Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

– Разрешите, Ваше Превосходительство, представить вам свой рапорт об открытии теперь же, в срочном порядке, Морского корпуса в Севастополе, – ответил Машуков, положив свой длинный, обстоятельный рапорт перед начальником. – Я прошу, Ваше Превосходительство, ознакомившись с моим рапортом, доложить его Главнокомандующему.

В Севастополе Командующий флотом контр-адмирал Саблин дал мне уже 100 000 рублей, деньги эти мною переданы строителю порта полковнику Заборовскому.

Знаменитый, принадлежащий ныне истории Морского корпуса рапорт старшего лейтенанта Машукова дошел до генерала Деникина, был им утвержден. Финансы были проведены в срочном порядке. Машуков уехал в Севастополь.

Наладив дело в порту, Н.Н. Машуков примчал опять ко мне в белый флигель и, радостно волнуясь, рассказал мне все свои удачи и труды по открытию корпуса. Показал мне приказ Главнокомандующего о том, что он – старший лейтенант Машуков – назначается заведующим делами Морского корпуса в Севастополе, с оставлением в должности командира вспомогательного крейсера «Цесаревич Георгий».

Вся работа по открытию Морского корпуса возлагалась персонально на Н.Н. Машукова. Семья моя радостно приветствовала Н.Н., поздравляла его с таким блестящим успехом; приветствовала, как спасителя корпуса, дававшего ему новую жизнь, вырвавшего его достояние из чуждых флоту рук.

В этот день мы опять пошли в обход по всем зданиям корпуса, намечая, где и как разместить гардемарин, кадет, воспитателей и служителей. Обошли также дачу Командующего флотом в цветущем саду «Голландии», перешедшей во владение корпуса.

Закончив подробный осмотр и распределение, мы спустились на пристань, где поджидал его моторный катерок. На пристани старший лейтенант Машуков сказал мне:

– Зная вас, дорогой Владимир Владимирович, как достойнейшего и опытнейшего воспитателя Морского корпуса, я и теперь надеюсь, что вы не откажетесь взять в командование одну из рот открываемого мною корпуса?

Я искренно пожал протянутую мне руку и ответил:

– Дорогой Николай Николаевич, вся жизнь моя, силы, опыт и знания были всегда посвящены Морскому корпусу и судам его отрядов, на которых я плавал со своими воспитанниками-гардемаринами и кадетами, и я, с величайшим удовольствием, возобновлю мною любимую, насильно прерванную деятельность и службу, с радостью буду вновь служить Морскому корпусу до последних сил.

6 сентября 1919 года разлетелись по всему южному краю России объявления о приеме в корпус на 260 вакансий юношей и мальчиков. Этими объявлениями старший лейтенант Машуков связал себя и своих начальников нравственными обязательствами по отношению к Морскому корпусу; сделал это умышленно, чтобы не было путей к отступлению.

И с этой минуты два с половиной месяца днем и ночью не покладая рук работал Н.Н. Машуков, носясь из Таганрога в Новороссийск, оттуда в Севастополь, в Одессу, в Земский Союз, в Дамский комитет, в Красный Крест, прося, уговаривая, настаивая и требуя средств на пропитание, обмундирование и обучение будущих гардемарин и кадет. Хлопочет он о возвращении из гимназий Севастополя классной мебели, учебной библиотеки, взятой во временное пользование из Морского корпуса. Училищные советы сопротивляются; требуют бумагу из Ростова-на-Дону. Машуков несется в Ростов и возвращается с предписанием. Мебель и книги спасены. Ночью в каюте своего корабля он составляет сметы и вычисляет необходимые суммы, количество белья, одежды, обуви, вооружения; а днем простаивает в долгой очереди в комиссии по просмотру и сокращению штатов: комиссии из девяти генералов, не сочувствующих старшему лейтенанту.

– В штате корпуса есть барабанщики. Зачем вам барабанщики? – спрашивают генералы. – Будите кадет голосом.

