Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Годы Второй мировой войны и немецкая оккупация Югославии

1940/41 учебный год начался в привычных условиях, и жизнь корпуса шла спокойно. Хотя в Европе уже разгорался пожар Второй мировой войны, но все надеялись, что Югославия не будет вовлечена в нее и останется в стороне от событий. 23 марта 1941 года Королевские наместники, управлявшие страной вместо малолетнего короля Петра II, и правительство Югославии подписали соглашение с Германией, но всего лишь через несколько дней, 27 марта, произошел переворот: Королевские наместники, во главе с принцем Павлом, были отстранены так называемым «путчем» генерала Симовича, и вся полнота королевской власти перешла к юноше-королю Петру II, которому не было еще и 18 лет. Новое правительство, во главе которого встал генерал Душан Симович, аннулировало подписанное с Германией соглашение, и обстановка сразу переменилась. Спокойствие было утеряно, и стало понятно, что угроза войны приблизилась. Была объявлена мобилизация, и шли слухи о том, что следует со дня на день ждать нападения войск Германии и союзных с нею стран.

Белая Церковь и находившийся в ней корпус были расположены почти на румынской границе, и, ввиду скученности трех казарм и близости аэродрома, были опасения, что корпус может подвергнуться воздушной бомбардировке. В создавшейся обстановке директор корпуса генерал Попов[656] решил распустить кадет на пасхальные каникулы раньше времени. Пасха в 1941 году была 13 апреля; в последних числах марта директор собрал всех кадет в зале корпуса, описал общую обстановку и объявил, что все кадеты должны приготовиться к отъезду и сразу же, письменно, оповестить об этом своих родителей. К этому было добавлено, что кадеты не должны возвращаться в корпус, пока не получат об этом распоряжения. Таким образом, между 29 марта и 1 апреля большинство кадет разъехалось по домам в штатской одежде, так как ношение формы было разрешено с 1940 года (после признания СССР Югославией) только в пределах Белой Церкви. В корпусе осталось лишь около 30 кадет, которым некуда было ехать или которые не смогли связаться с родителями.

Прощание с друзьями было очень тяжелым, всех угнетала неизвестность, и все боялись, что существование корпуса кончается. В воскресенье, 6 апреля, оставшиеся кадеты услышали по радио, что немецкие войска перешли границу и что Белград был бомбардирован.

К этому времени гарнизон Белой Церкви был из города выведен, а авиационные части переведены в глубь страны. Оставшихся кадет не выпускали в город, и старшие кадеты дежурили днем и ночью в коридоре 1-й роты. Связь с городом поддерживалась только через офицеров-воспитателей, приходивших на дежурства. Первые немецкие части появились в городе 9—10 апреля, и к этому моменту местные немцы уже организовали новое городское управление и милицию, причем было арестовано 80 заложников-сербов из всех слоев населения. Ни грабежей, ни беспорядков в городе не произошло.

Пасха 13 апреля прошла очень спокойно. Крестного хода вокруг здания на заутреню не было, вместо этого прошли с хоругвями по коридору. В пасхальные дни в корпусе началась эпидемия брюшного тифа и заболело около 12 человек младших классов, которых расположили в трех палатах лазарета. Кто-то из здоровых кадет пустил слух, что заболевание тифом можно предотвратить чесноком, и многие стали покупать целые «венки» чеснока и есть его в большом количестве. Запах в помещениях стоял невыносимый, пока директор не запретил такое «лечение». Так как в корпусе был объявлен карантин, то связь с городом почти прекратилась. Ходили слухи, что немцы имели намерение в эти дни занять корпусное здание, как самое благоустроенное в городе, но ввиду объявленного карантина, корпус оставили в покое. По счастью, эпидемия оказалась слабой и новых заболеваний не последовало.

Немецкие офицеры несколько раз заходили в корпус, интересовались им и хвалили внутреннее устройство, выправку и подтянутость кадет. Справедливость требует признать, что со стороны немцев корпус не подвергался никаким преследованиям, но одновременно никогда и никакой материальной помощи от них не получал, так же как не получал и разрешения на приобретение продовольствия за свой счет из немецких запасов. Между тем продовольствие тогда можно было достать только на «черном рынке», но он был дорог, а корпус не имел средств. Содержавшийся ранее на средства, отпускавшиеся Державной комиссией, корпус оказался после прихода немцев без определенной материальной базы, так как отпуск этих средств прекратился.

Последний директор, генерал Попов, в своих воспоминаниях об этом периоде говорит, что лица, заведовавшие тогда делами русской эмиграции в Югославии, пытались получить хоть некоторые средства от оккупационных властей, но это увенчалось лишь частичным успехом, в виде займа в банках, под обеспечение ценностями известной Петровградской ссудной казны. Но средств этих было недостаточно, и в 1941 году был закрыт Донской Мариинский институт, также находившийся в Белой Церкви. Для корпуса были установлены особые правила, по которым отменялось бесплатное обучение и родители обязывались вносить определенную плату за обучение и содержание в интернате своих детей, в зависимости от своего материального положения. Но плата эта поступала очень неаккуратно, так как положение большинства родителей значительно ухудшилось после оккупации.

В мае 1941 года вновь открылась в Белграде Русско-Сербская гимназия и кадеты XXI выпуска, находившиеся в отпуску, были вызваны в Учебный отдел Полномочного представительства по делам русской эмиграции, где им предложили ходить на занятия в гимназию, а затем держать там матуру. Но через два дня кадетам удалось получить разрешение на переезд для этой цели в Белую Церковь. Добираться туда было очень трудно, так как мост через Дунай у Панчева и железнодорожные мосты между Вршцем и Белой Церковью были взорваны. Приходилось ехать пароходом до Панчева, затем поездом до Вршца, а оттуда пешком (30 километров) до Белой Церкви. Съезд выпускных кадет начался к 25 мая, и сразу же в спешном порядке стали готовиться к экзаменам. По вечерам собирались в садике 2-й роты и пели песни, развлекая больных кадет.

