Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

LX

От мудреца Тамида Венского – того из писцов короля Артура, кто более других поведал о достоинствах Галеота, – мы знаем, что ни один рыцарь его времен не превосходил его в щедрости, мужестве и силе, кроме самого короля Артура, с коим равнять никого не дозволено. Он дерзнул бы покорить и весь мир, когда бы Ланселот, став господином его помыслов, не склонил его служить королю Артуру. «Сердце благородного мужа, – говорил он ему, – богатство более желанное, чем власть над землями и королевствами». С той поры Галеот жил единственно ради Ланселота; ибо любовь к госпоже Малеотской проистекала в нем из желания способствовать любви своего собрата к королеве Гвиневре. Он с горечью взирал на то, как Ланселота принимали в дом короля; но отлучив его от двора, он знал, что учинил над ним насилие. Ланселот же скрывал свою досаду, не желая умножать досаду Галеота; и так они долго ехали, избегая бесед.

Не доезжая Сорелуа, они заночевали в замке герцога Эстранского под названием Королевская Стража, на реке Хамбер. Сон Галеота был неспокоен: он воздымал руки и восклицал, что не могло укрыться от его друга. Назавтра они снова сели верхом; надвинув капюшон на глаза, Галеот, казалось, стремился обогнать Ланселота и пришпоривал коня до самого въезда в Глоридский лес, на рубеже герцогства Эстранс. Тут Ланселот приблизился к нему.

– Дорогой сир, – сказал он, – у вас есть думы, которые вы от меня скрываете; однако вы знаете, насколько вы вправе положиться на мой совет.

– Несомненно, мой милый друг, – ответил Галеот, – и вы также знаете, сколь вы мне любезны; позвольте же мне открыть вам то, что я не стал бы говорить никому. Бог дал мне все, чего может пожелать душа человеческая. И ныне страх утратить самое любимое, что есть у меня на свете, каждую ночь насылает на меня дурные сны. Прошлой ночью мне привиделось, что я во дворце короля Артура; огромная змея прянула из покоев королевы, подползла ко мне и очертила меня пламенным кругом. Я почуял, как иссохла половина моих членов. Затем я услышал в груди моей биение двух сердец, величиною совершенно равных. Одно из них оторвалось, и вместо него возник леопард, который боролся со сворой диких зверей; другое же вышло из моей груди не иначе, как унеся мою жизнь.

– Дорогой сир, – сказал Ланселот, – может ли разумный правитель, подобный вам, терзаться сновидением? Оставим эти тревоги женщинам и малодушным мужчинам.

– Иногда, – сказал Галеот, – сны предрекают грядущее.

– Нет, грядущее непостижимо для людского ума.

– И все же я хочу спросить ученых мудрецов, чего мне ждать от этих сновидений. В свое время и королю Артуру являлись чудесные сны, и их тайный смысл был ему открыт высокомудрыми богословами. Я решился запросить у короля этих богословов, и я приглашу их в Сорелуа, чтобы выведать у них, к чему мне быть готовым: предрекут они мне смерть или приумножение чести.

Покидая Королевскую Стражу, Галеот переоделся в легкий серый[175] плащ, подбитый зеленым сукном; а чтобы вволю предаться грезам, он опустил на глаза капюшон. Так они выехали верхом, имея при себе лишь четырех оруженосцев. Перейдя реку Азурн, текшую у рубежей Галора, они прошли вдоль русла Таранса до края леса, которым поросла скала, увенчанная могучим и великолепным замком Гордый Оплот.

– Вот ведь дивное строение, – сказал Ланселот, заметив его.

– Оно было воздвигнуто, – ответил Галеот, – дабы сохранить память о великой гордыне и о прихоти самого странного свойства. Это было во времена, когда я замышлял войну против короля Артура. После победы над ним, думал я, мне не составит труда покорить всех прочих королей на свете; и, уверовав в это, я велел разместить на стенах сто пятьдесят зубцов, по числу королей, которых мнил завоевать. Я бы принял их в замке в тот самый день, когда возложил бы на себя титул короля королей. Празднества в честь коронации длились бы две недели; а после мессы великого дня я бы воссел за столом на самом высоком кресле, в королевской мантии, с короной, уложенной на большой серебряный канделябр; сто пятьдесят королей сидели бы вокруг меня, а их короны тоже возлежали перед ними на меньших канделябрах. После трапезы все эти канделябры перенесли бы на стенные зубцы, до самых сумерек; затем короны следовало убрать и заменить их равным числом свечей, достаточно весомых, чтобы они не боялись ветра и оставались зажжены до завтрашнего дня. На высочайшей башне днем сияла бы моя корона, а ночью самая большая свеча, какую возможно отлить. В каждый из последующих дней я раздавал бы богатейшие дары. Наконец, по окончании торжеств я бы со всеми теми королями совершил странствие во все части света[176].

