Пропавший брат

Петрик в Риддере

Рано утром, еще до восхода солнца, Карп Семенович разбудил Петрика и отправил его в путь.

От Усть-Каменогорска до Риддера в годы войны пленные австрийцы проложили узкоколейную железную дорогу. Построили они ее очень быстро и очень плохо. Владелец рудника англичанин Лесли Уркварт должен был снабжать русскую армию риддерским свинцом. За это он получал огромные деньги. Ему нужно было побольше вывезти смертоносного металла, а по какой дороге — хорошей или плохой — безразлично.

За три года узкоколейка пришла почти в полную негодность. Маленькие паровозики с трудом тащили небольшие вагончики с грузом или пассажирами. Поезда долго стояли на разъездах, а вагоны частенько сходили с рельсов. Тогда пассажиры дружными усилиями поднимали их.

Петрик ехал в открытом вагончике и любовался живописной алтайской природой. Поезд шел долиной реки Ульбы. Она шумела на валунах с левой стороны, а с правой — гранитной стеной возвышались горы. Они находились так близко от поезда, что, кажется, можно было дотянуться до них рукой.

До Риддера всего девяносто верст, а поезд это расстояние шел десять часов. На рудник Петрик добрался значительно позже, чем рассчитывал Карп Семеныч. Не сразу он разыскал дом рудокопа Грошева на Кандальной улице, а когда нашел, не смог попасть во двор. Громадный лохматый пес яростно метался за воротами. Петрик постучал в одно окошко, потом в другое, никто не ответил.

Не желая привлекать внимания соседей, мальчик решил пройтись по рудничному поселку. Он пошел по грязным улицам, где стояли шахтерские невзрачные лачужки, и через лужайку вышел к четырем нарядным двухэтажным особнякам, обнесенным затейливой невысокой оградой. Здесь было очень чисто, короткая уличка вымощена булыжником, дорожки в садиках посыпаны желтым ярким песком. Возле домов росли высокие кусты сирени и пламенели яркие шапки георгинов. Из открытого окна доносились звуки музыки. Кто-то играл на рояле.

Петрик заслушался и не заметил, как мимо него проехал рессорный экипаж на дутых шинах. Крупнотелый толстяк в светлом шерстяном костюме, белой фуражке и коричневых блестящих крагах легко спрыгнул на землю и неторопливой походкой направился к дому. Неожиданно увидев Петрика, он остановился и молча поманил его стэком.

Мальчик в нерешительности не знал, что делать. Толстяк продолжал настойчиво звать его к себе. И тогда Петрик решил подойти.

— Ты кто? — спросил толстяк. — И почему ты здесь?

— А что, тут нельзя стоять? Я же на улице.

Он смотрел с недоумением на гладко выбритое лицо толстяка.

— Да, тебе нельзя. Сколько раз я говорил, чтобы сюда не ходили? Твоя улица идет там. Тут ходить нельзя! Уходи прочь! Быстро, быстро! Слышишь, что я говорю?!

Толстяк вдруг покраснел. Его квадратное лицо и толстая шея налились кровью. Он гневно затопал и поднял стэк.

«Сейчас он меня звезданет!» — сообразил Петрик и пустился наутек. Он перебежал лужайку и только тогда повернулся, чтобы посмотреть, не гонится ли за ним сердитый толстяк. Но его уже не было, и только пустой экипаж по-прежнему стоял возле нарядного двухэтажного особняка.

Петрик снова пришел на Кандальную улицу к дому рудокопа Грошева. На этот раз ему улыбнулось счастье. Из ворот вышла повязанная темным платком старуха с помойным ведром и понесла его на середину улицы. На обратном пути Петрик ее остановил.

— Бабушка, — сказал он, — мне надо слесаря Демьяныча.

— Демьяныча? Зачем он тебе?

— Бабушка, мне очень нужно к нему.

Старуха пошла к воротам, а Петрик устремился за ней. Увидев чужого во дворе, опять забушевал огромный пес, загремев железной цепью.

— Цыц, Полкан! На место! — прикрикнула бабка и замахнулась пустым ведром.

Пес утихомирился и, продолжая ворчать, залез в свою конуру.

— Иди вон туда, в баню. Там он живет! — показала старуха в глубь двора.

Петрик дошел до маленькой баньки и постучал в дверь.

— Войдите! — раздался голос.

За низким столиком сидел лохматый мужчина в очках, с напильником в руке.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Петрик.

— Здравствуй! — приветствовал его слесарь.

Петрик подметил: верхних зубов у него не было. Очень хорошо, значит, попал по верному адресу. И, отчеканивая каждое слово, он сказал:

— Усть-каменогорский мыловар требует уплатить долг.

Слесарь от неожиданности выронил напильник. Не сводя глаз с Петрика, он спросил:

— Сколько?

— Сорок два рубля.

Петрик помолчал немного и сказал:

— Меня послали к товарищу Захару.

— Ну, раз прислали, так отведу.

И, нахлобучив на нечесаную голову картуз, он повел Петрика по грязным улицам на окраину рудничного поселка. Они шли молча всю дорогу, и только подойдя к закрытой калитке, слесарь сказал:

— Обожди маленько. Я сейчас.

Он действительно скоро вышел и ввел Петрика в чисто прибранную избу. Здесь возле русской печки возилась женщина, а мужчина с болезненным худощавым лицом сидел за столом и, должно быть, писал письмо. Перед ним стояла чернильница и лежал лист бумаги.

