Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

CXXVII

Проведя в дороге несколько дней и осведомляясь повсюду, где он бывал, не знает ли кто о Ланселоте, мессир Гавейн остановился в одном аббатстве у белых монахов[345]. Поскольку то была суббота, он остался на следующий день, день Господень, и отбыл в понедельник, прослушав мессу. Дорога, избранная им, вела в королевство Эстрангор. Спасаясь от полуденной жары, он спешился у чистого родника в тени высоких деревьев, как вдруг к нему подступила девица и стала умолять ради того, что ему всего дороже, поехать ночевать в небольшой замок, возведенный на краю болотистой равнины. Он позволил проводить себя туда. Едва с него сняли доспехи и отвели ему покой, усыпанный чудной свежей травой, как возвестили о прибытии сеньора шателена и с ним тридцати рыцарей. Гавейн спросил, к чему такая большая свита.

– К тому, – ответила девица, – что завтра у Мельничного замка соберут большой турнир. Король Марбоар, родич Галеота и сын великанши, будет выступать с одной стороны, а граф, мой возлюбленный, с другой. Тому из двоих, кто выйдет победителем, достанутся ястреб и сокол; а его подруга, если таковая имеется, получит прекраснейший в мире венок. А потому моему возлюбленному не терпится стяжать эту награду; вот для чего он созвал всех рыцарей страны выйти на поле с ним заодно. Прошу вас, сир, ради верности вашему дяде, королю Артуру, поддержите нас. Если вы согласны, победа от нас не уйдет, и венок отдадут мне[346].

В этот миг вошел шателен по имени Таненг, прозванный Белокурым по причине цвета его волос. Он был высок и ладно сложен.

– Сир, – сказала его возлюбленная, – вот монсеньор Гавейн, он не против выйти на вашей стороне.

– Тогда уж наверное все награды турнира будут мои, – сказал Таненг, протягивая руки к мессиру Гавейну, – помощь, оказанная вами, дороже самого прекрасного замка в дар от вашего дяди короля.

Турнир уже начался, когда на следующий день они прибыли на луг, где он проходил. Посередине возвышалась ложа, возведенная для короля Марбоара, королевы и самых прекрасных дам страны, и среди них была племянница королевы; она бесстрашно говорила во всеуслышание, что ее друг принесет ей награду. Подруга Таненга, принятая в кругу этих дам, утверждала с уверенностью, что все будет иначе.

– Один рыцарь, посильнее вашего друга, – говорила она, – покажет, на что он способен. Я не хочу его называть, но узнать его не составит труда.

В этот памятный день мессир Гавейн, одетый скрытности ради в белые доспехи взамен носимых им обыкновенно, поначалу не мог найти ни единого бойца, достойного помериться с ним. Видя, как он повергает наземь всех, кто один за другим осмеливался стать у него на пути, подруга Таненга с улыбкой сказала королевской племяннице:

– Не говорила ли я вам, что вы ошибаетесь? Взгляните на рыцаря в белых доспехах: кто посмеет ему противиться?

– Погодите, погодите, – ответила племянница, – может быть, явится кто-нибудь и сразит его в свой черед.

– О! Долго же вы его прождете, и вы бы перестали на это надеяться, если бы знали того, кто бьется за нас.

В это время из замка вышел отряд из двухсот рыцарей, чтобы поддержать сторону короля, столь жестоко теснимую с тех пор, как перед нею оказался мессир Гавейн. Тогда зрелище турнира преобразилось: новоприбывшие остановили графских рыцарей, а затем и вовсе принудили их обратиться вспять. Пришлось мессиру Гавейну повести их обратно и помочь вернуть превосходство. Тут начались кипучие, яростные схватки; и, несмотря на новое подкрепление, королевские бойцы были вынуждены покинуть поле боя, держа последнюю оборону у входа в свой стан.

Казалось, победа уже на стороне графа, когда внезапно появился рыцарь в алых доспехах. Он прибыл на луг, сопровождаемый одним оруженосцем. Пока люди короля суетливо бежали, он утвердился на их стороне и, обратясь к соперникам лицом, сбил первого, кто на него напал, а затем и второго, и третьего; глефа обломилась в теле четвертого; тотчас же с мечом в руке он ринулся в самую гущу боя и бился так, что никто уже не смел приблизиться к нему на арбалетный выстрел.

