Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Последний год в Шанхае и отъезд в Югославию 2-й группы

После отъезда в Югославию генерала Руссета временно исполняющим должность директора корпуса стал преемственно полковник В.И. Попов-Азотов. Оставшиеся кадеты снова переехали в новое помещение на Бабблинг Уэлл Род, которое было тесным и не отвечало нуждам учебного заведения. Здесь был произведен 2-й выпуск в Шанхае (97-й) и последний из корпуса вообще, как это вскоре выяснилось. Почти все окончившие остались жить в корпусе, что еще больше усложняло и без того трудную обстановку, в которой персоналу приходилось справляться с трудным делом воспитания кадет в таких сложных условиях. Кадеты сами поддерживали дисциплину и помогали проводить в жизнь обычный уклад и распорядок, сдерживающий их от соблазнов Шанхая.

Пребывание корпуса в этом последнем месте напоминало сидение на чемоданах. Все ждали близкого отъезда в Югославию; Международный комитет всеми силами старался ускорить этот отъезд, но трудно преодолимым препятствием была необходимость израсходовать сразу крупную сумму на отправку всех желающих вместе. Лотерея давала недостаточно средств, но они в значительном размере уходили на текущие расходы. Наконец, после долгих переговоров, китаец-предприниматель лотереи согласился авансировать необходимую сумму для отправки корпуса, при условии погашения долга дальнейшими выпусками лотереи. Уехать из Шанхая было предложено всем – и кадетам, и окончившим корпус, и чинам персонала. Кадеты, не кончившие корпус, решили переехать почти все, но среди окончивших было много таких, которые уже нашли службу или работу, поэтому большая часть их осталась в Шанхае.

Отъезд был назначен на 6 ноября 1924 года. Сборы были очень несложными, имущества было очень мало, и погрузка на пароход «Партос» произошла без задержек. Священник отец В. Яхонтов, остававшийся в Шанхае, отслужил напутственный молебен; остающиеся в Шанхае пришли проводить уезжавших в Югославию воспитателей и однокашников, с которыми было пережито столько тяжелых и полных лишений дней. С тяжелыми чувствами и думами простились они с родным корпусом, который отправился в Югославию, чтобы передать в другие кадетские корпуса своих последних немногочисленных питомцев.

Кадетам на «Партосе» был предоставлен носовой трюм, заполненный нарами в два этажа с перегородками поперек, около каждого места, чтобы предохранить от падения во время качки. Педагогический персонал разместился в 4-м классе, а высшие чины обоих корпусов в 3-м классе. Путешествие длилось немного больше месяца и закончилось 9 декабря; шли, конечно, тем же путем, что и при плавании 1-й группы, и заходили в те же порты. Кормили сносно, но вначале порции были малы, а главное, все подавалось на стол не соленым. Администрация парохода обещала улучшить пищу по приходе в Сайгон и даже перевести кадет на более лучшее питание 3-го класса.

Погода стояла прекрасная, качки не было совершенно, но сильно чувствовалась жара, и те, у кого было летнее обмундирование, оделись в него. Оркестр начал свои сыгровки; несмотря на то что лучшие музыканты остались в Шанхае, пассажирам это нравилось. Также нравились им русские песни, которые кадеты пели по вечерам, устроившись на баке, причем многие пассажиры подходили и даже подпевали. В Гонконге пустили на берег по 4 человека от каждого класса, в две смены. Появилось много торговцев-китайцев со всякими ненужными вещами, но почти никто из кадет не соблазнился, тем более что еще не выдали обещанных карманных денег. Во время этой стоянки произошло несчастье с кадетом-хабаровцем Моллером 2-м, который упал в трюм и сломал себе руки и ногу. Его пришлось поместить в госпиталь, где он и остался. Гонконг покинули 10 ноября и пошли в Сайгон. Вскоре после выхода в открытое море пошел дождь и разыгрался шторм; началась качка, иллюминаторы пришлось закрыть, в трюме стало душно, и многие почувствовали себя неважно. К счастью, на следующий день «Партос» приблизился к берегу и качка улеглась; пароход шел так близко от берега, что можно было свободно наблюдать пышную растительность побережья. В 8 часов утра 12 ноября на борт был принят лоцман и пароход вошел в устье реки Меконг, направляясь в Сайгон, находившийся в 40 милях выше.

В Сайгоне стояли с 12-го по 15 ноября, и все были отпущены на берег, где осматривали город и побывали в казармах французского гарнизона, где смогли принять душ. На пароходе кадет навестил начальник штаба гарнизона, который дал описание своих воинских частей, состоявших главным образом из туземцев. Но пребывание в Сайгоне омрачилось новым несчастным случаем: кадета Шестакова поразил солнечный удар, и его пришлось поместить в госпиталь и оставить там.

17 ноября днем прибыли в Сингапур, но пробыли в этом порту недолго. Были на берегу, в городе, который всем понравился, но видели в нем в общем мало, тем более что стояла удручающая жара, несмотря на ноябрь. Утром на следующий день пароход снова вышел в море и направился к острову Цейлон. Переход длился семь суток, в течение которых вокруг было лишь одно безбрежное море, летучие рыбы с крыльями, как у стрекоз, да гоняющиеся наперегонки вокруг парохода дельфины. Встреченный французский пароход кадеты приветствовали так, как если бы на нем плыли соотечественники и друзья, и публика с того парохода с таким же жаром отвечала на эти приветствия.

