной эвакуации: слишком уж много скопилось в порту всего, что рвалось поскорее уйти от надвигавшейся красной опасности.

На рассвете 25 января красным частям при поддержке местных большевиков удалось ворваться в город со стороны Пересыпи и Куяльницкого лимана, продвинуться по Херсонскому и Нарышкинскому спускам в тыл Воронцовскому дворцу и выбить оттуда комендантскую команду, которая отступила по лестнице на нашу заставу № 2.

Другие красные отряды, двигаясь по Приморской улице, натолкнулись на заставу № 1, где произошло короткое, но сильное столкновение. Благодаря быстрым и решительным действиям наших пулеметчиков красные были отбиты и отошли, оставив на мостовой несколько убитых.

На заставе № 3 также произошло небольшое столкновение: проникшие через Николаевский бульвар небольшие группы красных обстреляли на Ланжероновском спуске автомобиль английской военной миссии, спешивший в порт. Машина сошла с мостовой и разбилась об стену дома. Поспешившие на помощь юнкера отогнали красных, но смогли только констатировать смерть двух англичан, находившихся в разбитой машине.

При первых же выстрелах все училище было поднято по тревоге и быстро заняло намеченные позиции вдоль Приморской улицы и Куяльницкой железной дороги, между тремя заставами, хорошо укрывшись от огня красных между железнодорожными составами, брошенными вдоль всей линии.

Заняв выгодную позицию на возвышенности, красные открыли по порту сильный, но беспорядочный огонь, вызвавший панику среди беженцев, рвавшихся к пароходам, до которых огонь красных, к счастью, не достигал.

К началу боя я находился на заставе № 2. Весь этот участок принял под свое командование капитан Олехнович, который назначил меня юнкером для связи и, собрав все сведения о положении на заставах, послал меня к командиру дивизиона, полковнику Козьмину, находившемуся на нашей базе, для получения дальнейших распоряжений.

Исполняя приказание, я под прикрытием вагонов быстро достиг нашей базы и тут встретил адъютанта училища, капитана Арнольда, тщетно пытавшегося остановить бегущих в панике людей. Капитан Арнольд сообщил мне, что к концу мола, вне сферы огня красных, пришвартовался английский крейсер, который должен будет своим огнем поддерживать наши действия и куда уже приглашено училищное начальство. Я бросился к крейсеру, но доступ до него был прегражден сильным кордоном английской морской пехоты, никого не допускавшей к трапу. На мое счастье, я заметил на борту крейсера нашего командира дивизиона и доложил ему о положении на заставах. Через некоторое время полковник Козьмин передал мне следующее распоряжение: к нашей заставе № 2 будут подтянуты некоторые части, которые, при первом залпе английского крейсера, совместно с училищем должны очистить Воронцовский дворец от занимающих его красных.

Вернувшись на заставу, я доложил обо всем капитану Олехновичу. Затем потянулись долгие и томительные минуты ожидания. Ждали залпа с крейсера, который должен был дать нам сигнал к переходу в наступление, но крейсер упорно молчал. По прошествии некоторого времени, в течение которого перестрелка с красными то усиливалась, то затихала, капитан Олехнович вторично послал меня на крейсер узнать, почему крейсер не открывает огня.

Проделав тот же путь, я снова был около крейсера. Возмущенный полковник Козьмин сказал мне, что англичане что-то «хитрят» и огня открывать не собираются… Положение создавалось весьма конфузное…

Неожиданно раздалась беглая очередь, и разрывы шрапнелей повисли над Воронцовским дворцом. Но выстрелы последовали не с крейсера, а с какой-то нашей отступавшей полубатареи, на карьере влетевшей в порт по Польскому спуску. Лихо снявшись с передков на открытой позиции на портовой площади, полубатарея открыла беглый огонь по красным, начавшим панически очищать дворец. Поддержанные пулеметным и ружейным огнем, наши части правого фланга быстро поднялись от заставы № 1 по Военному спуску и через три четверти часа заняли дворец и Николаевский бульвар. На Польском и Ланжероновском спусках присутствия красных вообще замечено не было, и наши патрули свободно доходили до Пушкинской улицы. Вот что значит присутствие хотя бы двух орудий, умело и вовремя использованных их лихим командиром!