Госсмех. Сталинизм и комическое

Нагромождение референций требуется автору для того, чтобы показать глупость американского госсекретаря. Ачесон обвиняет гоминдановцев во взяточничестве, разложении, борьбе за власть, уверенности в том, что американцы обеспечат им власть внутри страны. В этом Заславский видит не только бессилие США, но и указание на то, что они сами ничем не отличаются от своего союзника в Китае:

Ачесон беспощадно сечет Чан Кай-ши: бездарность! промахи! капитуляции! Но каждый удар он наносит и самому себе. Бездарнейшая политика США в Китае! Промах за промахом! Глупость за глупостью! Чем же Чан Кай-ши хуже своего американского единомышленника?

Рис. 15. Борис Ефимов. Иллюстрация к фельетону Д. Заславского «Как господин Ачесон сам себя высек» в кн. Д. Заславского «Пещерная Америка» (М., 1951)

Ачесон видит причины поражения Гоминдана и американской политики в Китае в стремлении СССР распространить свой контроль на Дальнем Востоке, что Заславский называет ложью, утверждая, что «американские политики ничему не научились, и обыкновенный заяц, подвергшийся сечению, извлек бы более полезный урок из подобного позорного провала». Таким образом, мы имеем дело с олицетворением наоборот: Ачесон похож на высеченного зайца так же, как заяц на самого-себя-высеченного Ачесона. Это объясняет, почему в заглавие вынесена гоголевская унтер-офицерская вдова: это модель бесконечной циркуляции наказания за собственную глупость, которую наказуемый повторяет опять и опять. Борис Ефимов наилучшим образом изобразил это в иллюстрации к фельетону (рис. 15).

Смешение сравнений считается дурным тоном, пока оно не становится дискурсивной стратегией. Столкновение сравнений может быть результатом одновременно нагромождения объектов осмеяния и поиска удачного перифраза. Последний сатирически снижает осмеиваемый объект. Таковым в фельетоне «Полуевропейский дом свиданий в Страсбурге» является образовавшийся после войны Европейский совет. Космополитическая идея всемирного правительства, претензии на «единую Европу» в условиях, когда половина Европы теперь советская, отставные европейские политики (Спаак, Черчилль) и многое другое вызывает целый каскад насмешек. Все начинается с самого простого — местной кухни:

Страсбург, некогда славившийся своими паштетами, ныне хочет прославиться «Европейским советом». Но страсбургскому совету никогда не догнать страсбургского паштета. На сие изделие шли гусиные печенки высшего качества. На совет в Страсбурге идет министерская и парламентская требуха весьма сомнительного качества.

Глумясь над европейскими «политическими трупами» и городскими сумасшедшими (типа Гарри Дэвиса), Заславский находит, наконец, нужный курьез:

Французское агентство Франс-Пресс сообщило, что похоронное общество Люксембурга требует, чтобы «в будущем статуте Европы фигурировала статья, которая обеспечила бы каждому европейцу право распоряжаться своим трупом». Вот чем, по мнению автора, должны заняться «европейские шуты». Ведь они не только сами «политические трупы», но и «политические гробовщики, жаждущие того, чтобы вся Европа превратилась в большое политическое кладбище. Смерть витает над всем, что предпринимают европейские агенты американского империализма. Смерть в их политических планах, смерть в их философии и культуре. Смерть европейской демократии, смерть национального суверенитета западноевропейских стран — вот прямая цель полуевропейского совета реакции».

Это позволяет продолжить похоронную тему: «Совет в Страсбурге украсит свое здание похоронными эмблемами, а господин Спаак наденет треуголку факельщика и будет выезжать в автокатафалке». Здесь пока недостает главного объекта осмеяния — США. Так появляется образ публичного дома:

Скорее всего, совет в Страсбурге украсит свое здание веселыми и фривольными эмблемами, приличествующими дому свиданий. Ибо вся эта возня с полуевропой имеет своей целью устроить такой дом свиданий, в котором американские хозяева могли бы встречаться без помех с министерскими одалисками маршаллизованных стран, обделывать там свои делишки.

Европарламент превращается в дом свиданий, и, соответственно, его обитатели, оставаясь трупами, начинают выполнять дополнительные функции: здесь

полупочтенные делегаты могут очень серьезно, деловито и вдумчиво обсуждать вопрос о праве политических полутрупов на свои вполне законченные физические трупы, и господин Спаак может руководить этими содержательными прениями в торжественном облачении обер-гробовщика. А в задних уютных комнатках, предназначенных для Комитета министров, господин Гарриман может тешить себя с восемью полуевропейскими министрами сразу, мирить их, угрожать им, ласкать их; и господин Спаак будет обслуживать всю компанию в наряде заслуженной сводни с кокетливым фартучком на своей объемистой груди.

Рис. 16. Борис Ефимов. Иллюстрация к фельетону Д. Заславского «Ачесон ниспровергает… Карла Маркса» в кн. Д. Заславского «Пещерная Америка» (М., 1951)

Так перифраз создает карикатуру.

К числу наиболее эффективных приемов комического относятся смещающие пропорции гипербола и литота. В последней объект осмеяния материализует свой сниженный статус. Так, в очерке «Ачесон ниспровергает… Карла Маркса» американский госсекретарь предстает в виде недоросля-недоучки, который посмел спорить с Марксом, не дав себе труда его прочесть, поскольку читал не первоисточник, а какой-то дайджест:

Как известно, в США изготовляются классики в облегченном издании. Например, весь роман «Анна Каренина» — на 24 страницах. Наверно, есть и такой «Капитал» — на 12 страницах, — американская пилюля как противоядие против марксизма. Проглотил Ачесон такую пилюлю — и готов! Может поражать марксизм наголову!..