19 ноября кадетский оркестр был приглашен в 1-й класс, играть вечером в салоне. За эту игру музыканты получили небольшое вознаграждение, 50 франков на 10 человек, что было, конечно, очень немного. По мере удаления от Шанхая стали появляться новые заботы. Стали составлять списки окончивших корпус и желающих поступить в 8-й класс в Югославии, что было необходимо для получения аттестата зрелости и стипендии при поступлении в университет. Говорили, что аттестаты за 7 классов выдадут в Коломбо и оттуда пошлют телеграмму в Югославию, со списком едущих кадет. Одновременно начали заниматься сербским языком. Среди пассажиров оказался серб, который выразил желание заняться преподаванием, но начало было неудачным – его укачало, и уроки были отложены на неопределенное время.

Около полуночи 22 ноября показались огни Коломбо. Кадеты высыпали на палубу и жадно следили за приближающейся землей, но пароход подходил чуть ли не целый день, огибая остров с юга. Но вот, наконец, и бухта, и берег сказочного острова Цейлон. Бирюзовое небо и море сливаются на горизонте, и между ними пышный тропический сад, с яркой зеленью пальм и каких-то невиданных растений. В таких выражениях описывал свои впечатления один из кадет 96-го выпуска, в будущем архимандрит отец Василий Кондратович. После некоторого ожидания кадеты получили разрешение сойти на берег и веселой гурьбой расселись по лодкам и отправились в город. Он произвел на всех очень хорошее впечатление своей величиной и богатством, особенно же великолепный, как дворец, отель, расположенный на самом берегу океана. Кадеты ходили по городу, расставляя по-морскому ноги, и им все казалось, что земля покачивалась под их ногами. По возвращении на пароход увидели, что его облепили со всех сторон, как назойливые мухи, десятки лодок с почти обнаженными продавцами всякой всячины, начиная от фруктов и сластей, кончая шкатулками и другими изделиями Индии. Профессиональные пловцы с лодок предлагали бросить в море монету, и с высокой палубы было отчетливо видно, как они извивались в глубине и, поймав монету, выплывали на поверхность. Другие ныряли под пароход, проплывали под ним и появлялись с другой стороны, а кадеты с тревогой следили, не появится ли белый плавник акулы, которых так много в этих водах. С удивлением заметили, что многие туземцы умеют объясняться по-русски, но было непонятно, как они могли научиться нашему языку.

24 ноября «Партос» покинул Коломбо; предстоял самый длинный переход в 9 суток, со следующей остановкой в Джибути. В своих воспоминаниях В. Кондратович так описывает этот переход: «Беспредельная водная ширь окружает нас со всех сторон. Все, что мы видим с утра до вечера, это сверху ясное синее небо, по которому медленно движется раскаленный шар тропического солнца, а под ним прозрачная синяя глубина. По вечерам, перед заходом солнца, на горизонте появляются причудливые облака, окрашенные во всевозможные цвета, представляющие феерическую картину. Мы часами созерцаем дивные краски сказочного юга…»

Чтобы скрасить монотонность плавания, для кадет организовали лекции при содействии нескольких офицеров Генштаба, бывших среди пассажиров, а также и занятия сербским языком. Оркестр устраивал на палубе сыгровки, которые привлекали много слушателей из среды пассажиров. В салоне 1-го класса был организован большой концерт, на котором оркестр исполнил «Семирамиду» и отрывки из «Евгения Онегина», заслужив шумное одобрение слушателей. Затем организовался хор, к которому примкнули и некоторые пассажиры. Все это помогало переносить однообразие путешествия и убийственную жару, которая в Красном море давала себя чувствовать и ночью. В Джибути стояли лишь несколько часов и утром 4 декабря пришли в Суэц, где было прохладнее и можно было снова надеть обычную кадетскую форму. В Суэце стояли почти целый день, дожидаясь очереди для прохода через канал. Чтобы не загромождать его, там был установлен такой порядок, что суда, идущие из Средиземного моря, пропускаются через канал днем, а суда из Красного моря – ночью. Поэтому «Партос» простоял в порту до вечера и двинулся вперед уже с наступлением темноты. Она не позволила разглядеть как следует окрестности, но было все же видно, что берега канала местами обсажены пальмами, которые образуют как бы аллею, по которой движутся пароходы. Рано утром 5 декабря «Партос», пройдя канал, пришел в Суэц, где сразу почувствовался декабрь: холодный ветер гнал навстречу волны Средиземного моря, а низкие облака несли дождь и туман. Среди бурных волн возвышалась бронзовая статуя Лесепса, строителя канала, выдвинутая далеко в море на длинном молу. Кончился знойный, красочный Восток, впереди была холодная Европа, где должна была окончательно решиться судьба корпуса.

Через 4 дня плавания по Средиземному морю «Партос» подошел к берегам Югославии. Перед кадетами открылся Сплит, расположенный на склоне Далматинских гор. В 9 часов утра 9 декабря кадет высадили на мол, туда же навалили корпусные вещи, и пароход, дав прощальный гудок, ушел дальше продолжать свой путь. Кадеты оставались на молу почти целый день, так как помещение для них еще не было приготовлено. Наконец, к 4 часам дня было приказано построиться, и корпус, под звуки марша, отправился к отведенным для него казармам 11-го пехотного полка. Они были укреплены и походили на небольшой форт.

В этих казармах кадетам предоставили несколько больших комнат, выдали железные кровати и соломенные тюфяки, а вечером накормили горячей пищей. Несмотря на полное отсутствие комфорта, кадеты все же почувствовали себя наконец в спокойной обстановке; как-никак, но это была твердая земля, а не бурные морские волны. Через несколько дней в казарму прибыл сербский православный священник, который отслужил молебен, на котором пел кадетский хор. По окончании молебна выступил с приветственной речью к кадетам прибывший в корпус представитель Державной Комиссии.