Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

CXV

Застолье их еще длилось, когда они увидели, что к королевскому креслу дерзко подъезжает высокий всадник на коне, облаченный в алые доспехи. Он никого не приветствовал; но, обведя взором всех баронов, сидевших за трапезой, он воскликнул:

– Где Ланселот, изменник Ланселот, худший из худших; тот, кто убил монсеньора Мелеагана, сына короля Бодемагуса? Где он, похититель чести страны Горр, кто, невзирая на мольбы славного короля, подло убил лучшего из рыцарей? А ведь он обещал его помиловать, и ему более, чем кому-либо, пристало держать слово, если он не забыл все почести, каких он удостоился наряду с королевой Гвиневрой от короля нашего Бодемагуса. Лучше бы он припомнил Клодаса и требовал с него ответа за гибель короля Бана, своего отца, за утрату наследства короля Богора, своего дяди, за беды, постигшие его мать и его тетю, до того доведенных, что они укрылись в лесах! Это Клодаса должен он умертвить, а не монсеньора Мелеагана, никогда не нанесшего ему ни капли вреда.

Ланселот, до крайности смущенный подобными речами неведомого рыцаря, опустил голову и не нашелся что ответить. Про себя же он подумал, что упреки эти небезосновательны, если он так долго медлил с местью тому, кого должен винить в смерти своего отца и в падении своего рода. «По крайней мере, – говорил он себе, – хоть и запоздалая месть, но она придет». А молодой Богор вздрогнул, когда услышал отцовское имя, произнесенное вслух. Рыцарь же добавил, видя Ланселота столь безответным:

– Сир король, вы прослыли самым честным из людей; как же вы принимаете за своим столом самого бесчестного из рыцарей?

Тут Ланселот резко поднялся с кресла.

– Сир рыцарь, – сказал он, – вы не слишком учтивы, так оскорбляя меня прилюдно.

– Да покинет меня Бог, – отвечал тот, – если я не вправе наговорить вам вещей и похуже, когда вы подло убили моего кузена Мелеагана.

– Разве я убил его исподтишка; разве не бросал он мне вызов дважды перед всеми рыцарями, чуть ли не вынудив меня его победить? Правда, он не предполагал меня здесь найти, после того как завлек меня в западню и бросил в неприступную башню, спасибо доброй девице, которая выручила меня оттуда!

– О! Клянусь святым крестом! мы знаем, о ком вы толкуете! Это та, что с вас уже истребовала голову славного Аглута, рыцаря, стоявшего в дозоре у Моста-Меча. Она умрет за это, изменница.

– Клянусь святым крестом! – ответил Ланселот, – ей нечего бояться вас, пока я жив. А если кто-либо посмеет меня обвинить, что я подло поступил с Мелеаганом, я сумею заставить его взять свои слова обратно, когда мы выйдем один на один.

– А я повторяю, что, убив его после того, как он запросил пощады, вы поступили вероломно, и я готов это утверждать и при любом другом дворе, кроме этого, если вдруг вы посмеете туда явиться.

– Нет на свете такого двора, где я не был бы готов поклясться, что с моей стороны, по крайней мере, там не было ни тени вероломства.

– Решитесь ли вы утверждать это перед баронами короля Бодемагуса?

– Безусловно, и от чистого сердца.

– Так встретимся в стране Горр через месяц, на день Магдалины[305]? Сам-то я там буду, если не умру или не попаду в плен.

– Равно как и я там буду, если смерть или плен меня не остановят.

Алый рыцарь удалился, а Ланселот с соизволения короля Артура снова занял свое кресло. Тогда все стали возмущаться дерзостью чужеземца, который без повода и причины явился припомнить Ланселоту неотомщенную смерть его отца.

– Да покинет меня Бог, – промолвил тогда Ланселот, – если я, как только исполню свой поединок с этим рыцарем, замыслю что-либо еще, кроме как низвергнуть и убить Клодаса.

Тут он огляделся и заметил одного рыцаря, о коем речь уже велась как о давнем сподвижнике его отца[306].

– Банен, Банен! – сказал он ему, – подойдите сюда. В благодарность за добрую службу, которую вы некогда сослужили королю Бану, моему отцу, я жалую вам Пустынную землю, ныне владение короля Клодаса; и знайте: не пройдет и двух лет, как я убью его, если он не убьет меня.

– Ни о чем я так не мечтаю, – ответил Банен, – как о славном побоище с Клодасом.

И он пал в ноги Ланселоту, а тот, будучи прямым наследником короля Бана, облек его властью над дарованными ему землями. Король Артур со своей стороны обещал Ланселоту всемерную помощь против короля Клодаса. Вошел Дагонет и прервал их беседу, сказав, что он видел, как Алый рыцарь уносит тело Мелеагана на роскошных носилках, провожаемых двумя десятками отборных рыцарей[307].

– Если вам угодно, – добавил он, – я пойду у них отберу.

– Да! – засмеялся Кэй, – пойдите, я совершенно согласен.

Слова Кэя весьма не понравились королю:

– Будь проклят ваш язык, сенешаль! Вы желаете смерти этому бедному недоумку? Не стоит вам туда ходить, Дагонет, сядьте! Но насколько мне было бы приятнее, если бы в этом поединке не было нужды! не ради Мелеагана, а ради Бодемагуса, лучшего из королей.

