Пропавший брат

* * *

Длинный состав стоял у перрона. Шишечка давала последние наставления в дорогу. На щеках ее пылал румянец. Падал легкий крупный снег, и круглая пыжиковая шапочка учительницы превращалась в одуванчик.

Эльза не смогла проводить Борю, но факир прибежал к отходу поезда.

— Если не ошибаюсь, товарищ Тунемо-Ниго? — приложил Пирожников руку к воображаемому козырьку. — Очень много слышал про вас от этих хлопцев, но, кроме того, имел удовольствие лично видеть ваши замечательные фокусы. Кстати, до сих пор не могу понять тайну волшебного сундука.

— Волшебный сундук — это пустяки! — пренебрежительно ответил Тунемо.

— Но я его сам связывал! — воскликнул Борис Петрович. — Я сам его запирал ключом.

— Вы запирали пустой сундук, — усмехнулся факир.

Боря нетерпеливо смотрел на большие вокзальные часы. До отхода поезда оставались последние минуты.

Из теплушки воинского поезда на соседних рельсах вдруг раздалась знакомая песня:

Спит туман в ущельях синих,
День и ночь не спит дозор.
Партизаны с гор орлиных
Вышли нынче на простор.

Борис Петрович просветлел. Петрик и Володя переглянулись.

Не дремли, товарищ! К бою
Будь готов и день и, ночь.
Слышишь — близко волки воют,
Сон гони, товарищ, прочь!

Молодой звонкий голос выводил:

Месяц светит над горами,
Тени ходят у реки.
За прибрежными холмами
Рыщут белые стрелки.

Пирожников не удержался и стал подпевать красноармейцам, среди которых, несомненно, были партизаны избышевского отряда.

Поднимайтесь грозной тучей,
Поднебесные орлы!
Клекот ваш над темной кручей
Слышит враг в завесах мглы.

Станционный колокол ударил три раза. Петрик и Володя поднялись в теплушку.

— Мирон Мироныч! — вдруг заорал Петрик, заметив коротконогого человека, мчавшегося по перрону с портфелем в одной руке и с белым полотняным зонтиком под мышкой.

Феокритов услышал и остановился.

— Сердце, — сказал он, опуская веки, и приложил руку к груди.

Тут все посмотрели на Мирона Мироныча, на его портфель, в котором, казалось, было спрятано ведро, на великолепные краги и рыжеватые усы, слегка опушенные снегом. Всем стало жаль этого человека с зонтиком, примчавшегося в последнюю минуту к поезду

Феокритов узнал Петрика и Володю.

— Я еду в Москву! — торжественно объявил Мирон Мироныч. — Меня вызывает сам товарищ Луначарский. Анатолий Васильевич узнал про калашницу Лизу и прислал телеграмму!

Никто, за исключением Петрика, не понял, про какую Лизу говорил Мирон Мироныч. Но выяснять не было времени. Раздался третий звонок, и тонкой трелью проверещал свисток кондуктора. Мирон Мироныч забрался в теплушку.

Поезд тронулся.

Провожающие на перроне дружно замахали платками. Феокритов отвечал зонтиком.

Грохочущий поезд уплывал в снежный туман.

Провожающие видели, как исчез зонтик, но никто не знал, что это был тот самый зонтик, который спасал Федора Михайловича Достоевского от знойных солнечных лучей в пыльном Семипалатинске.