Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

LXXXV

Моргана, вновь завладев своим пленником, долго еще настаивала на том, чтобы добыть кольцо Ланселота; но увидев, наконец, что просьбами ничего не добьешься, она прибегла к обычным своим уловкам. Мы упоминали, что у нее было кольцо, почти во всем подобное кольцу королевы, не считая того, что у Морганы две фигуры держались за руки. И вот, когда она отчаялась получить кольцо по доброй воле, она притворилась, что просила его лишь затем, чтобы испытать Ланселота. На самом деле, сказала она, оно ей вовсе ни к чему. Она взяла одну травку под названием покров-трава и вымочила ее в крепком вине. Когда ее так приготовить, то кто бы ни поднес ее к губам, тут же впадает в глубокий сон. Однажды вечером она поднесла ее Ланселоту вместо вина перед сном, не забыв прежде положить ему в изголовье подушку, на которой он спал, когда его отвозили в темницу. Ланселот опорожнил кубок и смежил веки; в сей же миг Моргана без труда сняла кольцо королевы и заменила его тем, что носила сама. Поутру она убрала подушку, и Ланселот проснулся, не заподозрив, как его усыпили. Дабы вернее убедиться, что он не заметил подмены, она часто поводила перед его глазами кольцом королевы; казалось, оно не привлекало его взор. Совершив это, она замыслила самое черное злодейство, какое только может прийти на ум женщине.

Самой верной, самой изворотливой из ее девиц велено было отправиться в Лондон, когда Артур справлял там великий праздник Пятидесятницы. Когда девица эта предстала перед королем, он восседал на ложе вместе с королевой, мессиром Гавейном и Галеотом. Все говорили о Ланселоте и о том, как им не терпится узнать, что с ним стало.

Как только девицу туда провели, она возвестила, что прибыла от Ланселота и что ей доверено послание, которое она огласит в присутствии всех рыцарей и дам из дома короля и королевы. Король, прельщенный первыми ее речами, поспешил известить баронов, дам и девиц. Когда все собрались, девица заговорила так:

– Сир, прежде всего мне надобно заверение, что я могу никого и ничего не опасаться; ибо то, о чем я послана сказать, возможно, не всем придется по нраву.

– Заверяю вас всею моею властью, – ответил Артур, – те, кто приходит к моему двору, всегда под моей защитой. Говорите.

– Сир, Ланселот приветствует вас как своего законного сеньора и всех своих собратьев по Круглому Столу. Он просит вас простить его за то, что вы никогда его отныне не увидите.

При этих словах Галеот ощутил, как ледяной холод пронзил его сердце; ему стоило труда овладеть собой. Королева была до того взволнована, что встала, дрожа и бледнея: она не желала далее слушать, но видя, что она уходит, девица сказала:

– Сир, если вы позволите королеве удалиться, вы не узнаете ничего: я не скажу более ни слова.

Тогда король попросил мессира Гавейна призвать королеву вернуться, и мессир Гавейн скоро пришел вместе с нею.

– Сир, – продолжила девица, – когда Ланселот отбыл из Печальной башни, ему довелось сразиться против одного из лучших рыцарей на свете, и глефа пронзила его насквозь. Он истекал кровью, он верил, что близится его смерть. Тогда он призвал священника и со слезами исповедовался в тяжком грехе, совершенном им якобы против своего законного сеньора. Грех сей заключался в том, что он украл у него сердце его супруги. Признав это принародно, он дал обет перед Телом Господним ни в одном городе не оставаться более одной ночи, ходить всегда босым и в рубище; наконец, никогда не навешивать на шею щит. Дабы никто не усомнился в его намерении, он велел мне напомнить мессиру Гавейну слова, сказанные ему при расставании у Печальной башни: что за него бояться нечего и что он едет в сохранное место.

Мессир Гавейн припомнил эти слова Ланселота и горестно поник головой. Что до Лионеля, он не ожидал последних слов девицы и в гневе бросился на нее: он бы, несомненно, до смерти забил ее ногами и руками, если бы Галеот не остановил его, не позволив коснуться персоны, взятой под защиту королем.

– Пускай, по крайней мере, знает, – воскликнул Лионель, – что если я ее застану где-нибудь, то не найдется такого короля или королевы, чтобы не дали мне наказать ее за недостойные сплетни!

– Тогда, – возразила девица, – король будет мне плохим гарантом!

– Не бойтесь ничего, – ответил Галеот, – я наравне с королем беру вас под свою защиту, вы можете продолжать: кому угодно вам верить, пусть верит!

– Вот что велел мне передать вам Ланселот, – продолжила девица. – А вам, содружеству Круглого Стола, он наказал не брать с него примера и пуще него остерегаться позорить вашего законного сеньора. Я, впрочем, принесла и второе свидетельство подлинности моего послания. Королева, он возвращает вам кольцо, данное ему вами в залог любви и полнейшей преданности.

И она бросила кольцо на колени королеве.