Но, как если бы этого снижения было недостаточно, Заславский утверждает, что его персонаж умственно не в состоянии постичь Маркса, даже если бы мог прочесть его полностью, поскольку наделен мозгом одного из щедринских градоначальников:

Достославные мужи, почетные обитатели джунглей Уолл-стрита, и не могут прочитать подлинного Маркса. У Салтыкова-Щедрина в галерее глуповских градоправителей значится статский советник Никодим Осипович Иванов, который был столь малого роста, что не мог вмещать пространных законов. Он и умер от натуги, усиливаясь постичь некий пространный закон.

И если Госсекретарю США «не угрожает гибель от натуги, то единственно по той причине, что „пространные“ законы исторической науки он постигает по облегченным изданиям американского буржуазного стиля». Для того чтобы пропорции были совсем понятны, Ефимов изобразил Ачесона в виде маленького человечка, разбивающего лоб о неприступные, высящиеся крепостью тома Маркса (рис. 16).

Гипербола в качестве комического приема, напротив, используется не столько для увеличения физических пропорций осмеиваемого объекта, сколько для увеличения размеров его ущербности. Так, в фельетоне «Мелочная политика крупной державы», где принцип несопоставимости пропорций заложен в самом названии, речь идет о запрете на продажу в «страны народной демократии» детских сосок. Автор увлеченно обыгрывает отнесение их к товарам военного назначения, несопоставимость сосок с танками, самолетами и торпедными катерами, показывая на этом контрасте, что, «не имея практического, делового значения, запретительная политика правительства США носит характер мелочных уколов, политического кривлянья». Предполагается, что значение сосок гиперболизировано в политических целях, между тем, если понимать под «политическим кривляньем» троллинг (чем оно буквально и является), то образцом его несомненно являются фельетоны самого Заславского.

В одном из них, «Грэхем, победитель крабов», рассказывается о запрете на продажу в США камчатских крабов. Автор рисует серию картин: комфортабельное подземелье Уолл-стрита, где «воротилы» консервных трестов говорят об убытках от «красных крабов»; заседания комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, где несчастную старушку допрашивают о том, почему она непатриотично покупает «красных крабов» вместо американских; наконец, совещание в министерстве финансов США под руководством Джона Грэхема, где придумывается мотив запрета: использование «принудительного труда» в СССР, «брехня», которую еще в 1920-е годы «запустили английские капиталисты», под предлогом «якобы принудительного труда советских лесорубов» запретившие ввоз леса в Великобританию. Благодаря этой «консервированной лжи» и вошел Джон Грэхем в историю как победитель крабов. Для того чтобы картина гротескно смещенных пропорций стала зримой, автор начинает свой фельетон с картины:

Мы не сомневаемся в том, что в ближайшее время перед зданием конгресса в Вашингтоне будет воздвигнут памятник, изображающий заместителя министра финансов США Джона Грэхема в традиционной позе Георгия Победоносца. Он сидит верхом на муле, символизирующем бесплодие, и копьем поражает камчатского краба. Высеченная на памятнике знаменательная дата «25 января 1951 года» свидетельствует о том, что в этот день Америка была спасена от угрожавшей ей опасности нападения консервированных камчатских крабов. Джон Грэхем отказал им в визе, заимствовав опыт доблестной обороны у государственного департамента…

А завершается он идеологической инверсией: в СССР труд свободный, а в Америке — рабский:

Ложь разоблачается фактами. Если бы крабовые консервы в течение 18 лет изготовлялись при помощи принудительного труда, то они не могли бы быть ни лучше по качеству, ни ниже по цене американской крабовой продукции. Все дело именно в том, что свободный, социалистический труд в СССР несравненно более производителен и располагает более совершенной техникой, чем фактически рабский, из-под капиталистической палки труд американских пролетариев.

Таким образом, изменение визуальных пропорций приобретает адекватное гротескно перевернутое с ног на голову обоснование «фактов»: советские консервы потому дешевле, что социалистический труд производительнее капиталистического, а вовсе не потому, что он практически дармовой. Легко увидеть, как комический троп не только снижает объект осмеяния (в своей прямой функции), но и фабрикует ложный идеологический смысл (в дополнительной).

Смысловые смещения — основа алогизма, одного из самых распространенных комических приемов, используемых Заславским в ряде фельетонов, причем подчеркнуто литературно. Так, в фельетоне «Сыщики без головы» он рассказывает о некоем сыщике ФБР Кумбсе, который обнаружил у одного из студентов Стэнфордского университета крамольный «документ Фучика», чем тут же заинтересовалась комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, потребовавшая «изловить» автора, чем продемонстрировала свое невежество. Поиски Фучика завершились предсказуемым фиаско, однако это дало Заславскому материал для сюрреалистической картины современной Америки:

Не подлежит сомнению, что умственная дефективность в одинаковой мере присуща и американским реакционерам, и американским сыщикам. Пред нами картина удивительная: люди, которые берутся за борьбу с коммунизмом, никогда в своей жизни не слышали о Фучике, не знают, что словами Фучика председатель завершил заседания Второго Всемирного конгресса сторонников мира в Варшаве и что Фучику присуждена Почетная премия мира.