Госсмех. Сталинизм и комическое

* * *

Мы начали эту главу с обсуждения путаницы и недоразумений как определяющей черты водевиля. Возможно, одна из причин, по которой эти фильмы и пьесы были эффективным инструментом для пропаганды ценностей нового общества, заключалась именно в том, что они тематизировали жизнь с неразрешимыми противоречиями, которые сопровождали новую повседневность. Вся эта неясность, неуверенность, неопределенность переживалась на фоне главного вопроса, сформулированного одним из молодых героев: «Хорошей жизни»: «Да, <…> создается новый мир. Но где новый человек? Когда он придет?.. Или это мечта, миф?..»

К этому можно добавить: и как мы узнаем этих новых людей, когда они появятся на сцене или на экране? Как мы узнаем, что является их определяющими чертами? Как это узнают аудитория, драматурги, актеры? По словам Дженнифер Терни, водевиль — это

драматизация нового вида страха, связанного с исполнением роли, страха, который охватывает человека, который должен играть новую роль в незнакомых для него условиях, быть новым героем в неожиданной для себя организации социального пространства[1147].

Водевиль учил, как пережить эти странные времена, когда незнакомые, постоянно меняющиеся правила организации социального пространства стали новой нормой, когда трансформации, перераспределение ролей, притворство и переделывание собственной биографии стали обычным явлением.