Смерть Мао Цзэдуна

[Открывается закулисная сторона подготовки XII съезда КПК, состоявшегося в 1982 г. Оказывается, практическая работа по подготовке и политического доклада съезду, и списка будущего ЦК партии велась под руководством Ху Яобана. В то же время политический доклад ему помогал готовить Ху Цяому, который был известен как один из идеологов партии, сохранивших верность, по крайней мере, части идей Мао Цзэдуна. Что же касается формирования нового состава ЦК КПК, то, судя по словам Ли Жуя, он сам был настроен более решительно, хотел исключить из ЦК КПК всех, кто активно проводил в жизнь установки «культурной революции», в то время как Ху Яобан был более осторожен и лишь под большим давлением согласился с некоторыми предложениями Ли Жуя. Иными словами, Ху Яобан играл тогда ведущую роль в организации всей практической работы партии, сочувствовал новым веяниям, обновлению, но в то же время был вынужден считаться с инерцией прошлого. — Ю.Г.]

У XII съезда КПК был эпилог: о нем не сообщалось в печати, не осталось и кинокадров, его запечатлевших, не осталось и ни одной фотографии. Съезд вот-вот должен был завершиться.

Прозвучали слова Ху Яобана: Вновь избранные делегаты съезда из числа людей среднего возраста и молодежи выразили желание, чтобы я отобрал из их числа от 30 до 40 человек и представил их политбюро ЦК партии и чтобы предварительно были отпечатаны и распространены краткие сведения об этих людях.

Осуществить предложенное оказалось легко. Все было сделано очень быстро. В день закрытия в одном из залов Дома ВСНП, насколько мне помнится, собрались маршал Е Цзяньин, Дэн Сяопин, Чэнь Юнь, Ли Сяньнянь, Дэн Инчао, Пэн Чжэнь. (Со времени пленума в Лушане в 1959 г. мне не доводилось видеть маршала Е Цзяньина. Но почтенный старец меня все-таки узнал.) Председательствовал Ху Яобан. Мне было поручено представлять эту группу молодых людей и людей среднего возраста, одного за другим. Почтенные старцы широко улыбались. Они были очень рады.

[В политической культуре современного Китая это — знаковое событие. Имела место встреча старых руководителей партии с будущими преемниками. При этом все эти 30-40 человек были отобраны сторонниками обновления, реформаторами-демократами.

Иначе говоря, XII съезд партии завершился, по крайней мере, внешним согласием ветеранов с тем, чтобы их в будущем заменили люди, не связанные общим прошлым с политикой Мао Цзэдуна, особенно с политикой периода «культурной революции». Конечно, совсем не обязательно, что это было искреннее приятие некоторыми ветеранами и самой идеи обновления, и ее представителей, включая Ху Яобана, однако важно подчеркнуть, что в момент проведения съезда сложилась ситуация, при которой оказывалось возможным в определенной мере осуществлять процесс обновления и высвобождения от оков старых маоцзэдуновских догм. —Ю.Г]

Начиная со времени после XII съезда партии и вплоть до 1984 г., когда я ушел с поста, мне, исполняя свои служебные обязанности, доводилось иной раз присутствовать на заседаниях секретариата (ЦК КПК). Я своими глазами видел, как проходили заседания секретариата, я видел, как генеральный секретарь вел эти заседания и как решались некоторые вопросы. В 1958 и 1959 гг. мне тоже доводилось присутствовать на некоторых широких и узких заседаниях ЦК партии. Я своими глазами видел, как руководил Мао Цзэдун. Все это дало мне возможность почувствовать, что мы действительно вступили в некую новую эру. То, что раньше представляло собой театр одного актера, арену для одного-единственного оратора, ныне стало местом, где выступали все. (Однако в заседаниях секретариата оба почтенных старца не принимали участия; в новое время мне не довелось присутствовать на заседаниях постоянного комитета политбюро.) Генеральный секретарь в присутствии других людей был просто одним из равноправных участников совещания. Он был человеком небольшого роста. Иной раз, когда он выступал, казалось, что даже стоя он выглядел ростом ниже, чем те люди, которые сидели. Ху Цяому призывал Ху Яобана выступать сидя. Это выглядело как некая опека и никак не радовало.

