Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

О традициях

Останься мы на Родине, и почти с уверенностью можно сказать, что в соблюдении кадетских традиций (я говорю о ритуалах, о «звериаде», о «похоронах анатомии и всех наук» и прочем) главным элементом была бы милая озорная шутка, быть может, иногда и не совсем цензурная.

Так было, вероятно, в те времена, когда «традиции» только зарождались в военно-учебных заведениях. Очень возможно, что это были лермонтовские времена, так как именно ему и его однокашникам в Школе гвардейских подпрапорщиков приписывается введение многих традиционных ритуалов. Не имея под рукой солидных исторических материалов, трудно говорить об этом безапелляционно. Можно только высказывать предположения и излагать то, чему сам был свидетелем. Но рассказать об этом нужно, хотя бы уже по одной причине: пусть об этом знают грядущие поколения в будущей свободной России, на возрождение которой политический эмигрант не имеет права терять надежды.

Очевидно, источники зарождения традиций двоякого вида: заимствование и самобытность. Вряд ли будет ошибкой предположить, что большая часть всяких ритуалов была заимствована у иностранцев – из полков, военных училищ и кадетских корпусов Пруссии, Саксонии, Австрии и т. д. Немалую роль, как это ни странно, могли сыграть и военизированные немецкие «бурши» – члены студенческих корпораций и «ферейнов». Но это только часть, да и та, вероятно, при пересадке на родную почву претерпела достаточно изменений. Помимо заимствований, многое в наших традициях являлось результатом «коллективного творчества», многое было создано вдохновением и изобретательностью неизвестных «авторов».

«Звериада». Традиционная кадетская песня, на определенный мотив и определенного стихотворного размера, в которой обычно высмеивается корпусное начальство и вообще весь учебно-педагогический персонал данного корпуса. В своих общих чертах «звериады» всех кадетских корпусов сходились; почти всегда у них было одинаковое, или почти одинаковое, начало да и многие куплеты также были идентичны. Текст зачастую был мало цензурным, озорным. Происхождение самого слова становится ясным при разделении его на два слова «звери ада». В нашем корпусе на книге, которая, так же как и песня, называется «Звериадой», название писалось через тире: «Звери – ада». Возникает, конечно, вопрос: а о каких же «зверях» идет речь? Ведь почти во всех кадетских корпусах «зверьми», или «зверями», называли младших, в особенности кадет 3-й роты, то есть сугубцев. Кадета 2-й роты «зверем» уже не называли бы, хотя он и продолжал оставаться сугубцем для кадет 1-й роты. А в «Звериаде» описывается и высмеивается прежде всего персонал корпуса. В чем же дело? Обратим внимание на то, что в Донском Императора Александра III кадетском корпусе название «звери» исстари применялось только к директору, воспитателям и преподавателям корпуса, но никак не к младшим кадетам. Те назывались просто сугубцами. Итак, очевидно, «звери ада» – это все корпусное начальство и со «зверями пушистыми, хвостатыми и рогатыми» в остальных корпусах это не имеет общего. Кроме того, я вспоминаю пояснения своего дядьки, кадета Николаевского корпуса в Санкт-Петербурге, от которого я впервые узнал о «звериаде» и услыхал ее текст, за что дядька был с позором отлучен от дома на целый месяц моей строгой бабушкой. Вместо привычных мне теперь строк:

Споемте, братцы, Звериаду!
Собрались звери все гурьбой —
Бессмысленных баранов стадо.
Подтянет их кадет лихой!

дядька мой пел иначе:

Так спойте ж песню, звери ада,
Вы здесь собрались все гурьбой,
Бессмысленных баранов стадо —
Подтянет вас кадет лихой!

Обратим внимание на винительный падеж – «Звериаду» в новом варианте и третью строку «стадо», – с неполной рифмой. В его толковании эта песня представляла собой описание всех провинностей «зверей ада» перед кадетами. Позднее от кого-то я слышал другое объяснение: это, мол, старшие кадеты поют перед младшими, таким образом их знакомя с корпусными традициями. Думаю все же, что «звери ада» относится к начальству. Ему, между прочим, приклеили в эмиграции еще одну кличку – «лавочка».

