Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

LXXXI

Доехав до Капеллы Морганы, они нашли там оруженосца прекрасной госпожи Бланкастельской; следует помнить, что он отказался пойти за герцогом Кларенсом. Он спросил, намерены ли они догонять своих отважных спутников.

– Разумеется, – ответил Ланселот, – к тому же мы хотим по себе узнать, не утратит ли однажды свое имя Невозвратная долина.

Ланселот, мессир Ивейн и девица спешились и подошли ко входу в ограду, сотканную из ложного тумана. Желая сберечь Ланселота для подвига в Печальной башне, девица обращалась по большей части к мессиру Ивейну.

– Неудача герцога Кларенса вас не остановит, – сказала она, – ведь ваша доблесть у всех на устах. Тут-то и есть опаснейший шаг во всей Великой Бретани, мне ли не знать; рыцари, которым хватило духу войти сюда, до сего дня не могут найти пути обратно. Если вам посчастливится больше, вам останется только догнать Ланселота у замка Карадока.

В надежде предать забвению недавнюю свою неудачу, мессир Ивейн был рад испытать на себе Невозвратную долину. Он смело ступил за туманную ограду, а девица пошла за ним следом, указав Ланселоту дождаться ее. Увы! мессир Ивейн был не счастливее герцога Кларенса. Ему удалось преодолеть стену с двумя драконами-стражами, но на мосту он был повержен, разоружен и водворен туда же, куда и прочие пленники. Девица, видя, что он вполне устроился в замке, вернулась к Ланселоту.

– Мессир Ивейн, – сказала она, – как и все прочие, заплатил свою дань Долине Неверных Возлюбленных. Чтобы выйти отсюда с победой, надобны иные добродетели, кроме доблести.

– Спору нет, сударыня, я не обладаю всеми добродетелями, присущими примерному рыцарю; но о которых вы изволите говорить?

– О тех, что не дают влюбленному рыцарю нарушить верность своей избраннице.

– А что будет с тем, кто уверен, что наделен этими добродетелями?

– Он снимет заклятие с Долины и вызволит две сотни рыцарей, заточенных в ней. Поверьте мне, сир, не беритесь за столь тяжкое испытание; его неуспех не позволит вам приложить силы к освобождению мессира Гавейна. Есть ли на свете хоть один человек, рожденный женщиной, кто был бы чист от всякой неверности своей сердечной подруге?

– Ей-богу, – сказал Ланселот, – время покажет, рожден ли такой или вовсе не родится. Идите за мной и ничего не бойтесь.

Она пошла за ним, отнюдь не ожидая добра от столь нелегкого испытания.

Ланселот добрался до драконьей стены. Он спешился и положил свою глефу на землю. Когда он собрался пройти, драконы метнулись и когтями загородили ему дорогу, изрыгая потоки пламени. И вот он метит первому между глаз и бьет своим славным мечом; но меч отпрянул, не взломав чешуи. В досаде он хотел отбросить меч, но рассудил, что тот еще может сослужить ему службу; тогда он прячет его в ножны и, держа щит перед глазами, заслоняя их от пламенного дыхания дракона, он идет на него, хватает за шею, прижимает к стене, а другою рукой вырывает язык. Чудище упало и замерло. Ланселот принялся за второго, которому цепь не давала прийти на помощь первому. Дракон вонзает когти ему в плечи, но щит и кольчуга берегут его и позволяют взять дракона за горло; и он сжимал его перчаткой, пока вовсе не удавил.

Подобрав глефу, Ланселот подъехал к реке, куда упал мессир Ивейн. Доска, по которой предстояло перейти, была длинна и довольно узка; пока он к ней примерялся, он увидел на том берегу пятерых рыцарей в доспехах.

– Вы решили преградить мне дорогу? – воскликнул он. Не получив ответа, он снимает с шеи щит и, держа его в вытянутой руке, идет шагом осторожным, но твердым. На середине переправы один из рыцарей подступается к нему с глефой в руках. Ланселот выставляет щит ему навстречу, и лишь только острие туда вонзилось, он тянет древко на себя и скидывает в воду копье вместе со щитом; потом он нацелился на рыцаря, угодил ему в горло и вытолкнул его на берег. Двое других караулили у схода с моста; он подходит, бьет их верной рукой и повергает наземь; но, уложив их на лужайку, падает и сам; он уже поднялся, когда первый рыцарь, не в меру понадеявшись на остаток своих сил, снова идет на него шаткими шагами. Ланселот пронзил кольчугу рыцаря железом своей глефы, во второй раз сбил его долой, обхватил и поволок обратно, бросив в реку. Он изготовился к новым поединкам против последних двоих; но напрасно он их высматривал: их не было видно.

