Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Оренбургское казачье военное училище

Оренбургское казачье военное училище было основано в 1890 году, со штатом в 120 юнкеров, для подготовки офицеров во все казачьи войска, за исключением Донского.

С началом войны 1914–1918 годов училище перешло на 4-месяч-ный курс обучения. В августе 1914 года училище было дублировано пехотной школой прапорщиков, размещенной в здании Оренбургской мужской гимназии на Николаевской улице. После событий 1 декабря 1917 года школа прапорщиков, то есть ее старший курс, примерно 200 юнкеров, – демобилизовалась и от нее осталось только 20 юнкеров, под командой поручика Студеникина.

Последний набор юнкеров 1917 года в сотню Оренбургского казачьего военного училища был усиленным, поэтому к октябрьским событиям училище имело 150 юнкеров – 60 на старшем и 90 на младшем курсе. С конца октября занятия прекратились, так как юнкера несли караульную службу в банках, на складах, в арсенале и т. д.

При обозначившемся наступлении на Оренбург красных, под командой Кобозева, 23 декабря 1917 года, 24 декабря 64 юнкера были спешно двинуты на станцию Каргала (первая железнодорожная станция на запад в сторону города Бузулука), на которой уже было несколько мелких партизанских отрядов, составлявших фронт против красных.

25 декабря 1917 года приехавшие юнкера выгрузились и двинулись сначала в село Павловка, откуда перешли в станицу Донецкую. Это движение создало угрозу обхода красных, так как все разъезды и следующая за станцией Каргала станция Сырт были в руках красных. 26 декабря 1917 года красные повели наступление на станцию Каргала, но были отбиты, хотя и обстреливали ее из орудий, поставленных на платформах, и многочисленных пулеметов. Прибытие юнкеров в станицу Донецкую подняло дух казаков, и станичная дружина перешла к активным действиям. В ночь на 27 декабря 1917 года юнкера, вместе с казаками станицы Донецкой, разобрали путь в тылу красных и обстреляли станцию Сырт с тыла. Поэтому красные стали спешно отходить назад, обстреляли, при откате, станицу Донецкую из артиллерии и ушли дальше, на станцию Новосергиевка. После того как к нашим прибыло одно орудие из Каргалы, 28 декабря 1917 года, наши двинулись дальше и заняли станцию Переболоцкая, станицу Мамалаевскую и остановились на станции Платовка, так как дальше границы Войска казаки не пошли, и фронт закрепился за станицей Мамалаевской.

4 января 1918 года юнкера на фронте были сменены другими, а бывшие на фронте поздней ночью 5 января 1918 года вернулись в училище. После первых успехов казачьи дружины разошлись по домам, а красные, подтянув новые силы (800 матросов с «Гангута»), 14 января 1918 года повели наступление, которое сотне юнкеров и добровольцев-партизан не удалось сдержать. Что произошло на фронте и в Оренбурге 17 января 1918 года, требует отдельного разбора. Из 64 юнкеров, бывших на фронте, 12 вернулись в училище перед самым его выступлением на Илецк. Остальные остались в тылу у красных и частью погибли, частью успели разойтись по домам. Атаман Дутов с комендантом станции Оренбург поручиком Румянцевым успел выскочить из города на случайно захваченном извозчике. В первой станице к ним присоединилось еще 6 молодых офицеров: 8 человек, двинувшиеся на Верхне-Уральск после падения Оренбурга, было все, что осталось от фронта, хотя бы и в кавычках. Оренбургское военное училище и отряд полковника Студеникина – остатки Оренбургской школы прапорщиков – двинулись на Илецк – в пределы Яицкого войска. Здесь был произведен выпуск старшего курса в хорунжие, которые разъехались по своим войскам. За ними разъехался и младший курс, так что осталось только 20–25 юнкеров и добровольцев, задержавшихся около кадра училища.

