Госсмех. Сталинизм и комическое

Все мало-мальски важные события происходят под оком вездесущего наблюдателя. Наблюдатель этот не привлекает к себе внимания, формально роль его незначительна, он исполнитель скорее чужой воли, нежели своей. Но именно такие наблюдатели обладают правом следить за всеми действиями героев; возможно даже, что они имеют право следить за самим течением их жизни. Это может быть немолодая дежурная, не позволяющая никому ни войти, ни выйти из помещения без того, чтобы они оставили у нее свой паспорт («В сиреневом саду»); или «дежурная по тринадцатому этажу», которая имеет право решать, кто будет поселен в какой номер гостиницы, в результате чего происходит путаница и неразбериха («Вас вызывает Таймыр»); или некая «тетя Даша», занимающая промежуточное положение между управдомом многоквартирного дома, вахтером и начальником отдела кадров и к чьим обязанностям относится контроль над всеми формами общения между жильцами на подконтрольной ей территории — даже офицеры, желающие увидеть красавицу «тетю Варю», не могут проникнуть в дом, не предъявив документы и не объяснив причину визита («В шесть часов вечера после войны»). Эти пограничные фигуры схожи с шутами у Шекспира или же с помощниками судопроизводства, которые часто встречаются в текстах Кафки. Эти персонажи знают что-то, что скрыто от других; они охраняют что-то, что другие хотят, но правила, которым они подчиняются, неведомы никому другому, и поэтому в комических эпизодах с их участием всегда есть зловещий элемент. Это простые люди, символизирующие собой демократический принцип нового общества, — но при этом они воплощают и случайные, непредсказуемые проявления слепой и бездушной силы, которая держит новых людей в заложниках. Их присутствие в этих текстах — напоминание о ключевом парадоксе советской реальности: празднование свободы, мобильности, динамичности при фактическом постоянном контроле и определении каждого человека через внешние маркеры стабильности (происхождение, адрес, занятие, принадлежность).

Подозрительность властей в отношении «слишком мобильных людей» была характерна не только для советского режима. Один из исследователей современной Европы указывает на похожие настроение во Франции начала ХХ века, где «идентификация с определенным местом играла важнейшую роль в жизни людей, ибо таким образом гарантировалось, что человека знали, что у него было место в обществе»[1128]. То же самое можно сказать и о других странах и культурах. Однако с достаточной долей уверенности можно утверждать, что именно в советском контексте повседневность несла на себе отпечаток неослабевающего противоречия между реальностью постоянного контроля — с одной стороны, и идеологически продуктивной фантазией свободы передвижения и постоянного экспериментирования с разными формами самореализации — с другой. Именно это противоречие тематизировали в игровой форме советские водевили.