– Вы не знаете, – спросил он девицу, по-прежнему шедшую за ним следом, – куда делись эти два негодяя?

– Не знаю; но пусть лучше приключения бегают от вас, чем вы от приключений. Вперед; и пускай так же сгинут остальные шампионы Невозвратной Долины!

Только тогда Ланселоту пришло на ум снять перчатку с левой руки и обнажить камень кольца, некогда данного ему Владычицей Озера[256]. И сразу пропали и вода, и доска, ибо они были порождением колдовства. Но испытания только начинались.

Наша история долго живописует остальные: как он оказался перед огненной стеной; как на узкой лестнице, ведущей в череду комнат, ему пришлось напасть на трех рыцарей, вооруженных грозными секирами; один стоял на первой ступеньке, третий на последней, а второй между ними; и как третий, который отбивался дольше всех, бросился бежать из комнаты в комнату, из дворика в сад, чтобы избегнуть его удара.

Рыцарю удалось добраться, наконец, до богатого шатра, где на роскошном ложе спала фея Моргана, и он не оставлял надежды обрести укрытие под ложем. Ланселот преследовал его по пятам; он сгреб обеими руками перину и одеяла, не поглядев, лежит ли там кто-нибудь, и перевернул их кверху дном. От дерзкого сотрясения Моргана испустила вопль, и Ланселот признал его за женский. Он сильно пожалел об этом, ибо ни один мужчина так не избегал причинить женщине малейшую досаду, будь то дама или не дама. Но первым делом он продолжил погоню за рыцарем, через несколько покоев настиг его, схватил за руку и лезвием меча снес ему голову с плеч. Покончив с этим, он вернулся в шатер и преклонил колени перед Морганой, все еще заплаканной.

– Госпожа, – сказал он, – я приношу вам голову сего негодного рыцаря во искупление ущерба, который я нанес вам, сам того не зная.

– Ах! – воскликнула Моргана, – никаким искуплением не смыть подобную обиду!

В этот миг вошла девица с глазами, красными от гнева и отчаяния, в руке сжимая глефу, которой собралась ударить Ланселота сзади. Ланселот обернулся.

– Бог ты мой, – сказал он, – не будь вы женщиной, я бы разрубил вас пополам.

– Ну что ж, – ответила она, – или я вас убью, или вы меня. Я не смогу жить, если не отомщу за милого друга, которого вы у меня отняли.

– Но, право же, этот негодяй не был достоин милости дамы или девицы; ибо я в жизни своей не видел, чтобы рыцарь такой силы и такого роста был таким дрянным шампионом.

В ярости она набросилась на Ланселота, но он ее остановил и вырвал глефу у нее из рук. В спешке прибежал оруженосец и сказал Моргане:

– Госпожа, послушайте диковинные вести. Чары, наведенные вами, развеяны; все выходы свободны, уже более сотни рыцарей их обнаружили.

В то же время появился рыцарь, первый друг Морганы, для кого и предназначалась Невозвратная Долина.

– Будь благословен ваш приход, – воскликнул он, – краса и цвет доблестного рыцарства!

– Скажите лучше, будь проклят его приход! – отозвалась Моргана.

– Ах, госпожа! – сказала девица, шедшая за Ланселотом, – не говорите так о самом лучшем, самом смелом и чистосердечном рыцаре на свете.

– Как вы его зовете? – спросила Моргана.

– Ланселот Озерный.

– Ну что ж! да будет проклят час, когда ему было отмерено столько отваги. Да будет проклят он сам за то, что явился в эту долину, и да падет позор на даму, верно любимую им!

Тем временем подошли мессир Ивейн, Галескен и все прочие узники, собратья по Круглому Столу. Все они пали к ногам Ланселота, благодаря его за то, что он возвратил их миру. Моргана овладела собою, скрыв свою досаду, и обратилась к Ланселоту с невозмутимым видом.