Восстание, начатое 23 февраля 1918 года в поселке Буранном, возглавленное хорунжим Петром Чигвинцевым, расширилось позже по всей области Оренбургского войска. Выступление чехословацкого корпуса 25 мая 1918 года расширило и связало воедино казачьи, крестьянские и рабочие восстания Поволжья, Урала и Сибири. 17 июня 1918 года Оренбург был освобожден казачьими частями, под командой войскового старшины Красноперцева. К началу июля кадр училища с бывшими при нем юнкерами и добровольцами вернулся в Оренбург.

Июль 1918 года прошел в организационной работе – выяснению, что осталось от имущества после хозяйничанья красных. В августе 1918 года был объявлен набор и прием в училище новых юнкеров. Обстановка требовала расширения училища, так как на восток от Волги оно было единственным военным училищем. Поэтому при сотне 75 юнкеров был еще сформирован эскадрон – 75 юнкеров, пехотная рота – 120 юнкеров, полубатарея – 60 юнкеров, инженерный взвод – 80 юнкеров.

Хозяйственная часть справилась с обмундированием, и юнкера были одеты в форму – защитные рубахи, синие галифе и кожаные сапоги, хотя форма была грубо сшита. На вооружении оказались: трехлинейные винтовки, шашки, пики, 3 пулемета разных систем, для обучения, и 2 трехдюймовые пушки.

Личный состав был укомплектован как окончившими в 1918 году среднеучебные заведения, так и юнкерами военных училищ и школ прапорщиков, не закончивших обучения из-за разыгравшихся событий. Командный состав: ротой командовал кавказец полковник Петров, батареей – полковник Мякутин, младшие офицеры есаулы Горохов и Новишков, в эскадроне были штабс-ротмистры князь Трубецкой[475] и Махнин, сотней командовал есаул Баженов, фамилий остальных не удалось установить.

Курс обучения был установлен в один год. Попыток увеличить боевую силу училища созданием общеобразовательного курса не было сделано, а эта мера могла бы довести состав училища до тысячи человек. Возможно, что действовала обстановка, так, 1-я армия Тухачевского, наступавшая на Оренбург зимой, имела 120 000, а оборонявшаяся Оренбургская – всего 10 000 человек. С политической стороны училище прочно обеспечивало власть: когда в ночь на 2 декабря 1918 года возглавитель Башкурдистана Валидов попытался поднять восстание, то оно было сорвано только наличием в городе училища.

Занятия и жизнь училища в Оренбурге шли нормально и строго по уставу. Эта рабочая жизнь была нарушена слабостью Оренбургской армии, не смогшей отстоять город от красных. В середине января – по новому стилю – была начата эвакуация города. Училище было разбито на два эшелона: первый – сотня, эскадрон и инженерный взвод, второй – рота и полубатарея, вместе с 10-м Оренбургским казачьим полком позже. При сборе второго эшелона на Форштадтской площади произошел характерный для того времени инцидент: казачий полк за-митинговал – уходить или оставаться? Участник того момента сотник Красноусов отметил: «Если бы казаки решили остаться, то мы попали бы в руки красных».

Орудия полубатареи были поставлены на сани-платформы, с сиденьями для номеров. Платформы не годились для движения по глубокому снегу оренбургской степи, поэтому на походе полубатарея отстала вначале в хвост колонны, а затем осталась одна. К обеду, выбиваясь из сил, полубатарея прошла станицу Сакмарскую, в которой шел бой. По окончании боя какие-то казачьи части вышли на дорогу и ушли вперед. Положение стало серьезным: сбоку находился поселок, занятый красными, а орудийные упряжки и обоз стали, так как лошади выбились из сил. Тогда полковник Мякутин приказал бросить часть обоза, освободившихся лошадей впречь в уносы, и только тогда смогли пройти мимо занятой красными станицы Сакмарской. Так шли до поздней ночи, пока лошади не стали окончательно в полуверсте от какой-то заимки. Пушки и обоз были оставлены на дороге, а голодные юнкера ушли спать по хатам. Наутро пушки и обоз были запряжены и полубатарея двинулась вперед. В первом поселке вошли в связь с оренбургцами и уже спокойно продолжали поход. Через два дня было приказано сдать орудия казачьей батарее; дальнейший поход, до станции Полтавская, где грузились на поезд, был проделан быстро и легко.