На заседании у генерала Деникина в Таганроге сам Главнокомандующий предложил старшему лейтенанту Машукову возглавить открытый им Морской корпус и хотел назначить его директором корпуса. Но честный, деликатный и скромный Н.Н. Машуков наотрез отказался от этого почетного места, доложив, что на таком посту стоял всегда опытный и уважаемый флотом адмирал, а что он еще слишком молод и не имеет опыта для воспитания юношей. Генерал Деникин оценил его скромность и обещал рассмотреть список кандидатов-адмиралов. Н.Н. Машуков предполагал стать инспектором классов корпуса. Просил меня взять на себя преподавание морского дела как в гардемаринской, так и в кадетской ротах, говоря, что эта наука, самая важная, родная и близкая всякому моряку, должна преподаваться с детства, чтобы внушить кадетам любовь к родному флоту и морю. Я, конечно, с радостью согласился, так как любимым делом моим было преподавать, да и морское дело мне было хорошо знакомо как преподававшему эту науку в Петроградском Морском корпусе в течение многих лет.

Затем Н.Н. Машуков поручил мне, до приезда нового заведующего хозяйственной частью, начать наем прислуги корпуса, согласно утвержденным штатам. Пробежав еще раз по всем зданиям корпуса, который для него становился «родным детищем» и дорогой, неусыпной отеческой заботой, Николай Николаевич снова уехал на свой корабль, которым он так доблестно помогал Белым Орлам бороться против красного дракона. О чем красноречиво гласил приказ генерала Деникина: «Командиру вспомогательного крейсера «Цесаревич Георгий», старшему лейтенанту Машукову Добровольческая армия обязана рядом ценных услуг (21 мая 1919 г.)».

100 000 рублей, данные с таким добрым желанием контр-адмиралом Саблиным, стали превращаться в работу, а мертвый участок Морского корпуса начал потихоньку снова оживать. Стук молота, визг пилы зазвучали на горе в главном здании. Каменщики проламывали дверь в белой стене, ограждавшей «Голландию» от корпуса. К пристани стали подходить баржи на буксирах с мастеровыми и материалами из порта. Приезжал полковник Заборовский. В белый флигель ко мне стали приезжать просители наниматься на разные должности в корпусе.

Светлая радость быть снова командиром роты, преподавать любимое дело, видеть родных кадет на строевой площадке между флигелями разбудила во мне вновь былую энергию созидания и бодрость жизни, и я носился по участку, наблюдая за новой жизнью и работой, принимая на пристани людей и материалы. Так бежали дни за днями.

В один из приездов ко мне Н.Н. Машукова, по его просьбе, дал я ему прекрасную фотографию Морского корпуса в Севастополе. Это был высокий, длинный, с белыми колоннами и астрономическим куполом дворец на высокой горе, сходящий сотнями ступеней к берегу моря. Эту прекрасную фотографию еще недостроенного корпуса Н.Н. Машуков развернул на столе в каюте «Цесаревича Георгия» перед генералом Деникиным и воскликнул:

– Ваше Превосходительство, вот какое дивное здание пропадает! Помогите его достроить – это Морской корпус!

Главнокомандующий залюбовался этим зданием и спросил Машукова:

– Много вам надо денег на его достройку и прием воспитанников?

– Семнадцать миллионов, Ваше Превосходительство! – ответил Машуков.

– Я вам верю. Давайте бумагу. Я вам дам, – сказал генерал Деникин и подписал поданную старшим лейтенантом Машуковым «смету на достройку корпуса».

Н.Н. был в полном восторге. Темно-карие глаза его ликовали; за спиной развертывались сильные орлиные крылья, руки были развязаны, свободна была творческая воля. Громадные, сильные деньги были в руках, а в них жизнь любимого детища. Хотелось выбежать на палубу и, обратясь лицом к Севастополю, прокричать громким ликующим голосом: «Ура! Да здравствует Морской корпус!!! Ура!»