Павел Петрович верно обрисовал приметы товарища Захара. Лоб у него был чистый, высокий, нос большой, немного крючковатый, волосы светлые и даже слегка рыжеватые, а шея, действительно, журавлиная — длинная и тонкая.

— Вот из города... К вам посланец! — представил слесарь.

— Чудесно! Как вас звать, молодой человек?

— Петрик.

— Хорошее имя. Очень рад познакомиться.

И тут Петрик обратил внимание на кадык, о котором упоминал Батенин. Его трудно было не заметить: при разговоре он все время шевелился и словно норовил выпрыгнуть из воротника косоворотки. И Петрик, очень довольный, что попал именно к нужному человеку, уверенно сказал:

— Вы товарищ Захар?

— Совершенно верно, я товарищ Захар.

Слесарь переступил с ноги на ногу, поправил очки и сказал нерешительно:

— Так я пойду?

— Идите, идите, товарищ! Большое вам спасибо.

Слесарь закрыл за собой дверь. Захар спросил:

— Ну что, дорогой, скажешь? Не стесняйся, говори, это товарищ Дуня. Свой человек, у меня от нее нет тайн.

Тут женщина повернулась, и Петрик увидел миловидное лицо с большими серыми глазами.

— Старик вам велел немедленно ехать в Усть-Каменогорск, — сказал он хорошо заученную фразу. — А Дуне оставаться здесь.

— Вот это мне нравится! — воскликнула женщина таким тоном, что Петрик понял: ей совсем не понравился приказ Павла Петровича. — Я поеду с тобой.

— Дуня! — укоризненно произнес Захар.

— Мы поедем вместе!

— Дуня! — с еще большим укором сказал Захар. — Ты не имеешь права оставить здесь работу.

Дуня сердито загремела кастрюлей и занялась снова печкой, а Захар повернулся к Петрику.

— Когда же ты едешь назад?

— С первым поездом.

— Он отправится завтра утром. Тебе придется переночевать у меня. А поедем мы вместе. Чувствуй себя, как дома. Только на улицу выходить не надо. Там тебя могут сглазить. А чтобы не скучно было, почитай.

Он взял со стола книгу и полистал страницы.

— Пожалуй, это еще рановато. Подождем, когда у тебя усы вырастут... Хотя, если ты помогаешь делу революции, можно считать тебя за взрослого. Как скажешь? Можно?

— Можно! — с удовольствием разрешил Петрик.

— Поди, куришь уже?

— Нет.

— Что так?

— Пробовал. Тошнит.

— Вот это замечательно! И никогда не кури, смотри. Табак — страшнейший яд! Страшнейший! — повторил Захар и закурил папиросу.

— А вы сами?

— А мы сами с усами! — весело ответил Захар, ловко пуская затейливые колечки дыма.

Петрик взял книжку, начал читать, но на второй странице почувствовал, что его неудержимо клонит ко сну. Он заклевал носом.

— Спит! — тихо сказала женщина. — Должно быть, сильно устал.

Но Петрик еще не спал, он боролся со сном. Ему казалось, что он лежит в лодочке, а лодочку слегка покачивает на волнах. И в полусне он слышал, как Дуня разговаривала с Захаром. Голос ее звучал, как весенний ручеек.

— Захар! Я не могу отпустить тебя одного. У меня плохое предчувствие. Если бы ты знал, какой тяжелый камень давит мне сердце.

— Я не узнаю тебя, Дуня!

— Захар! Умоляю... Как приедешь, скажи Старику, чтобы вызвал меня немедленно.

— Хорошо, хорошо... Только не надо напрасно нервничать.

Тихо покачивается лодочка и баюкает Петрика. Он уже ничего не слышит. Весенний ручеек перестал журчать. Уронив голову на плечо, Петрик спит. Проходит час, другой, он открывает глаза и не может понять: он лежит на полу, на мягкой кошме, под головой у него большая подушка в ситцевой цветной наволочке. В избе полумрак.

— Петрик, пора ужинать! — ласково сказала Дуня.

А на столе уже стояли три тарелки, и товарищ Захар мыл руки под старинным медным умывальником.

Мальчик тоже умылся холодной водой. Усталость как рукой сняло. Он с аппетитом ел борщ и не отказался от второй тарелки. За ужином Петрик рассказал про бритого толстяка в коричневых крагах.

— Это управляющий рудниками Карл Лессиг. Скотина первой гильдии! — сказал Захар. — Когда мы выкурим отсюда колчаковцев, его обязательно поставим к стенке. Кровопийца. Сейчас ему немного подрезали крылья, а до революции он здесь летал коршуном.

И Захар стал рассказывать Петрику про англичан. Они сейчас владеют Риддерским рудником, им принадлежат несметные сокровища, скрытые в горах. Сколько здесь золота, серебра, свинца, цинка, олова! Ленин отобрал все эти богатства в пользу народа, а Колчак снова отдал их английскому миллионеру Лесли Уркварту... Конечно, не даром. Англичане содержат анненковскую армию, дают оружие и снаряжение...

Захар говорил, а Петрик слушал и следил, как шевелился у него огромный кадык. Ему казалось, что в горле у товарища Захара спрятано куриное яйцо.

Дуня убрала со стола и прервала рассказ мужа:

— Уже поздно, ложитесь спать, а то к поезду опоздаете. Завтра вставать чуть свет.