Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

LXXVI

Расставшись с мессиром Ивейном и герцогом Кларенсом, Ланселот пустился по дороге, которая далее сливалась с той, что избрал мессир Ивейн. До конца дня ему никто не встретился. Перейдя длинную долину, он преодолел холм, ее замыкающий, и вскоре после этого заметил носилки с рыцарем в сундуке. От девицы он узнал о тщетной попытке, предпринятой рыцарем, обладателем белого щита с алым львом. По этой примете Ланселот узнал мессира Ивейна.

– Извольте раскрыть этого рыцаря, – сказал он девице.

– Со всей охотой, если вы попытаетесь поднять его, обещая за него отомстить.

Ланселот обещал, и оруженосцы поставили сундук на землю. Тогда он продел руку раненому под мышку, поднял его без усилий и бережно уложил на траву. Рыцарь испустил глубокий вздох и сказал, глядя на Ланселота:

– Сир, да будет благословен час вашего рождения! Вы совершили то, что напрасно пытались сделать многие другие. Вы лучший рыцарь в мире, я это вижу, и вам я обязан окончанием моих нестерпимых мук. Теперь они ничто по сравнению с тем, как я страдал в сундуке.

Он подал знак одному из оруженосцев.

– Поспешите известить моего отца и брата о том, что вы видели, – сказал он, – этот доблестный рыцарь приедет на ночь к нам домой; мы примем его со всеми почестями, каких он достоин.

День клонился к закату; пора было выбирать, ночевать в лесу или пойти следом за носилками; Ланселот принял приглашение рыцаря.

Оруженосец умчался, неся в замок счастливую весть, пока Ланселот помогал устроить ложе из зеленой травы и душистых цветов; рыцаря обернули покрывалом, снова уложили на конные носилки[250] и двинулись в путь. Сундук остался на дороге: рыцарь, только выйдя оттуда, боялся созерцанием его оживить свои мучения.

Замок высился на берегу Темзы; за красоту и приятное расположение его прозвали Веселым замком. Старик, его сеньор, носил имя Траян Веселый; в юности он слыл одним из первых удальцов, красавцев и женолюбов. Сыновьями его были Адриан Веселый, изъятый из сундука Ланселотом, и Мелиан Веселый, который тотчас, как пришло известие, поспешил им навстречу. Едва заметив носилки, он простер руки к Ланселоту, затем расцеловал своего брата и стал расспрашивать, как тот себя чувствует.

– Хорошо, – ответил Адриан, – благодарение Богу и этому доблестному рыцарю, который единственный сумел если и не исцелить мои раны, то, по крайней мере, унять мои муки. И это он, я уверен, сумеет отомстить за нас всех нашим злобным врагам.

У входа в замок им было слышно, как народ на улицах поет и водит хороводы, держа в руках сальные и восковые свечи.

– Добро пожаловать, – говорили все они, – доблестный рыцарь, освободитель нашего сеньора!

У входа в залу показался старый Траян; он шел им навстречу и плакал от радости, что вновь увидел сына. Все столпились вокруг Ланселота; наперебой помогали ему сойти с коня и снять доспехи; ему постелили, его уложили, а Ме-лиан сказал, рассмотрев его немного:

– Сир, если вас не затруднит, я спрошу, не из дома ли вы короля Артура?

– Да, но почему вы об этом спрашиваете?

– Как я могу это забыть? Вы, конечно же, тот самый, кто в Камалоте избавил от железа увечного рыцаря[251].

– Да, и я прекрасно помню все огорчения, какие мне доставило это дело.

– А вы знаете, кто именно был обязан вам своим избавлением?

– Нет; но я знаю, что из-за него я пробыл в темнице без малого два года.