Итак, продолжаем о «Звериаде». Как видите, мы уже ее и склоняем, как обычное имя существительное. Все стихи-куплеты «Звериады» были вписаны в книгу, огромную книгу на застежках и с серебряными украшениями на бархатной обложке. Каждый выпуск считал своим долгом внести и свою лепту и вписать в «Звериаду» свои собственные куплеты. По какой-то причине некоторые выпуски этого не делали – очевидно, были бедны Лермонтовыми и Давыдовыми. «Звери» часто меняются, уходят на покой, кое-кто умирает, а на их место приходят новые, «ад» пополняется, и это необходимо отметить в «Звериаде», «пригвоздить всех к позорному столбу». Что сталось с нашей новочеркасской «Звериадой» – не знаю. В мое время «Звериад» было две: одна старая и вторая, созданная уже трудами 39-го и 40-го выпусков. «Старая» вовсе не была старой – ее старшинство восходило всего лишь к 35-му выпуску, то есть к классу, кончившему корпус в 1923/24 учебном году, если не ошибаюсь. Выпуск 34-й, несмотря на прекрасный по духу и способностям состав, не имел большого влияния на жизнь корпуса. Это тот выпуск, где были Левушка Греков (впоследствии протодиакон собора в Сан-Франциско, там же и скончался), Костя Долуханов (инженер, скончался в Белграде или Загребе в прошлом году), Женя Марков (в советском концлагере), Ваня Лобачев (судьба неизвестна) и другие. Твердые основания традициям заложил лихой-непромокаемый выпуск 35-й: это Александр Беломестов, Борис Кундрюцков, Александр Ротов, Григорий Самойлов, Жорж Сысоев, Макар Софронов, Александр Туроверов (статьи которого мы часто читаем в зарубежной прессе) и многие другие. Помимо корпусного значка (жетона) были тогда введены и выпускные жетоны. У ушедшего 34-го вместо значка было кольцо. Значок 35-го (проект Григория Самойлова) представлял собой круглый щит, вверху которого была голова Ермака в шеломе, а волосы бороды его как бы растекались по щиту, главным образом по ободу. На щите стояла надпись – девиз корпуса: «Верны заветам старины».

В то же приблизительно время создавалась и первая за границей «Звериада». Вернее, она была начата 35-м выпуском, а окончательное оформление ее и сооружение синего бархатного переплета было делом рук кадет 37-го выпуска. Влетело это в копеечку – триста с лишним динар, что по тогдашним временам сумма была немалая. Кадеты Атаманской сотни получали, правда, по 10 динар в месяц, и это все шло на Звериаду. Пришлось также частично продавать крестьянам порции хлеба (герцеговинцы – народ бедный), а кадетам-«богачам» (у кого и из дому водились деньжонки) – пирожки и котлеты. Таким же путем оплачивались и выпускные жетоны. В мое время первая книга уже была заполнена, и надо было заказывать вторую. Размер первой книги двадцать на пятнадцать дюймов, вторая была чуть поменьше, но зато потолще. На темно-синей бархатной обложке были серебряные (фактически из белого металла) украшения, застежки. Наверху стоял год основания корпуса «1883», над ним были прикреплены выпускные жетоны разных выпусков, ниже крупными буквами надпись: «Звериада». Бумага в обеих книгах была веленевая высшего сорта и достаточной плотности. Страницы были затейливо украшены инициалами и заставками, что уже представляло собой художественный интерес, как хорошая орнаментальная композиция. Рисовали неплохие художники. Во второй, новейшей «Звериаде» был интересный фронтиспис: портрет Державного Шефа, окруженный замысловатым орнаментом. В текстах Звериады выпусков 39-го и 40-го уже мало места уделялось шутливому высмеиванию начальства, «зверей». Характер текста изменился – больше писалось о России, о родном Доне Ивановиче и о старых традициях.

Хранителем «Звериады» всегда был старший (в отношении традиционном) – 7-й класс. Хотя в эмиграции число классов возросло до восьми, кадеты не пожелали нарушать традиций и по-прежнему считали хранителем «Звериады» семиклассников. При переходе в восьмой класс кадеты 7-го в торжественной обстановке (см. ниже) передавали Звериаду вчерашним шестиклассникам. Фактическим хранителем ее являлся адъютант атамана.