[Ли Жуй снова и снова обращался к главной теме своего выступления с этими воспоминаниями. Он сопоставлял то, свидетелем чего ему довелось быть в конце 1950-х гг., и то, что существовало в начале 1980-х гг. при руководстве Ху Яобана. Главное отличие было в том, что Мао Цзэдун властвовал единолично, не допуская никакой демократии, никакого обсуждения проблем. При Ху Яобане впервые в истории КПК и КНР установилась атмосфера демократии или относительной демократии, каждый мог свободно высказать свое мнение. Ху Яобан в ходе такого рода обсуждений умел быть лишь одним из равноправных участников совещаний.

Ху Яобан был человеком небольшого роста. Ноу него не было «комплекса Наполеона». В то же время оказавшийся в составе руководства старый идеолог партии Ху Цяому пытался занимать положение некоего «покровителя» Ху Яобана. Вполне вероятно, что Ху Цяому выполнял, прямо или опосредованно, волю или демонстрировал настроения, присущие, возможно, Дэн Сяопину.

Наконец важно еще раз отметить, что политический механизм, сформировавшийся к первой половине 1980-х гг. в КПК, представлял собой сложную конструкцию. Наверху располагались «два старца», Чэнь Юнь и Дэн Сяопин. Они, подобно императрице Цыси, руководили «из-за бамбукового занавеса». На практике это означало, что они, с одной стороны, считая себя выше всех остальных членов руководства партии, не присутствовали на заседаниях руководящего органа партии, постоянного комитета политбюро ЦК КПК. В случае необходимости они вмешивались вход событий, не принимая участия в равноправном по характеру обсуждении вопросов на заседаниях руководства.

В то же время снова возникал известный феномен политической жизни в КПК-КИР. Руководство практическими делами доверили или «свалили» на Ху Яобана. На его долю досталось разгребание горы трудностей, которые оставила эпоха Мао Цзэдуна. Чэнь Юнь и Дэн Сяопин, каждый по-своему, оставались от этого в стороне и лишь по мере необходимости вмешивались в этот процесс. Над Ху Яобаном и другими членами руководства партии постоянно висел дамоклов меч в виде «незримых» «двух старцев», ибо их решение могло перечеркнуть и политическую деятельность, и судьбы официальных членов руководства партией.

Наконец особенностью политического театра того времени была ситуация, напоминавшая описанное в «Театральном романе» М. Булгакова. Существовал механизм руководства партией, во главе которого были «два старца», которые никогда не общались между собой, что затрудняло практическую работу и создавало обстановку неустойчивости. При этом каждый из «старцев» имел в руководстве партии свою креатуру.

Ху Яобан не был креатурой ни Чэнь Юня, ни Дэн Сяопина. Он был вынужденно приемлем на некоторое время и для Чэнь Юня, и для Дэн Сяопина. С ним пришлось мириться, потому что он отражал настроения большинства членов партии и большинства населения страны, когда речь шла об отношении к последствиям правления Мао Цзэдуна и в первый период после окончания эпохи Мао Цзэдуна.

Можно посмотреть на то, что происходило, и с другой стороны, приняв во внимание, что сами Чэнь Юнь и Дэн Сяопин были настолько связаны с эпохой Мао Цзэдуна, что не могли лично выйти на авансцену, ибо, вполне вероятно, быстро допустили бы ошибки в практической работе, вызвав возмущение большинства в партии и в стране своими шагами и проявлением своего «политического нутра». — Ю.Г.]

Мне запомнились два случая применительно к тому, как решались кадровые вопросы. Однажды, когда обсуждались соответствующие вопросы, выступал Ху Цяому. Резким тоном и с суровым видом он грозно вещал: Чжоу Ян, Ся Янь, Ба Цзинь — это троица главарей того, что именуется либерализацией. (Мне доводилось слышать, что Ван Чжэнь, выступая в партийной школе ЦК партии, поносил «этого, как его там, и фамилия у него какая-то чудная, какой-то Ба...».) Тогда никто не возразил, и это предложение как будто бы прошло. Однако Ху Яобан смог защитить Ба Цзиня; правда, ему не удалось защитить Чжоу Яна.