Как только столы были убраны, король, королева, мессир Гавейн, Ланселот и Богор Ганнский сели на одно ложе, и по желанию короля Ланселот пересказал все, что с ним приключилось с той поры, как он отбыл на поиски мессира Гавейна. Ему, как известно, не дозволено было ничего скрывать. Ученые писцы, на коих возложено было собрать это в правдивую книгу, присовокупили сии истории к тем, что бывали им рассказаны прежде. Затем Ланселот расспросил о Лионеле, который давно уже уехал в надежде его разыскать. Артур в свой черед припомнил, как Богор прибыл ко двору, и его противоборство со всеми рыцарями его дома, и как он принудил их сесть в телегу. Рассказ этот весьма порадовал Ланселота.

– Милый кузен, – сказал он, обнимая Богора, – пускай же и дальше весь мир говорит о ваших подвигах, и не останавливайтесь на этом славном пути. Никогда не отказывайте в помощи утесняемой девице или в совете любой из них, которой он понадобится.

– Ах, Ланселот! Я не был бы вашим кузеном, когда бы прожил без этого хоть один день.

Неделя выдалась на редкость удачной для Ланселота. Король оказывал ему такие почести, о каких он и не мечтал; он вволю нагляделся на королеву, а та охотно уступала любым его пожеланиям. Однако пора ему было уезжать, чтобы оправдаться перед Алым рыцарем. Королева простилась с ним, скрывая слезы и горькие предчувствия. Он ехал три дня, не находя приключений. На четвертый день, свернув на малоезженую тропу, он заметил чуть впереди одинокого рыцаря в дорогих и прочных доспехах, в шлеме, кольчуге, со щитом, копьем и мечом. Он догнал его, приветствовал и на вопрос его ответил, что он родом из Галлии.

– Но вы, – спросил рыцарь, – никогда не бывали при дворе короля Артура?

– Бывал, и даже часто.

– И вы, без сомнения, видели там королеву?

– Разумеется.

– Тогда вы можете смело сказать, что видели самую бесчестную из дам.

– Почему же? – запальчиво воскликнул Ланселот.

– Сейчас узнаете. В бытность мою при дворе славного и благородного короля Артура приехала верхом некая девица с известием для короля, что Ланселот умер, моля его о прощении за то, что делил ложе с королевой. Девица добавила, что она привезла свидетельство сказанному.

– И что это было за свидетельство?

– То самое кольцо, которое королева дала Ланселоту в знак своей любви и которое он хотел вернуть ей обратно. Королева взяла кольцо, опознала в нем свой дар и, более того, призналась, что любит Ланселота и ни в единой просьбе ему не отказывала. Как вам это нравится, рыцарь? Разве не такова она, как я сейчас сказал?

– Сир рыцарь, – сказал Ланселот, помолчав немного, – вы наговорили безрассудных слов, если вы не в силах их защитить.

– На свете есть лишь один рыцарь, перед которым я бы не осмелился это повторить.

– И кто этот рыцарь?

– Это Ланселот Озерный, сын короля Бана Беноикского. Но вот уже год, как его почитают умершим; а кроме него, я готов утверждать перед кем угодно, что королева – самая неверная из женщин, если взамен достойнейшего короля, повенчанного с нею перед святой церковью, она отдалась другому телом и душой.

– Именем Божьим клянусь! – воскликнул Ланселот, – в этой стране немало рыцарей, которые, услышав от вас такие речи, встали бы на защиту чести королевы против вас.

– Вы-то не из тех, я полагаю?

– Откуда вы знаете?

– Если вы из тех, покажите это, ибо я стою на том, что высказал против нее.

– Вы солгали!

– Тогда берегитесь меня!

– Вы меня тоже, – бросил в ответ Ланселот.

Тотчас они пустили коней в галоп и налетели друг на друга. Они с ходу ударили в расписные щиты, осыпая с них золото, лак и лазурь. У рыцаря глефа сломалась, а Ланселот нанес ему столь суровый удар, что поверг его под ноги его коню. Потом он забрал у него свою глефу и поставил стоймя у дерева, предвидя, что она еще может ему пригодиться. Он сошел, привязал к тому же дереву коня и вернулся к рыцарю, который успел подняться и изготовился его достойно встретить. Каждый удар словно высекал из шлемов огонь, ибо рыцарю мужества было не занимать; но долго выстоять против Ланселота он не мог. Имея тридцать и более ран, он вынужден был просить пощады и отдал свой меч.

– Мне не нужен твой меч, – возразил Ланселот, – мне нужна твоя жизнь.

– Ах! Вольный рыцарь, помилуйте меня! Вы не можете мне законно отказать.

– Так и быть, я тебя помилую, если ты согласишься сделать все, что я скажу.

– Я согласен заранее.

– Сначала вы объявите, что моя госпожа королева – честнейшая дама на свете.

– Да, сир, я это признаю.

– Это не все: вы безотлагательно поедете ко двору и вымолите прощение у королевы за все, что вы посмели произнести. Если она спросит, кто вас послал, скажите, что это ее рыцарь. И на будущее остерегайтесь говорить что-либо не к чести и хвале королевы, если не хотите быть жестоко наказанным. А теперь я желаю знать ваше имя.

– Меня зовут Маргонд из Черного Замка.

– И куда вы собрались?

– На турнир, который состоится завтра. Его устроят у края этого леса рыцари Дамского замка против рыцарей Девичьего замка. Оба стана будут многолюдны, с обилием смелых и могучих бойцов. Я не поеду, раз уж мне надо ко двору короля; но, сир, прежде чем расстаться со мною, не изволите ли вы назвать имя моего победителя?

– Спросите королеву, она-то сумеет вам его назвать.

Рыцарь уехал в сторону Карадигана, где пребывала королева, как сказали ему. Мы оставим его в пути и вернемся к Ланселоту.