Традиционное начальство. Кроме «Звериады», которая имела генеральский чин и официально называлась «Ее превосходительство Звериада», а следовательно, и пользовалась всеми ее чину полагающимися почестями – отданием чести, подачей команды «смирно» при ее «появлении» и т. д., – существовало еще и традиционное корпусное «начальство». Это была выборная старшина, и состояла она из: а) выборного атамана выпуска, который в то же время назывался «корпусным атаманом», б) товарища атамана, в) «войскового писаря» (это выборное звание было необязательным для выпуска, и иногда никаких писарей выпуск не выбирал), г) адъютанта атамана и д) господ есаулов, а то и войсковых старшин. Подобно войсковым регалиям, или клейнодам, в корпусе также имелись свои регалии. Это прежде всего была Звериада, выносившаяся в особо торжественных случаях, на парадах и т. д., булава атамана, как знак его власти, бунчук, то есть трость металлическая с конским хвостом, что было знаком власти товарища атамана. Также была еще и «войсковая печать», на ней – «олень пронзен стрелой» и надпись вокруг: «Атаман Донского Императора Александра III кадетского корпуса». Ею и своей подписью атаман скреплял официальные бумаги, как, например, в переписке с традиционным начальством других корпусов – генералами выпусков. Традиционным начальством была также (поскольку была в данном выпуске выбираема) и дама выпуска, которая у нас называлась «атаманшей».

Кроме традиционного начальства в старшем выпуске, таковое же было выбираемо и в 6-м классе – их уже понемногу старались ознакомить с традициями. В последние годы и в младших классах появились атаманы (это уже делалось самотеком) по образцу старших классов. Атаман имел право созыва общего собрания всех кадет старшего выпуска, которое называлось у нас войсковым кругом. В исключительных случаях атаман мог потребовать созыва и общего Круга, то есть и других выпусков, стольких, сколько ему казалось нужным.

Заседания Круга проводились с должной серьезностью и в торжественной обстановке. В назначенное время все должны были быть на своих местах в означенном месте и ждать прихода «начальства». Подавалась команда «смирно», и входил атаман, окруженный традиционным начальством и со своими символами власти, булавой и бунчуком. Затем, если это требовалось, вносилась «Ее превосходительство Звериада» и все становились смирно. Атаман приглашал всех сесть, а адъютант читал протокол последнего заседания Круга, после чего объявлял повестку дня на сегодня. Различные вопросы решались по казачьему «обыкновению», или «обыку», – общим «присудом», голосованием. Если надо – вопрос подвергался обсуждению. На мелочах не задерживались и глупостями не занимались. Все проходило необычайно чинно и благопристойно. Никаких хамских выпадов не бывало, доказывали и спорили вежливо и пристойно. Причины к созыву Кругов бывали разные: заказ выпускного жетона, устройство бала или вечеринки, неблаговидный поступок какого-нибудь кадета или несправедливое отношение преподавателя или воспитателя, и тогда в первом случае объявление просто выговора, или строгого выговора наедине, или же с вызовом провинившегося в заседание Круга, объявление его «на красном положении», то есть объявление бойкота (частичного, временного и полного), решение устроить «темную» или же, за особо неблаговидный поступок, – «всыпать плетей перед Кругом». В последнем случае придерживались старинного обычая: «маненько поучить плетюганом», что производилось обычно в станичном правлении по приговору стариков. По тому же обычаю, провинившийся потом вставал и, кланяясь на все четыре стороны, благодарил их за то, что «поучили уму-разуму». У нас такая мера наказания была применена только один раз за все время в эмиграции, и причиной тому послужило крайне дерзкое неповиновение решению большинства. В случае же несправедливого отношения начальства, устраивалась разного рода «обструкция», вплоть до так называемого «бенефиса». Далее, на Круге могли разбираться такие вопросы, как предстоящие выборы традиционного начальства или же дамы выпуска, «атаманши», сбор пожертвований в пользу какого-нибудь особенно нуждающегося русского эмигранта и тому подобные вопросы. Кадет, выбранный атаманом, становился невольно еще более подтянутым, следил за собой, за своим внешним видом и за общей дисциплиной и в своем выпуске, и в младших классах. А за ним тянулись все.