[В начале 1980-х гг. параллельно и одновременно развивались два процесса.

С одной стороны, реабилитация пострадавших во время «культурной революции», возвращение людям, погибшим и выжившим, их доброго имени или их репутации.

С другой стороны, под флагам защиты чистоты коммунистических идей, идеологии социализма, идей Мао Цзэдуна предпринимались попытки заткнуть рот тем деятелям культуры, литературы и искусства, которые только что были реабилитированы и начали активно осуждать идеологию КПК, идеологию времен Мао Цзэдуна, в результате применения которой на практике они и были репрессированы. Главное, с точки зрения этих деятелей культуры, было в том, чтобы осознать бесчеловечность идей Мао Цзэдуна и не допустить их существования в какой бы то ни было форме в Китае.

Внутри высшего руководства КПК в то время сразу же начала активно действовать группа ревнителей «чистоты» коммунистической идеологии, идей Мао Цзэдуна. Самыми заметными фигурами среди них были Дэн Лицюнь и Ху Цяому, а также близкий к Дэн Сяопину генерал Ван Чжэнь. Очевидно, что они ощущали сочувствие к своим взглядам со стороны других членов руководства партии, но прежде всего, возможно, Дэн Сяопина.

Их выступление против обновления велось под лозунгом борьбы против того, что они именовали либерализацией или буржуазной либерализацией или буржуазным загрязнением.

Мишенями своих атак они выбрали Чжоу Яна, Ся Яня, Ба Цзиня. Чжоу Ян до «культурной революции» был заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПК. Ся Янь был фактическим руководителем китайской кинематографии. Ба Цзинь — один из самых известных китайских писателей двадцатого столетия.

Именно Ба Цзинь наиболее активно выступал за то, чтобы до конца осудить «культурную революцию» и разоблачить ее организаторов и активных проводников. В апреле 1986 г. председатель союза китайских писателей Ба Цзинь в беседе с друзьями сказал: «Я призываю создать музей «культурной революции». Она принесла нашей стране и народу неисчислимые бедствия. Боюсь, что ее воздействие не исчезнет на протяжении жизни нескольких поколений людей. Поэтому необходимо всеми силами ниспровергать «культурную революцию». Это не пустые слова. Необходимо как следует обобщить этот горький исторический урок. Я призываю создать музей «культурной революции» для того, чтобы все, включая нас самих и последующие поколения наших потомков, не забывали этот кровавый урок». Высказывание Ба Цзиня было опубликовано 29 апреля 1986 г. в газете «Янчэн ваньбао».

Характерна также та ненависть к Ба Цзиню и, думается, вообще к свободным и культурным людям, которая сквозила в высказывании близкого к Дэн Сяопину генерала Ван Чжэня, пытавшегося издеваться даже над псевдонимом писателя. Вряд ли Ван Чжэнь знал, что этот псевдоним составлен из фамилий двух людей, которые по духу были близки Ба Цзиню. Речь шла о Бакунине и Кропоткине. Из первого слога в китайской транскрипции фамилии первого из них и последнего слога в фамилии второго и составлен псевдоним «Ба Цзинь». В годы «культурной революции» Ба Цзинь далеко не случайно тайком переводил на китайский язык «Былое и думы» А.И. Герцена, подчеркивая в беседах с друзьями, что в этой книге можно найти многое такое, что помогает увидеть в подлинном свете и поведение Мао Цзэдуна, и его образ мыслей. Ван Чжэнь, вероятно отражая общие с Дэн Сяопином настроения, еще больше ненавидел Ба Цзиня за то, что этот талантливый и влиятельный китайский писатель питал дружественные чувства к нашей стране, особенно к нашей культуре. — Ю.Г.]