Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

LXV

Так долго ехали верхом Галеот, Ланселот и бароны, что прибыли в Камалот. Король принял их с превеликой радостью; но двор оказал бы им еще любезнейший прием, не будь все друзья королевы обеспокоены наветом, принесенным ей девицей из Кармелида. На другой день после великого праздника Рождества в лугах Камалота были устроены конные игрища[201] в турнирных доспехах; условлено было, что в ход пойдут только щиты и копья, притупленные на концах. Рыцари Галеота держали одну сторону, рыцари Артура – другую. Будучи одним из сподвижников Круглого Стола, Ланселот стал на сторону короля. Среди двухсот рыцарей Галеота можно было распознать Короля с Сотней Рыцарей, Первопокоренного короля, короля Кало, короля Кламедаса с Высоких островов и, наконец, Мелеагана Горрского. Галеот и Артур довольствовались тем, что наблюдали, не приняв участия в состязаниях, а королева вместе с госпожой Малеотской села у зубцов передовой башни, где ее вид вдохновлял бы соперников на подвиги.

Ланселот на могучем и великорослом коне, никого иного к себе не подпускавшем, первым делом двинулся на короля Кало; когда оба копья преломились, он ринулся наперерез рядам соперника, срывая щиты, нанося удары, сбивая прочь любого, кто пытался заслонить ему путь. Скоро все расступились перед ним, кроме Короля с Сотней Рыцарей, который счел за дело чести остановить его и ждал, не трогаясь с места. Щиты их уцелели, и они остались в седлах; но копья разлетелись в щепы, а конь Ланселота, напирая на коня Короля, опрокинул друг на друга всадника и лошадь. Король вернулся в седло, потребовал новое копье, появился снова и снова очутился на земле. Он бы не смог подняться, если бы не оруженосцы.

– Сир, – сказал тут Лионель Ланселоту, – смените коня; тот, что под вами, опасен и для вас, и для других.

Но Ланселот не захотел терять времени на то, чтобы сойти и пересесть; не послушав Лионеля, он подхлестнул опять и встретил Мелеагана, который, сидя на столь же могучем жеребце, вооруженный коротким и толстым копьем, явно вознамерился его одолеть. Они обменялись ударами в щиты, и оба копья преломились. Они расходятся, оба разозленные, что не могли спешить соперника; но они не теряют друг друга из виду, требуют новые копья и нападают вновь. Мелеаган ломает глефу[202], а Ланселот свою вонзает в кожу щита и вжимает держащую его руку в грудь с такою силой, что у Мелеагана захватывает дух; он падает почти без памяти под ноги своего боевого коня. Вслед за рыцарями сходятся их кони; конь Ланселота наседает на другого, валит и топчет за несколько шагов от седока. И пока Мелеаган через силу встает, Ланселот проносится туда и сюда, настигает встречных и сбивает кого полуживыми, кого полумертвыми. И каждая победа словно придает ему новых сил: Лионель едва поспевает за ним, подавая копья, которых он требует непрестанно. Пока со всех сторон доносились все новые восторженные крики, Мелеаган поднялся на ноги и потребовал другого коня, не менее могучего. «Чтоб мне умереть, – сказал он про себя, – если я за себя не отомщу!». Не довольствуясь тем, что взял крепчайшее копье, он велел заточить его острие и стал поджидать, когда Ланселот на всем скаку промчится мимо; прежде чем тот его заметил, он вонзил заостренную глефу в левое бедро непобедимого рыцаря. Древко проникло глубоко, острие отломилось от основы и засело в прободенной им ране. Ланселот успел ответить яростным ударом копья и выбить Мелеагана из седла. Потом он обернулся, чтобы выдернуть обломок, оставшийся в бедре; кровь из него текла ручьями. К нему подоспели, его окружили, ему помогли сойти с коня, а рыцари со стороны Галеота, справедливо негодуя на вероломного соперника, побросали свои копья и отказались продолжать турнир. Что же до Галеота, его уже не было на лугу; он держал совет со своими баронами, и его не уведомили о том, что всех разволновало. Но королева с высоты башни увидела, как Мелеаган нанес Ланселоту рану, и силы покинули ее; она упала и лбом ударилась о подоконник, прежде чем госпожа Малеотская успела ее поддержать.

Король, обеспокоенный раной Ланселота, одним из первых пришел его проведать; затем он заглянул к королеве и нашел ее с перевязанной головой.

– Что это у вас, госпожа, – спросил он, – и что с вами приключилось?

– Сир, когда мне сказали, что Ланселота ранили, я высунулась головой из окна, а потом ушиблась, когда отходила назад.

– Ланселот пожелал, – сказал Артур, – чтобы Галеоту не говорили, что случилось; лекари советуют ему полный покой. Было бы самое лучшее держать его в вашей опочивальне, где вы распорядитесь перевязать его как следует; вы не возражаете?

– Разумеется, сир, раз вам так угодно.

Ланселота перенесли к королеве, и, как можно догадаться, обхождение с ним было таково, что он не особо жалел о своей ране. Лекари нашли, что рана глубока; она закрылась лишь на исходе третьей недели. Галеот был уверен, что его друг распустил ложные слухи о ране, чтобы иметь случай остаться при своей даме. О празднествах, впрочем, уже не было и речи; жалоба девицы из Кармелида тяготила баронов, а более всех Артура; королеву же заботила только рана Ланселота. Отпустив своих баронов, Артур наказал им быть на грядущее Сретение в Карадигане Ирландском[203]. Также и Галеот позволил своим людям покинуть двор, предупредив, чтобы они не преминули явиться на встречу.

А между тем девица, подавшая жалобу на королеву, была и вправду дочь короля Леодагана; только родилась она не в законном супружестве. Мать ее была женой Клеодалиса, сенешаля Кармелидского, как явствует из книги об Артуре[204]. Рожденная в тот же день, она получила то же имя и была наделена почти тою же красотой, что и подлинная королева.

Когда начались разговоры о том, чтобы выдать первую Гвиневру за короля Артура, вторая возымела надежду подменить ее. Король Леодаган, возмутясь ее гнусными замыслами, сослал ее в монастырь. Там она спозналась со старым рыцарем по имени Бертоле[205], изгнанным из королевства за человекоубийство. Бертоле предложил ей помочь в ее преступных притязаниях. После смерти короля Леодагана он привез ее обратно в Кармелид и дерзнул представить местным баронам как истинную супругу короля Артура, законную и единственную наследницу своего отца-короля. Бароны признали ее своей госпожой и обещали помочь ей развеять заблуждение короля Артура и вытребовать для нее то положение и те привилегии, которые якобы ей причитались.