Госсмех. Сталинизм и комическое

Конечно, изображение Америки как страны сумасшедших (символом чего стал любимый комический персонаж советской пропаганды — сошедший с ума и выбросившийся из окна глава Пентагона Форрестол) должно было усиливать массовый психоз и иметь мобилизационный эффект (в руках безумцев находятся средства массового уничтожения). Но был здесь и сугубо эстетический аспект. Реализм требует мотивировок. А сумасшедший дом был идеальной мотивировкой для «реалистического гротеска»: сумасшествие предполагает алогизм и самые фантастические представления о мире. Стихотворению «Лунное затмение» Вл. Дыховичный и М. Слободской предпослали два эпиграфа. Первый — традиционный — «Из газет»:

Недавно группа американских дельцов, обещав в скором будущем сконструировать аппарат для полета на Луну, открыла предварительную запись на билеты. В США нашлось 18 тысяч желающих лететь на Луну. Одна из них, учительница штата Массачусетс, писала: «Покинуть эту безумную Землю и уехать, наконец, куда-нибудь, где можно было бы спастись от бомб…». Второе — «Объявление на стене одного из американских университетов»: «Я готов покинуть город, штат, страну и даже планету, для того чтобы попытаться получить где-нибудь постоянную работу».

Стихотворение рассказывает о том, что «Среди других безумий и дурманов, / Психозов раздуваемой войны, / В Америке дельцы и шарлатаны / Уже открыли трассу до Луны», что бизнес процветает и что уже раскуплено 120 тысяч «лунных билетов». Столько нашлось отчаявшихся найти работу студентов или спастись от атомной бомбы, как учительница из Массачусетса, у которой осталась «одна надежда — отсидеться / От атомной бомбежки на Луне».

Авторы не стали скрывать (закавычив имя собирательного героя), что речь идет о сумасшедших: «Мечтает о космическом пространстве / Не открыватель смелый, не юнец — / Романтик и любитель дальних странствий, / А „мистер Смит“, запуганный вконец». Если это тот же «мистер Смит», что вернулся в нормальность сумасшедшего дома, то изображаемый параноический психоз, охвативший Америку, может быть прочитан как вершина абсурда — сумасшедшие в сумасшедшей стране: «От пропаганды грохот в их ушах!.. / Печать о войнах каждый день твердит им. / Приказано всесильным Уолл-стритом / Посеять в них отчаянье и страх». Эта абсурдная картина призвана скрыть мотивировку иррационального желания Уолл-стрита сеять в собственном населении отчаяние и страх.

По мере того, как после постановлений 1946 года обращенное к темам советской современности искусство становилось бесконфликтным, внешнеполитическая сатира расцветала. Запирая дверь в советскую современность с началом холодной войны, режим одновременно открывал окно на Запад, перенаправляя усилия советского искусства на путь антиамериканской пропаганды. Так что, когда к концу сталинской эпохи советский мир окончательно погрузился в нирвану «Кавалера Золотой Звезды» и «Кубанских казаков», мир Запада превратился в настоящий паноптикум, населенный целым сборищем уродов. Адекватной формой передачи этого морока становится гротеск.

Тематический диапазон, круг сюжетов, набор персонажей и репертуар мотивов художественной продукции эпохи холодной войны были настолько ограничены, а ее объем настолько велик, что повторы были неизбежны. Неизбежны настолько, что позволяют сравнить две пьесы, написанные ведущими сталинскими драматургами практически одновременно и на один и тот же сюжет. Обе пьесы остро сатирические. Но одна написана в стиле «негативного реализма», а другая — «реалистического гротеска». Тематическая, сюжетная, типажная, мотивная схожесть пьес позволяет увидеть различия двух модусов в лабораторно чистом виде.

В пьесе Николая Погодина «Миссурийский вальс» (1949) действие происходит после войны в крупнейшем городе штата Миссури — Канзас-сити. В пьесе Анатолия Сурова «Земляк президента» («Бесноватый галантерейщик»; 1950) — в то же время в том же штате. Выбор места был неслучаен: здесь начинал свою политическую карьеру Гарри Трумэн. В 1920-е годы он стал окружным судьей, а в 1930-е — сенатором США от штата Миссури. Его выдвижение и победа на выборах были бы невозможны без поддержки местного партийного босса (руководителя аппарата Демократической партии штата Миссури) и мэра Канзас-сити Тома Пендергаста. Он был одним из многих партийных боссов, которые управляли местными партийными машинами, обладали огромной властью, манипулировали выборами и, сколотив огромные состояния, были настолько коррумпированы, получали настолько огромные прибыли от подпольных бизнесов и были настолько открыто связаны с криминальными кругами, что, по сути, являлись одновременно боссами местной организованной преступности. Связь с Пендергастом долгое время оставалась пятном на репутации Трумэна, дискредитация которого стала одной из насущных задач холодной войны. Делигитимация американского президента определила и центральные события обеих пьес, связанные с подготовкой к выборам. В их центре — закулисные события и люди, которые «делают» политических лидеров США.

Пьесы были заказными. Погодин жаловался на сжатые сроки (полтора месяца), в условиях которых ему пришлось писать свою пьесу[477]. Погодин писал, как он полагал, одновременно сатирическую и реалистическую пьесу о том, что такое американская демократия. Главными ее героями являются бандиты: Томас Браун — «ирландец с холодными бегающими глазами, красным лицом, животом, похож на борца. Миллионер, могущественный гангстер и один из виднейших лидеров демократической партии Америки. Типичный „политический босс“»; Джони Дженнари — «франт с вкрадчивым голосом и любезными манерами. Матовое лицо изнеженного итальянца с черными усиками. Богач и бывший каторжник. Главный адъютант Брауна и один из видных деятелей демократической партии»; Чарльз Гарготта — «развлекающийся на отдыхе чикагский бандит с манерами мясника». Здесь также действуют газетчики (один из которых квалифицируется как «молодой проституированный циник»), телохранители Брауна (один из которых представлен как «монументальный убийца со скучающим лицом»), некие девицы, окружающие эту «веселую компанию». А действие происходит в отеле «Космополитен», который чикагские бандиты считают «наиболее благоустроенным притоном Америки».