Но когда по вашему совету я помирился с королем Артуром, то пришлось мне перестать лелеять эти планы. Знайте только, мой милый друг, что ни разу я не входил в этот замок, не оставив у порога всякий повод для досады и грусти. И нынче я еду туда, потому что более чем когда-либо нуждаюсь в утешении.

Но вот они прибыли к подножию скалы, и когда они стали на нее подниматься, внезапно их взорам явилось великое чудо. Наружные стены и сами башни накренились, а затем распались надвое. Увидев, как осыпаются зубцы, Галеот подался вперед на несколько шагов, и остатки башен и стен обрушились со страшным шумом.

– Несомненно, – сказал Галеот, – я вижу предвестие беды.

– Сир, – возразил Ланселот, – не вам печалиться о земных утратах. Предоставьте дурным людям сетовать о гибели своих уделов, ибо помимо этих уделов, у них нет иных достоинств. Мы же вознесем хвалу Господу Богу за то, что он соизволил обрушить этот замок прежде, чем мы вошли туда.

Галеот усмехнулся:

– Милый друг, вы, стало быть, видите причину моей грусти в гибели этого замка; да будь он дороже всех замков на свете, его утрата нисколько бы меня не огорчила. Вникните в глубины моего сердца и знайте, что ни одна утрата земель не смутила моего покоя, ни одна победа не дала той радости, какой я ожидаю в совместных с вами досугах. Но я грущу о тех душевных муках, которые предрекают мне эти руины. Ибо муки эти могут исходить единственно от вас ко мне. Я живу вами настолько, что после вашей смерти ничто не даст мне сил остаться в живых; и не только смерти вашей я страшусь, но и разлуки с вами. Ах! если бы королева, ваша дама, и вправду любила меня, она бы чуяла, что нельзя вас отдавать другому, хоть бы и самому королю Артуру. Я ее не порицаю; мне бы следовало помнить, что она сказала мне однажды: «Это безумие – щедро расточать то, без чего не можешь обойтись». Она отдала вас королю, чтобы иметь вас всецело при себе, и она поступила верно. Но не забудьте, милый мой друг, в тот день, когда я потеряю вас, мир потеряет меня.

– Дорогой сир, Бог даст, наша дружба никогда не иссякнет! Я отдал себя королю Артуру с вашего согласия; но, будучи его вассалом, я остаюсь всецело ваш телом и душой.

Так они долго беседовали, продолжая ехать верхом.

Вот места, которые они проезжали (предоставим другим заботу выяснять их расположение): вначале дом для послушников в Чеслине[177], основанный королем Глохиром возле замка с тем же названием; затем город, именуемый Алантен[178] и, наконец, Сорхо, столица Сорелуа.

И когда они были уже невдалеке, сотня рыцарей этой страны выехала к Галеоту во главе с его дядей, стариком, опекавшим его в детстве. Он простер руки к своему питомцу, и слезы выступили у него на глазах.

– Сир, – сказал он, – мы из-за вас натерпелись великого страха! Мы думали, что вы умерли или тяжко больны, по причине диковинного чуда, виденного нами.

– Что же у вас случилось? – спросил Галеот. – Я потерял кого-то из моих друзей?

– Нет, сир, никого из друзей вы не потеряли, слава Богу.

Галеот не пожелал его дальше слушать; он пришпорил коня и весело приветствовал своих рыцарей, проскакав мимо них. Дядя поспевал за ним, как мог.

– Милый дядюшка, – сказал ему Галеот, – до сих пор я видел вашу примерную стойкость; вы, должно быть, изрядно переменились, если подумали, что разорение земли или потеря добра может причинить мне истинное горе. Говорите смело, чего я лишился, и знайте, что никакой убыток и никакая прибыль меня не волнуют.

– Сир, до нынешней поры больших убытков нет, но есть странные знамения. Во всем королевстве Сорелуа нет ни одной крепости, у которой бы половина не обрушилась в одну и ту же ночь.

– В этом я легко утешусь, – возразил Галеот. – Я видел, как рушился мой самый любимый замок, и мне оттого не стало хуже. Слава Богу, мне даровано сердце, которое едва ли могло бы ужиться в груди человека заурядного; оно никогда мне не изменяло. Людям, менее в этом одаренным, никогда не понять моей беспечности о том, что их удручает. К чему волноваться по поводу тех чудес, что случаются из-за меня? разве сам я не большее чудо?

Вот как принял Галеот весть о том, что приключилось в его землях. Он устроил в Алантене добрый пир для рыцарей и горожан. На другой день он указал своим писцам известить баронов Сорелуа, чтобы они прибыли в Сорхо через две недели после Рождества. Еще он велел им написать письмо королю Артуру с просьбой прислать ему самых ученых мудрецов его страны, дабы от них узнать, что означают его недавние сновидения. Но здесь повествование на время оставляет Галеота с Ланселотом, чтобы вернуть нас ко двору короля Артура.