– Рыцарь, – сказала она, – вы содеяли добро, и вы содеяли зло. Зло – вернув свободу стольким вероломным сердцам, кои пренебрегли и еще пренебрегут своим долгом перед дамами; добро – позволив им вновь облачиться в доспехи и следовать путем своих подвигов. Ваша возлюбленная может гордиться: она между всеми самая любимая.

– Госпожа, – ответил Ланселот, – отпустите всех этих рыцарей или скажите, что еще осталось сделать, чтобы их освободить.

– Вы сделали предостаточно, они уже свободны. Но вы мне обещали искупить нанесенную мне обиду, и я требую, чтобы вы провели здесь ночь; а завтра я могу вас отпустить.

Освобожденные пленники, прежде чем покинуть Невозвратную Долину, изъявили желание дождаться того, кому были обязаны своим избавлением. Моргана провела их в самую роскошную свою залу; но когда все уснули, она подошла к его ложу и произнесла над ним заклинание, длящее его сон, который она одна умела прервать. На двух ездовых лошадей, ступавших ровной иноходью, водрузили носилки; его тайком увезли. Однако девица, его провожатая, услышала некий шум и заподозрила измену. Она вскочила с кровати, едва одетая; но носилки, увозившие Ланселота, были уже далеко.

– Ах, госпожа! – вскричала она, – что вы собрались делать с этим доблестным рыцарем?

– Вам это ни к чему, – промолвила Моргана.

– Нет, но мы же надеемся, что он освободит мессира Гавейна.

– Ну, так не горюйте: в пятницу он будет у Печальной башни.

– Увы! как мне вам поверить, когда вы с ним так вероломны!

– Клянусь вам в этом моей христианской верой.

Девице этой клятвы показалось довольно, и она позволила Моргане удалиться с носилками. Они остановились в самой гуще леса, в тайном приюте, где та любила бывать.

Тут она разбудила Ланселота. Не успел он оправиться от изумления, как она заговорила:

– Ланселот, вы мой пленник; я намерена удержать вас не затем, чтобы отомстить за нанесенное оскорбление, но чтобы унять более давнюю обиду. Однако вы сможете уйти, если отдадите мне то, о чем я попрошу.

– Говорите, госпожа; если я смогу это сделать, я соглашусь.

И он протянул ей правую руку. На одном из пальцев Моргана заметила кольцо, некогда данное ему королевой Гвиневрой; а на левой руке у него было кольцо Владычицы Озера.

– Я попрошу у вас самую малость, – сказала она. – Дайте мне кольцо, которое у вас на этой руке.

– Госпожа, я не куплю себе свободу такой ценой; это кольцо вы получите не иначе как с пальцем, на который оно нанизано.

– О! Я прекрасно сумею получить его и само по себе.

– Нет, госпожа, даже если вы употребите все заклятия Мерлина.

Упорство это укрепило Моргану в мысли, что кольцо было даром королевы. А у нее было второе, почти во всем подобное: на том и на другом сближались два силуэта; только на кольце Ланселота эти силуэты держали сердце, а на кольце феи они сплетали руки.

Моргана питала к королеве Гвиневре лютую ненависть, и вот по какой причине: еще при жизни ее матери, королевы Игрейны, ее обуяла необузданная страсть к кузену молодой королевы; о Ланселоте же в ту пору не было и речи. Гвиневра, застав их однажды в объятиях друг друга, пригрозила своему кузену, что донесет о том королю, если он не обещает пресечь с Морганой всякое сношение; и он поклялся в этом на святых. С той поры Моргана в озлоблении смешала воедино своего брата Артура и королеву. Для того, чтобы утолить свою месть, она и покинула двор, не прощаясь, и отыскала Мерлина в лесах, где он обитал. Мерлин слепо предался ей и преподал немалую долю того, что знал из заклятий и чар. Между тем, обладая кольцом Ланселота, она обрела бы способ погубить королеву. Но здесь мы должны оставить Моргану, чтобы вернуться к тем, кто еще не покинул Невозвратную долину, или Долину Неверных Возлюбленных[257].