На путь до Иркутска потребовался почти месяц. Во время пути в эшелоне вспыхнула эпидемия тифа, и часть юнкеров лежала в бреду. При проезде через Омск училище представлялось адмиралу Колчаку. По прибытии в Иркутск у начальника училища произошло несколько скандалов с комендантом города генералом Сычевым, который, где только было можно, ставил училищу палки в колеса, например в организации довольствия, настаивая на том, что юнкера и могут, и должны обходиться солдатским пайком. Необходимо отметить, что генерал Сычев в мирное время за свои красные убеждения был отчислен от лейб-гвардии Сводно-казачьего полка.

В Иркутске училище было размещено в казармах артиллерийского дивизиона, на Первушиной Горе. Оборудование помещений, классов, спален и столовой было удовлетворительным, только в столовой не хватало личной посуды, тарелок, поэтому суп ели, по армейской старинке, из медных бачков на пять человек. Во время обеда и ужина в столовой играл салонный оркестр из 6 пленных австрийцев. Еда была хорошая, хлеб – белый.

Подготовка и сдача репетиций велась по учебникам, вывезенным из Оренбурга, и по запискам, которые велись во время лекций. Материальная часть полубатереи изменилась – вместо сданных на походе орудий образца 1902 года было получено 4 клиновых пушки, с которыми и производились занятия. Сотня, эскадрон и полубатарея имели для конных занятий 30 лошадей, сиротливо стоявших в отличных и огромных конюшнях; поэтому только конные учения велись посменно.

Для строевых занятий окраинное положение училища было благодеянием, отмечает сотник Красноусов: «Огромный казарменный двор, прекрасный полигон поблизости и «Чистое поле» в сторону деревень Большая и Малая Разводная, – на реке Ангаре, – давали огромные преимущества при занятиях в поле. Однако в отпуск и из отпуска приходилось ходить группами, так как район был красный…» Вспоминая училищную жизнь, сотник Красноусов указывает: «…жизнь в училище была «потугой» на прежнее: юнкера хотя и однообразно, но были одеты плохо, жизнь и занятия шли размеренно и строго, по уставу, кроме воскресений, когда частенько выезжали на проездку лошадей по Ангаре, – это был своего рода пикник. Май – июнь 1919 года были посвящены усиленным занятиям в поле, на полигоне, топографии и окопному делу. В последних числах июня полубатарея была переведена на станцию Михалево, где получила во владение орудия и лошадей от запасной батареи и провела экзаменационную стрельбу из 3-дюймовых пушек. 2 июля стрельба была спешно закончена, ночью нас вернули в училище, а 3-го было производство в подпоручики, хорунжие и корнеты…» При производстве были выданы подъемные – 2800 рублей и огромные пистолеты Кольта без кобуры. Переменив юнкерские погоны на офицерские, 5 июля молодые офицеры спешно отправились по местам своего назначения.

Новый прием юнкеров начал свои занятия по отъезде молодых офицеров. Так как выпускные уехали в своем обмундировании, то строй молодых юнкеров запестрел – шинели теперь были и русские и японские, часть была в полушубках, то же самое и с сапогами – были и русские и японские, даже часть винтовок была переменена на японские, несмотря на то что в цейхгаузе Иркутского казачьего дивизиона было 5000 винтовок. Из 4 орудий только одна трехдюймовка была в порядке, три другие никак не могли починить. Жизнь в училище продолжала идти своим чередом, и новый выпуск, ускоренный, намечался в январе 1920 года.