Цинизм героев оказывается не только их характерной чертой, но и важным характерологическим приемом, избавляющим автора от необходимости что-либо объяснять зрителю. Так, Джони Дженнари называет себя «королем шулеров и бандитов». Но на вопрос газетчика Керри о том, как возможно, что «вы, Дженнари, друг Брауна. Мистер Браун руководит организацией Демократической партии в штате Миссури, вы же сами назвали себя королем шулеров и бандитов», Дженнари отвечает: «Это, Керри, в конечном счете, одно и то же». Подобный сарказм мог бы либо служить подписью к карикатурам Бориса Ефимова, либо иллюстрироваться ими.

«Негативный реализм» производит карикатуру, поскольку основан на утрировании, которому в пьесе подвергается все настолько, что политические характеристики отделяются от их носителей. Так, делая Дженнари космополитом, автор использует эту характеристику не столько для дополнительной обрисовки персонажа, сколько для того, чтобы объяснить, кто такой космополит (пьеса вышла в разгар антикосмополитической кампании 1949 года).

Всякая политическая характеристика в пьесе подчеркнуто избыточна. Если герой космополит, то он исколесил весь мир. Если он бандит, то он оказывается инфернальным злодеем. Так, Гарготта признается: «Я убил шерифа при попытке арестовать меня, я убил двух братьев Мурчисонов потому, что влюбился в жену одного из них, я убил представителя сухого закона на канадской границе, я убил богатую старуху в ее „роллс-ройсе“, потому что она не выполнила наших требований…»

Можно заключить, что «негативный реализм» отличается от «критического реализма» отсутствием мотивировок и основан исключительно на суггестивных эффектах. Причем в обратной пропорции: если сила традиционного реализма — в нюансировке мотивировок, то действенность «негативного реализма» — в огрублении как приемов, так и эффектов, вплоть до ухода в чистую риторику. Так, для усиления и без того утрированных характеристик главных героев-бандитов автор вводит положительных героев-резонеров (деятель прогрессивной партии, руководитель профсоюза), которые делают для зрителя нужные обобщения и одержимы «одной идеей: разоблачить, раскрыть и разгромить дьявольскую политическую машину Брауна. В день выборов на улицы Канзаса выйдет пять тысяч головорезов, и они тебе покажут, как велики пределы американской конституции». Мотивировки заменяются разоблачениями. Это, как правило, подробные описания работы «машины Брауна». Так, зритель узнает, как именно «миллионер, аристократ и беглый каторжник Джони Дженнари» «загребает миллионы» для Брауна:

Все синдикаты шулеров и мошенников, с их игорными домами, ему аккуратно выплачивают часть своих прибылей. К нему съезжаются крупнейшие гангстеры Америки разрабатывать свои аферы и преступления. За ним остается доля. Его сборщики аккуратно обходят все бандитские притоны, и ни один грабеж не остается неучтенным. Это же фонды организации демократической партии, во главе которой стоит Томас Браун. Республиканцы истекают желчью от зависти, скрежещут зубами и ничего не могут поделать.

Мало того, что «вот уже двенадцать лет Браун один, и только он управляет городом и штатом Миссури и является одним из столпов Демократической партии Америки», хорошо информированный газетчик Керри сообщает зрителю, что Браун «является главным образом негласным владельцем или совладельцем девяти концернов и промышленных предприятий».

Эти разоблачительные тирады сменяются (само)разоблачительными пассажами самих героев. Когда Дженнари разоблачают, тот обращается за помощью к Брауну:

Чиновники подняли шум. Они с цифрами в руках доказывают, что я годами злостно скрываю огромные доходы. Это святая правда. А посудите сами, Томас, могу ли я показывать в числе доходов мою долю в аферах и грабежах? Мне не жаль, я могу платить налог и за такие доходы, но это уже чудовищно даже для Америки.

Абсурд ситуации должен подчеркивать абсурд самой американской политической системы, чем работать на основную цель этих пьес, состоящую в делигитимации американской избирательной системы, и в частности президента Трумэна, и достигаемую через описания чудовищных махинаций, при помощи которых обеспечивается в США победа на выборах. Огромная власть Брауна строится на том, что

это спрут, чудовищный спрут… город разбит на участки, где беспрестанно работают так называемые участковые капитаны. Это и есть щупальца политической машины. Их задача — неусыпно следить за жизнью своего участка и обеспечивать голоса на выборах. Только голоса! Любыми средствами — голоса! И если все-таки голосов не хватает, тогда привлекаются жители потустороннего мира. В любом количестве. Десять тысяч! Пятьдесят! Сто! — все равно. Мы совершаем на выборах чудовищные подлоги. Машина не может добиться успеха, если она не будет располагать такими кадрами, которые либо сидели за решеткой, либо готовятся сесть за нее. И это не все… почти все избирательные комиссии состоят на службе у машины. И усвойте, наконец, что губернатор штата и управитель города, вся полиция и священнослужители, и весь муниципалитет, и пресса, и я перед вами — все мы люди одной политической машины демократов. И нами управляет один человек, не занимающий никакой официальной должности, частное лицо — босс. Это больше, чем власть, больше, чем закон, больше, чем конституция.