– Ах, сир, благослови вас Бог превыше нас всех! Это у меня вы извлекли железо; и мы с братом оба должны благодарить вас за завершение наших бед. Но это не все. В придачу вы исцелили нам отца, а он был далеко не в лучшем здравии. Вот послушайте: на краю этого леса живет один нечестивый рыцарь; он чрезвычайно силен; он ростом выше самого Галеота; это Карадок из Печальной башни. Его брат, не менее коварный и не менее жестокий, чем он, пронзил меня глефами, от коих вы меня избавили. Хоть и израненный, я нашел в себе силы поразить его насмерть; отсюда и беспощадная вражда между нашими родами. Однажды он напал на моего брата Адриана, который отбивался долго, но был сильно изувечен, как вы сами видели. По причине своей неслыханной жестокости Карадок не даровал ему смертельного удара, предпочтя продлить его мучения. Он велел перевезти его в свой замок, и после того, как его долго томили в сыром подземелье, мать Карадока, злонравием превосходящая всех прочих женщин, достала его из этого узилища, дабы приумножить его страдания. Владея тайной ворожбы и чародейства, она при помощи волшебных слов внедрила его в сундук, откуда вы его изъяли; силою этих слов ему заказано было выйти оттуда, пока наилучший из рыцарей не сумеет его извлечь, не причинив ему боли и даже не стронув с места сундук. В ожидании этого мой брат не мог ни умереть, ни предвидеть конца своим мукам. Предначертав ему сей жребий, она велела принести его к замку, чтобы в этом виде показать всей его родне. Ни с чем не сравнится горе, обуявшее нашего сеньора отца. Он оглох, у него отнялись руки и ноги, и любой из нас предпочел бы смерть таким великим напастям. Но мера их не была исчерпана. Немного погодя я ехал по лесу верхом с двумя моими дядями и другими родичами; мы стали говорить о моем отце и о брате, и я в слезах воскликнул: «Ах! Господи Боже мой, возможно ли моему отцу надеяться когда-либо обрести исцеление?» Тут некая девица верхом на иноходце пересекла нашу дорогу и проронила мимоходом: «Да! Но один не исцелится прежде другого». Мы замерли в изумлении. Напрасно пытался я ее догнать; я попусту потратил силы, но так и не узнал, кто она.

Я только знал, что мой брат не будет здоров, пока его не вынут из сундука. Но с тех пор, как он вышел оттуда, благодаря вам, сир рыцарь, мой отец стал ходить и слышать, чего за ним не водилось уже два года. Если раны моего брата осмотрит умелый лекарь, они, я думаю, заживут, как зажили мои, когда вы извлекли мое железо.

Так Ланселот узнал, что злейшим врагом отца и двух братьев был все тот же ненавистный Карадок, похититель мессира Гавейна. Он открыл Мелиану цель поиска, предпринятого им вместе с герцогом Кларенсом и мессиром Ивейном.

– Но не изволите ли вы сказать нам, – продолжил Ме-лиан, – кому мы столь многим обязаны?

– Я скажу вам то, что не говорил еще ни одному рыцарю: имя мое – Ланселот Озерный.

– Ах! – воскликнул Мелиан, – я множество раз слышал о ваших подвигах.

Адриан же при имени мессира Ивейна вспомнил о рыцаре, который пытался его приподнять.

– Если он все еще на том пути, – сказал он, – ему придется провести ночь прямо в лесу. Но вы, сир, как вы думаете одолеть мерзавца Карадока? До нынешнего дня рыцари ни в одиночку, ни даже втроем или вчетвером не могли против него устоять. Мы наслышаны о вашей великой отваге; но вы поймете наши страхи, когда увидите его. Не он ли поговаривал уже о том, чтобы завладеть королевствами Артура и Галеота? Вот для того он и завел у себя в замке пагубный уклад, и для того держит там монсеньора Гавейна, чтобы завлечь туда всех лучших королевских рыцарей, какие только надумают его освободить. Если, несмотря ни на что, вы не боитесь вызвать его на бой, я поеду с вами: сложить за вас голову в ратном подвиге – это самое меньшее, чем мы можем вам отплатить.

– Да, – ответил Ланселот, – я попытаюсь сделать то, что не устрашило рыцарей, достойнейших, чем я.

– Если кто и победит Карадока, – сказал Мелиан, – так тот самый герой, которому дано было исцелить нас.

Оставим ненадолго Ланселота, чтобы увидеть, что стало с мессиром Гавейном.