Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

CXXXI

Мордред, по примеру своего старшего брата и многих других, пустился на поиски Ланселота. Он был тогда новопосвященным рыцарем, и ему было не более двадцати лет отроду. Начав от Черного Креста, он провел в пути весь день и не нашел пристанища, где мог бы утолить голод, который донимал его все более.

Зной был силен, а он еще не выучился терпеть. Он был высок и тонок, с волосами длинными и кудрявыми; лицом красив, хотя взор его не предвещал ничего доброго, не в пример взору мессира Гавейна, чьи глаза лучились чистосердечием и располагали к доверию. Тот был ни особо велик, ни особо мал, но ладно скроен телом. Из сыновей Лота его пуще всех превозносили за рыцарскую отвагу, хотя Гарет, его брат, пожалуй, совершил подвигов не менее. Но сверх того одна черта немало послужила доброму имени мессира Гавейна: он равно любил беседовать и с бедными людьми, и с богатыми. Можно бы было назвать в королевском доме рыцарей столь же славных, но не наделенных его свойством удваивать силы час от часу на протяжении дня; тем самым он всегда рано или поздно одолевал соперников. Никогда он не забывал своего долга перед законным сеньором. Враг сплетен и сплетников, он легко обретал любовь дам и девиц; тем более что речи его всегда были учтивы и он никогда не хвалился своими деяниями.

Вторым из братьев был Агравейн, телом более могучий, и рыцарь славный, но недаром попрекаемый за гордыню и спесь. Он слыл зачинателем многих изрядных раздоров, и они оказались пагубны для него. Ланселот, которому вскоре довелось роптать на него, лишил его жизни, как мы увидим в продолжении этой истории.

Гарет, еще один брат мессира Гавейна, был из них самым миловидным и самым любезным; доблестным, смелым, незлобивого нрава. Хотя он был добротно сложен, правая его рука была длиннее левой. Он совершил множество великих подвигов, о коих говорил словно бы нехотя. Он не был смутьяном; но когда гнев овладевал им, то мог довести его до последней крайности. Из троих своих братьев мессир Гавейн любил его более всех.

Четвертый брат, Гахерис, во всю свою жизнь каждодневно и непрестанно искал приключений; у него была красивая голова и могучие члены, широкая грудь и весьма протяженное дыхание. Он говорил мало и в доблести не мог сравниться с мессиром Гавейном, но он одаривал щедрой рукою, любил дам и был ими любим.

Самым же молодым и самым великорослым был Мордред; ему недоставало ни верности, ни дерзости, ни силы духа. Он был завистлив, жесток и от природы враждебен доблестным рыцарям. И в жизни своей он сотворил больше зла, чем вся его родня сотворила добра. В один-единственный день он приведет к погибели более сорока тысяч человек, навлечет ее на себя самого и на великого короля Артура, своего подлинного отца. Похвальны в его жизни лишь первые два года рыцарства, и вскоре он приложит все усилия, чтобы о них забыли. Лучше бы ему было не родиться на свет.

Мы видели, что он со своими братьями и прочими рыцарями занялся поисками Ланселота. Оставив позади Черный Крест, он в первую ночь остановился у одной вдовицы, чей дом был посреди рощи. На другой день он снова пустился в путь и у одной из оконечностей леса приметил два красивых шатра. У входа стоял оседланный конь, а рядом с ним были копье и белый щит. Он повернул в ту сторону, и пока он к ним приближался, увидел карлика с луком в руках, который вознамерился пустить в него стрелу.

– Постой, карлик, – крикнул он ему, – ты же поранишь моего коня!

Не ответив, карлик выпустил стрелу и попал в коня; тот упал и мигом издох. Разъяренный Мордред выпростался из-под него, подскочил к боевому коню, привязанному у входа в шатер, сел в седло и, наехав на карлика, схватил его за волосы.

– Себе на горе ты убил моего коня! – сказал он. – Мне недолго и вздернуть тебя на этом дереве.

Карлик завопил; из шатра вышел рыцарь без доспехов и, увидя, как Мордред сыплет угрозами и лупит карлика, спросил:

– В чем дело, рыцарь, чего вы хотите от моего карлика?

– Я говорю ему, что еще немного, и я его повешу за то, что он убил моего коня.

– Головой клянусь, если вы его не отпустите, вы об этом пожалеете.

– А вы только скажите еще хотя бы слово, и я потребую с вас ответа за его наглость. Если бы вы не были безоружны, я уже зарубил бы вас.

– Пойду вооружусь; вот и увидим, на что вы способны.

Рыцарь вошел в шатер, надел доспехи и сел на другого коня, подведенного ему карликом. Со щитом на груди и с копьем в руке он вернулся к Мордреду.

– Посмотрим, сир, – сказал он, – как вы возьметесь требовать с меня ответа; и придет ли вам охота бить моего карлика, когда вы не позволите мне его защитить.

Они устремляются друг на друга и яростно ударяют в щиты. Если бы копья их не поломались, они бы упали наземь. Они теснят один другого телами, щитами и забралами; изрядно оглушенные, они рубятся вслепую и бьют перед собою куда придется. Но, наконец, рыцарь из шатра первым ослабел; он ранен тяжелее. Он упал навзничь; при падении шлем приоткрылся и откинулся; Мордред угодил мечом по черепу и проломил его. Рыцарь вскрикнул и испустил дух; карлик пустился бежать по лесу, где Мордред не стал его преследовать.