Из окон было слышно, как дамы рукоплещут алому рыцарю; шум этот достиг ушей мессира Гавейна, отошедшего в сторону проветриться. От одного юнца он узнал, что прибыл рыцарь, которому уже не в силах противостоять графские бойцы. Мессир Гавейн поспешно подвязал шлем, взял крепкое копье и пустил коня навстречу алому рыцарю, который только обзавелся новой глефой. Столкновение было донельзя жестоким: оба копья разбились в щепы, не поколебав всадников. Они потребовали другие глефы и поломали их снова; но сила удара едва не повергла их наземь. Однако Гавейну досталось похуже. В третий раз они потребовали копья, разошлись и устремились друг на друга. Но мессир Гавейн на сей раз волей-неволей растянулся на земле, тогда как алый рыцарь, пришпорив коня, врезался в ряды графских рыцарей и вынудил их бежать во весь опор. Тут же началась погоня, где победители смогли добыть немало лошадей и превосходных доспехов.

Алый рыцарь, вместо того чтобы оставаться с королевскими рыцарями, скрылся в лесу. Если бы Ланселота не сочли умершим, мессир Гавейн решил бы, что узнал его, и утешился бы легче оттого, что выбит из седла. Но кто другой мог так жестоко с ним обойтись? Он поклялся не давать себе покоя до тех пор, пока снова не отыщет его, и углубился в лес, идя по свежему следу алого рыцаря. С наступлением ночи он спешился у одного лесничего, чьи слуги с усердием помогли ему снять доспехи. Войдя, он заметил Гектора Болотного, который тут же поднялся с ложа, где разлегся во весь рост, и бросился ему на шею. Мессир Гавейн встретил его с притворной безмятежностью, скрывая сильную немощь.

– Откуда вы, сир? – спросил его Гектор.

– С турнира, что у Мельничного замка. Я ищу рыцаря в алых доспехах, который всех восхитил своей доблестью, а мне принес величайший позор, какой мне приходилось терпеть. Сойдясь со мною дважды безо всякого ущерба для себя, на третий раз он меня скинул плашмя. У меня с досады сердце готово разорваться; и потому я решился на то, чтобы победить его или оказаться побежденным.

Слыша от него такие речи, Гектор краснел от смущения; он сожалел, что, выступая против мессира Гавейна, быть может, заслужил утрату его благосклонности.

– Сир, ради Бога, простите меня, – сказал он, упав на колени, – если бы я вас узнал, я бы ни за что на свете не преломил против вас ни единого копья. Назовите мне возмездие, и я его приму.

Мессир Гавейн поспешил его поднять и заверить, что неизменно был к нему расположен. Назавтра они вместе вышли в путь и скоро оказались на безводной равнине, где вдали была различима старая часовня; они направились туда в надежде выслушать мессу; но они не застали там ни священника, ни единой молящейся души. Стены ее были полуразрушены, алтарь развалился; дверь позади алтаря вела на обширное кладбище, а возле этой двери большая гробница из красного мрамора была испещрена письменами, которые Гектор сумел прочесть так:

О ты, взыскующий приключений, остерегайся войти на это кладбище. Тщетны будут твои усилия, ежели ты не тот плачевный рыцарь, коего сладострастие лишило чести завершить странствия Грааля.

На том самом кладбище были вырыты некогда могилы Симеона, Ханаана и двенадцати братьев, ими убиенных, как о том повествуется в Святом Граале[347]. Невзирая на запрет, изложенный в надписи, мессиру Гавейну вздумалось испытать судьбу: ему пришлось немногим лучше, чем герцогу Кларенсу в замке Аскалоне Темном[348]. Гектор, чье любопытство лишь удвоилось от неудачи мессира Гавейна, решил наведаться к загадочным могилам вслед за ним; он вернулся оттуда еще более истерзанным, чем его спутник. Войдя обратно в церковь, они прочли другую надпись, которая гласила:

Никто не ступит на это кладбище, не выйдя оттуда с превеликим позором, пока не явится сын Королевы, великой печальницы.

И с тем, разочарованные тщетными своими попытками, они снова сели верхом и добрались до леса. У развилки дорог они заметили деревянный крест, где были еще такие письмена:

О ты, странствующий рыцарь, перед тобою две дороги. Если тебе дорого твое тело, остерегись ехать влево, откуда ты выйдешь лишь с превеликим позором. Я умолчу о правой дороге, таящей иные опасности.

Прочитав эту надпись, наши рыцари склонялись оба к левой дороге как сулящей более приключений. Но Гектор поспешил ее избрать, и пришлось мессиру Гавейну довольствоваться правой. Посмотрим, что он нашел там достойного упоминания.