Королева холодно взглянула, встала и заговорила:

– В самом деле, кольцо это мое; я давала его Ланселоту среди прочих знаков приязни[266]. И я желаю, чтобы все узнали, что я ему их подарила как честная дама честному рыцарю. Но, сир, уж поверьте, что если бы нас обуяла плотская любовь, о чем толкует эта девица, то я довольно знаю благородство души Ланселота и крепость его сердца, чтобы не усомниться, что скорее ему вырвут язык, чем вынудят его сказать то, что вы услышали. Это правда, что, будучи признательна за все, что он сделал для меня, я отдала ему свою любовь, свое сердце и все, что могла отдать по чести. Скажу даже более: если бы, движимый любовью, он забылся до того, что простер свои мольбы за дозволенные мне пределы, я бы ему не отказала. Кто пожелает осудить меня за это, пусть осудит. Но какая же на свете дама, коль скоро Ланселот так много совершил ради нее, откажет ему в том, что вольна дарить? Сир, не сберег ли вам Ланселот своею доблестью вашу землю и вашу честь? Не он ли поверг к вашим ногам Галеота, коего я вижу здесь, уже торжествовавшего над вами? Когда по приговору вашего суда меня неправедно обрекли на казнь, не он ли предложил немедля, во спасение мое, сразиться один против трех рыцарей? Он завоевал Печальную башню:

он предал смерти жесточайшего и сильнейшего в мире рыцаря, дабы вернуть нам мессира Гавейна, мессира Ивейна и герцога Кларенса. Под Камалотом он избавил край от двух великанов, сущего ужаса тех мест; ему нет равных среди рыцарей; все достоинства, какие могут быть у смертного, есть у Ланселота, милого и любезного для всех, прекраснейшего творения Природы. Как дерзал он на словах быть выше и горделивее прочих, так дерзал и в начинаниях своих, и умел довершить самый немыслимый подвиг. Что мне еще сказать? Сколько бы я ни восхваляла Ланселота, я все же не исчислю всех добродетелей, ему присущих. Клянусь головой! Я не боюсь, что об этом будут знать: когда бы он питал ко мне земную любовь, я не стыдилась бы этого; и будь он мертв, я согласилась бы дать ему то, о чем сказала эта женщина, при условии, что это вернет его к жизни.

Так говорила королева; а король ответствовал, как видно, вовсе не сердясь на нее за это:

– Госпожа, оставим сей предмет: я убежден, что Ланселот никогда не помышлял о том, о чем тут говорилось. Впрочем, он не может ни замыслить, ни сказать, ни сделать ничего, что бы нарушило нашу дружбу. Правда, эта гадкая провинность, нынче ему вменяемая, была бы для меня великим огорчением; но да будет известно всем моим людям: я желал бы, королева, чтобы он взял вас в супруги, если такова будет ваша обоюдная воля, при одном лишь условии – сохранить его дружбу.

Не закончив говорить, он протянул руку королеве, которая уже задыхалась от слез и рыданий. Она попросила позволения выйти, и король послал мессира Ивейна проводить ее. Девица же Морганы ушла, трепеща от страха. Галеот немедля простился с королем, сказав, что не желает оставаться в городе более одной ночи, пока не добудет вестей о Ланселоте. Но он не мог покинуть двор, не повидав королеву. Он нашел ее в полном отчаянии, но не оттого, что случилось теперь, а от боязни, как бы не погиб Ланселот.

– Ах, Галеот! – воскликнула она при виде его, – ваш собрат, видно, умер или сошел с ума: иначе разве он расстался бы с этим кольцом! Но если он дал этой женщине наказ огласить при дворе все, что мы от нее услышали, никогда Ланселоту не видать моей любви; а ежели он умер, для меня это несчастье большее, чем для него; ибо от скорби не умирают.

– Сделайте милость, госпожа, не говорите так. Вы знаете сердце Ланселота, и вам нет нужды искать иных свидетельств его верности, помимо испытания в Долине Неверных Возлюбленных, чтобы не дозволено было его подозревать. Я еду искать его; я вернусь, как только узнаю доподлинно, что он умер или жив.

– Кто поедет с вами?

– Лионель; вот он.

Королева поцеловала их обоих и отпустила. Галеот отослал всех своих людей в Сорелуа и оставил при себе и Лионеле всего четырех оруженосцев, нагруженных шатром. Выезжая из Лондона, они встретили мессира Гавейна и признались ему, что предприняли поиски Ланселота и не вернутся, пока не узнают, жив он или мертв. Мессир Гавейн тут же решил, что едет с ними и не появится при дворе своего дяди короля, пока не раздобудет вестей о Ланселоте. И вот они скачут все вместе верхом. Вскоре они нагнали мессира Ивейна, посланного королем сопровождать девицу Морганы. Галеот стал расспрашивать ее, что она знает о Ланселоте.

– Ничего, – ответила она.

– Но вы нам скажете, – спросил Лионель, – где вы его покинули?

– Извольте.

И она назвала вымышленное место, где Ланселот никогда не бывал.

– Во всяком случае, – продолжил Лионель, – я вас не оставлю и узнаю хотя бы, откуда вы приехали.

– Я буду очень рада: под охраной столь доблестных рыцарей я могу не бояться недобрых встреч.

День угасал; они оказались у сторожевой башни, огороженной рвами и частоколами. Девице открыли ворота, рыцари последовали за ней. Хозяина не было дома; в его отсутствие их радушно приняла хозяйка: им приготовили обильную трапезу. Пока они отдавали должное яствам, девица тайком приказала одному из челядинцев вывести ее коня за рвы и потихоньку удалилась, не уведомив рыцарей. Наутро она прибыла в приют Морганы и поведала ей о неуспехе своей миссии.

– Король, – сказала она, – и слышать не хотел ничего, противного чести королевы; королева же призналась откровенно и изъявила, не вызвав ни в ком неудовольствия, что любит Ланселота, как только способна любить.