Подъехав на исходе дня к другому шатру, поставленному над весело журчащим родником, он спешился, вошел и увидел в этом шатре одну лишь красавицу, лежащую на роскошно застеленном ложе.

Он ее приветствовал; она ответила и пожелала ему доброй удачи.

– Сударыня, – спросил он, – не угодно ли вам приютить меня на ночь?

– Нет, сир, я боюсь, меня за это слишком заругают.

– Кто вас заругает?

– Мой друг, сир. Он поехал прогуляться по лесу и скоро вернется.

– Вы можете в ожидании его впустить меня, а если вашему другу это придется не по нраву, я обещаю уйти.

– Ладно! На этом условии.

Мордред снял шлем, откинул забрало и сел рядом с девицей, а та, увидев, что он красивый рыцарь, принялась его разглядывать с удовольствием. Он же, со своей стороны, заметил ее прелесть, ее молодость, ее богатые одежды; и он стал просить ее любви.

– Сир, – возразила она, – я была бы пропащей девкой, если бы отдавалась двоим.

Но он так настаивал, что, наконец, она сдалась. Они были одни, ничто их не тревожило; желания их были сходны, и они предались любовной игре, коей один Бог был свидетель, ибо от Него ничто не бывает укрыто.

Тем временем вернулся друг девицы. Увидев чужеземца, он учтиво приветствовал его.

– Сир, – сказала девица, – я подумала, что могу приютить этого рыцаря при условии, что он уйдет, если это вам не по нраву.

– Мне это вполне по нраву; добро пожаловать! Садитесь, сир рыцарь. Откуда вы?

– Я из дома короля Артура, а зовут меня Мордред; мессир Гавейн приходится мне братом.

Тогда рыцарь оказал ему любезнейший прием.

– У вас есть брат, – сказал он, – ради которого я готов оказать вам любые услуги, какие в моих силах.

– О ком из них вы говорите, сир?

– О Гарете, о лучшем рыцаре, какого я знавал когда-либо.

В это время в шатер вошли конный оруженосец и пеший слуга, несший на плечах косулю. Они приготовили кушанье, накрыли стол для рыцаря, его подруги и Мордреда; после трапезы настало время прогуляться в лес. Когда рыцарь отлучился на миг, девица осталась под оливой с Мордредом, и он предложил провести с нею ночь.

– Это не удастся, – ответила она, – мы с моим другом делим одно ложе на двоих.

– Однако вот что вы можете сделать. Подождите, пока он уснет покрепче, встаньте потихоньку; вы придете ко мне на ложе и вернетесь к нему раньше, чем он проснется.

– Но если он проснется, что мне делать, по-вашему? Он убьет нас обоих.

– Не думаю, чтобы он проснулся; но если так, я сумею вас защитить и против двух таких рыцарей, как он.

И так он ее заговорил, что девица согласилась, прежде чем рыцарь пришел и вернулся вместе с ними в шатер. Пока их не было, оруженосцы соорудили из хвороста шалаш, где устроились на ночь, поскольку шатер мог вместить только два ложа: для рыцаря и для Мордреда.

Ближе к середине ночи недремлющая девица дождалась, пока ее друг уснет глубоким сном. Она поднялась и крадучись пошла направо, к ложу Мордреда, который ждал ее с нетерпением. Нет нужды добавлять, что они доставили друг другу все радости, привычные для тех, кто ведет подобную жизнь. Две горящие свечи освещали шатер; ни Мордред, ни девица не позаботились их погасить, ибо сладость совместного бытия не оставила им времени подумать ни о чем ином.

Они уже довольно долго пробыли вместе, когда рыцарь пробудился. Он протянул руку и, не найдя своей подруги, догадался, затрепетав от гнева, что девица ушла к Мордреду. Он встал и пошел за своими доспехами. Когда он надевал кольчугу, кольца зазвенели, звон этот достиг ушей Мордреда, и он поспешно ринулся к тому месту, где были сложены его доспехи; он надел шлем и натянул кольчугу в одно время с рыцарем.

– Ах, предатель! – вскричал тот, – ничто вас не спасет от моей мести. Вы солгали; нет, вы не брат мессиру Гавейну, коль учинили столь великое вероломство. Вы просто потаскун, который бродит по стране, переодетый рыцарем. Я принял вас учтиво, я оказал вам всевозможные почести, а вы мне отплатили подлейшим стяжательством. Я вам услужу только смертью; или вы ее примете, или я приму ее от вас.

Произнеся эти слова, он нанес ему по шлему удар такой силы, что меч его переломился надвое. Мордред ему ответил не менее жестоко, и после долгой битвы он возобладал в поединке. Несчастный рыцарь, гонимый туда и сюда, наконец, был повергнут. Мордред сказал, подмяв его под себя:

– Я убью вас, если вы не исполните мою волю.

Рыцарь рукою подал знак согласия.

– Я хочу, чтобы вы не сохранили в памяти то, что случилось, и вернули этой девице свою любовь.

– Соглашусь, раз уж так надо.

Но обещанное было превыше того, что он мог исполнить: ибо никогда уже он не взирал благодушно на ту, что так легко забыла, чем ему обязана. Наутро Мордред вышел из шатра и подошел к своим оруженосцам, которым из их ночлежного шалаша ничего не было слышно из того, что приключилось между Мордредом, девицей и злополучным рыцарем.

КОНЕЦ

Приложение