В один из этих дней корпус посетила очередная группа немецких офицеров. В музее корпуса они обратили внимание на несколько хранившихся немецких знамен и передали через переводчика, что немецкое командование будет очень благодарно, если эти трофейные знамена будут возвращены немецким войскам. Корпус был вынужден согласиться, и через неделю появился взвод немецких солдат в парадной форме: знаменщики вошли в музей, где им были переданы эти ополченские знамена, с которыми взвод под музыку вернулся в город.

20 июня начались письменные экзамены на аттестат зрелости, а 22-го устные. В этот день, около 10 часов утра, по радио было получено известие о начале войны между Германией и Советским Союзом, известие, породившее надежды на скорое освобождение России от безбожной большевистской власти, хотя все понимали, что эта война принесет много несчастий русскому народу.

Ввиду отсутствия в корпусе запасов продовольствия, по окончании экзаменов кадеты не задерживались в корпусе ни одного лишнего часа, и, как только группа в 7 человек сдавала устные экзамены, им сразу же давали аттестаты и отправляли домой. Это омрачило последние дни пребывания в корпусе и помешало прощанию с воспитателями и преподавателями. Покидая корпус и прощаясь друг с другом, кадеты сознавали, что грядущие события приведут к полной потере взаимной связи и что все будут втянуты в войну, предвидеть последствия которой будет невозможно.

Возвращаться домой приходилось на телегах до Паланки на Дунае, а оттуда пароходом по Дунаю до Белграда. Так последние кадеты XXI выпуска расстались навсегда с корпусом. В течение долгих месяцев до конца 1941 года положение корпуса было более чем неопределенным: большинство кадет разъехалось на лето, разрешения немецких властей на открытие корпуса осенью не было, средств и продовольствия также не было. Целое лето прошло в хлопотах для получения разрешения оккупационных властей на продолжение существования корпуса и на поиски материальных средств. Осенью того же года генерал Попов провел около месяца в Белграде, пытаясь получить это разрешение и денежные суммы, и только в конце сентября вернулся в корпус, привезя с собой деньги для уплаты жалованья персоналу. Ввиду тревожного положения, его сопровождал кадет Мих. Михеев, с которым они на пароме переехали Дунай и добрались на телеге до Панчева, а оттуда на поезде до Белой Церкви.

Только лишь к середине февраля 1942 года из Учебного отдела Полномочного представительства по делам русской эмиграции, находившегося в Белграде, пришло извещение, что занятия в корпусе начнутся 15 февраля. Число кадет, которым удалось вернуться к этому времени в корпус, сильно сократилось, так как территория прежней Югославии была разделена на зоны, оккупированные Германией и союзными с ней государствами – Болгарией, Италией и Венгрией;

граница между Сербией и «независимым государством Хорватия» была закрыта, а для Баната был введен специальный режим, ввиду большого количества проживавших там немецких колонистов. Связь между Банатом и Сербией была ограниченной и затруднительной.

Из Белграда до Панчева пришлось добираться всеми возможными способами: через Дунай переходили по льду и до Панчева ехали на санях, после чего поездом, но с пересадкой и задержкой в Вршце, где пришлось ночевать на полу в какой-то канцелярии, дожидаясь поезда на Белую Церковь, куда добрались к полуночи. Следующая большая группа кадет приехала на следующий день, и в корпусе сразу же начались занятия.

В конце марта 1942 года стало известно, что немецкое командование хочет выселить корпус из занимаемых казарм, которые собирается использовать для размещения своих новобранцев. Это были фольксдойче – дивизия Принца Евгения, и немцы не соглашались оставить одну из казарм для корпуса, считая, что это нарушит их систему охранения. На четвертой неделе Великого поста генерал Попов снова уехал в Белград, чтобы хлопотать о том, чтобы избавить корпус от выселения, но поездка эта не увенчалась успехом, и после Пасхи корпусу пришлось покинуть свое большое и удобное здание и перейти в небольшой и запущенный дом детского приюта, около станции, куда в 1939 году был переведен Донской Мариинский институт.

В корпус подали несколько десятков телег, присланных местным населением, и началось переселение в новое помещение. Знамена и реликвии из музея были перенесены кадетами на руках. Во время этого переселения, вернувшись с группой кадет третьей роты в старое здание, вице-унтер-офицер Михаил Михеев увидел, что немцы там уже хозяйничают и что один из них начал рубить иконостас, выброшенный во двор. Вместе с малышами удалось иконостас отобрать, погрузить на телеги и водворить на чердак нового здания; иконостас институтской церкви во имя Марии Магдалины оставался на месте и был сохранен для корпуса.

В здании на 2-м этаже разместились 2-я рота (2, 3 и 4-й классы), цейхгауз, музей, кабинет и спальня директора. На 1-м этаже размещена была рота Его Высочества, зал, церковь, лазарет и баня. Во дворе, во флигеле, были мастерские, столовая, кухня, кабинет инспектора классов. Ввиду полной невозможности разместить в новом здании все и всех, корпус был вынужден в самом спешном порядке и за большие деньги нанять особый дом поблизости, где поместилась 3-я рота со своими воспитателями. Классы находились в доме бывшей жандармской станции на Железничкой улице. Питались в две очереди, так как помещения не хватало для всех: сначала 1-я и 3-я роты, потом 2-я.