14 октября 1919 года к часу доклада и приема у Главнокомандующего в Таганроге в приемной комнате собрались офицеры штаба. Разговор коснулся открываемого Морского корпуса, которым теперь интересовался весь флот.

Сегодня решался выбор директора корпуса, который все еще не был назначен. Среди присутствующих звучали имена адмиралов Ненюкова[239], Зеленецкого[240], Остелецкого[241] и Евдокимова[242].

В зал выходили две двери. Одна вела в кабинет вице-адмирала Герасимова, другая – к генералу Деникину.

Первая дверь отворилась, и на пороге появился адмирал Герасимов, держа в руке доклад и приказы по Морскому ведомству. Офицеры штаба стали просить адмирала о назначении директором Ненюкова или Зеленецкого. За золотым пенсне янтарной искоркой блеснули на них темно-бархатные глаза, и властные губы еле замет-но улыбнулись. Адмирал прошел во вторую дверь. В приемной водворилась тишина ожидания. Через четверть часа дверь из кабинета генерала Деникина отворилась и в приемную вышел адмирал Герасимов.

Хлопнув широкой загорелой рукой по докладу, он сказал:

– Готово. Директор назначен.

Офицеры встали и с любопытством обступили его.

– Кто же, кто? – послышалось со всех сторон. – Зеленецкий или Ненюков?

– Контр-адмирал Ворожейкин, – ответил начальник Главного морского управления, и янтарек опять заиграл в бархате глаз.

– Как?.. Почему? – спросили офицеры.

– Он детей любит, пусть их и воспитывает, – ответил адмирал Герасимов и, улыбнувшись доброй улыбкой, прошел к себе в кабинет, оставив в приемной удивленных офицеров, безмолвно смотревших друг на друга.

В тот же день был издан приказ о назначении директора Морского корпуса, и копия этого приказа срочною почтою полетела в Севастополь контр-адмиралу С.Н. Ворожейкину; и, когда она попала ему в руки, бывший директор Морского корпуса снова приехал на родной ему участок и начатую им великую постройку и, встреченный мною на знакомой ему пристани, вошел вновь в свою прежнюю директорскую квартиру, прошел все, пустые еще комнаты, вышел со мною на балкон с белыми колоннами.

В ту же минуту на соседней горе Братского кладбища ударил колокол пирамидального храма.

– Ваше Превосходительство, ваше возвращение в корпус свершается под звон колоколов, – сказал я адмиралу.

Долетел приказ о назначении директора Морского корпуса и до Машукова, и задумался он над ним глубоко. Вспомнилась далекая Одесса. Радостная, ликующая и нарядная в дни освобождения от большевиков. Благодарная своему освободителю, она устраивает генералу Деникину торжественную встречу; праздник в честь его и вечером парадный спектакль в большом театре. Блестящий зал переполнен нарядной публикой, хрустальные люстры льют снопы радужного света на партер и переполненные ложи.

В Царской ложе сам Главнокомандующий, а рядом в соседних – его свита. Капельмейстер взмахнул палочкой, люстры погасли, зажглась лампа и медленно поднялся бархатный занавес с золотыми шнурами. Волны могучей русской музыки полились по залу, поднимаясь по ярусам к высокому потолку. Шла опера «Князь Игорь». Во время первого антракта в свитской ложе сидели на бархатном диване два вице-адмирала, Герасимов и Ненюков, тут же находился и Н.Н. Машуков. Разговор шел о назначении директора Морского корпуса.

– Сходите в партер, Николай Николаевич, и поищите контр-адмирала Зеленецкого и уговорите его принять пост директора, – сказали адмиралы старшему лейтенанту Машукову.

Он с радостью бросился в зал, где среди блестящей публики отыскал адмирала Зеленецкого и, после недолгого уговора, добился его согласия. Вернувшись в свитскую ложу, доложил о результате пославшим его адмиралам.